Кибрит (обрадовано). Попробуй, поговори с Токаревым!..
Сцена десятая
Кабинет Токарева.Два письменных стола. Кроме того, сейф и длинный, типа лабораторного, стол у стены, заваленный бухгалтерскими гроссбухами. Томин и Токарев.
Томин (сердито меряя шагами кабинет). Не настолько же он упрям, чтобы не прислушаться к разумному совету. Надо было убедить!
Токарев (тоже сердито). Давай вот что — давай не будем кипятиться. Я действительно был против. Но никто не ожидал, что она скроется. А Пал Палыч мотивировал освобождение здоровьем.
Томин (вздохнув). Воровать здоровья хватает, а как сидеть, так сразу все больные — вот ведь история! У кого печенка, у кого селезенка, а главное, у всех зрение слабое — не могут видеть небо в клеточку!
Токарев. Ладно, сейчас не в том дело. Понимаешь, если разобраться со счетной линейкой, — бежать ей ни к чему.
Томин (озадаченно). Да?.. А никто из коллег не был, случаем, заинтересован, чтобы ее... того? А что ты удивляешься? Вспомни дело «Черного маклера». Готовы были на что угодно!
Токарев. Нет, Саша, здесь такой вариант отпадает, поверь.
Томин. Ладно, верю... Что-нибудь предпринято для розыска?
Токарев (укоризненно). Прошло четыре часа, как мы узнали. Больно ты скор чужими-то руками!
Томин (осторожно). Могу предложить свои.
Токарев. Серьезно?
Томин. Если не сочтешь за обиду, что лезу в твое дело...
Токарев (улыбаясь своей редкой, скупой улыбкой). Не сочту. Тем более что у меня еще горы документов, работы выше головы... (Кивает на гроссбухи).
Томин (оживляясь). Я же чувствую — надо помочь!.. Чем быстрее мы водворим ее на место, тем меньше будет шуму и меньше неприятностей Пал Палычу. Верно?
Токарев. Ладно, Саша, я не ревнив и уважаю преданность дружбе... С начальством утрясем.
Томин. Отлично! Что ты мне можешь дать для начала?
Токарев. Есть список ее родственников и близких знакомых. Фотографии. А прежде всего посмотри вот это. (Находит три скрепленных вместе отпечатанных на машинке листка.) Я тут составил справку на нее.
Томин просматривает справку. Раздумывает.
Томин (сам с собой). Сегодня пятница, завтра суббота... (Между прочим.) Про званый ужин помнишь?
Токарев. Помню-помню...
Томин (бормочет). Скорей всего, ей сейчас вспоминается непорочная юность... И наверняка тянет поглядеть на детей... Послезавтра воскресенье... Так. Прежде всего, мне понадобятся координаты какой-нибудь закадычной приятельницы ее матери, если таковая имеется... Затем список ее институтской группы... маршрут, каким дочка ходит в школу... (Делает пометки в записной книжке.) Что рассказывает муж?
Токарев. Еще не знаю. Он сейчас у Знаменского.
Сцена одиннадцатая
Кабинет Знаменского. Знаменский и Маслов.
Знаменский. Не пойму, кого же вам больше жалко — ее или себя?
Маслов. То есть... я, конечно, переживаю за Ирину... Но она все-таки знала, на что шла. Она все-таки расплачивается за то, что натворила! А я-то за что расплачиваюсь?!
Знаменский (холодно принимая этот страстный протест против несправедливой судьбы). Скажите, вот жены нет дома третий день. Что вы предприняли?
Маслов. Обзвонил, кого мог. Обращался в бюро несчастных случаев. Теща обегала всех знакомых.
Знаменский. Почему не сообщили мне?
Маслов. Видите ли... все думал — вот вернется...
Знаменский разговаривает с Масловым бесстрастно, почти без интонаций. Маслов же, как всегда, напрашивается на сочувствие. Вид у него издерганный.
Знаменский. Вы любите толковать о гражданском долге, а тут... Вы понимаете, что она нарушила условие, с которым была освобождена из-под стражи? А была освобождена в какой-то мере и под вашу ответственность.
Маслов. Да... я понимаю... в какой-то мере... Боже мой, мало ей было всего прежнего, теперь еще пропала! Вы не представляете, сколько надо нервов!
Знаменский. Вы говорили о записке.
Маслов. Да... вот. (Дрожащими руками вынимает и отдает Знаменскому записку.)
Знаменский (читает без всякого выражения). «Коля, прощай, не поминай лихом, береги детей».
Пауза.Маслов страдальчески смотрит на Знаменского, не понимая, почему тот равнодушен к его горю.
Знаменский. Накануне она не намекала, что собирается уйти?
Маслов. Нет, уверяю вас!
Знаменский. Ничего не просила мне передать?
Маслов. Нет, я бы, разумеется, сказал.
Знаменский. Но такой поступок должен иметь очень серьезную причину. Женщина рвется домой, мечтает побыть с детьми и мужем и вдруг исчезает неведомо куда на следующий же день! (Пристально смотрит на Маслова, затем отворачивается и спрашивает небрежно.) Вы уверены, что не знаете, где ее искать?
Маслов (почти в ужасе). Что вы! В чем вы меня подозреваете!..
Знаменский. Я вижу, что не знаете, на всякий случай спросил. Самое печальное, что при сложившихся обстоятельствах мы будем вынуждены снова арестовать ее. Когда разыщем.
Маслов (съеживаясь под этим новым ударом). Боже мой! А я сообщил на работе, что выпустили! Сразу вокруг меня разрядилась атмосфера...
Знаменский (прежним ледяным тоном). Ничего не поделаешь. Ваша жена виновна больше, чем вы полагаете.
Маслов (шепчет сокрушенно). Я знаю...
Знаменский (подаваясь к Маслову и сразу утрачивая равнодушную официальность). Знаете?! С каких пор?
Маслов. В тот день, как я привез ее домой... вечером... даже, скорее, ночью... Ирина мне призналась.
Знаменский (медленно). Вот оно что... Значит, она успела вам рассказать. Тогда совсем другой вариант... (Встает и испытующе смотрит сверху на Маслова.) Как вы это приняли?
Маслов (голосом мученика). Вы не представляете! Как гром, просто как гром!
Знаменский (обрывая). Вопрос не о ваших чувствах, а о вашем поведении.
Маслов. Я был совершенно растерян... Не могу воспроизвести точно, что я говорил.
Знаменский. Ну, хотя бы не точно, общий смысл?
Маслов (доверительно). Я могу быть с вами вполне откровенным?
Знаменский. Вы обязаны быть со мной откровенным.
Маслов. Видите ли, Ира выбрала такой момент... очень нетактично... можно сказать, среди ночи... Нашла место и время! Вы меня понимаете?
Знаменский (настойчиво). Что вы ответили Ирине Сергеевне?
Маслов. Ну, я вспылил, конечно... Но практически никакого разговора у нас не было. Я предложил объясниться завтра. Надо было как-то прийти в себя... сообразить, что делать дальше... И потом, откровенно говоря, она стала мне в тот момент так... неприятна.
Знаменский. И вы не расспрашивали ни о чем? Как все случилось и почему?
Маслов (брезгливо). Нет, что мне эти детали? Факт есть факт, как его ни поверни, не правда ли? Лезть еще глубже в эту грязь...
Видно, что рассказывает Маслов искренне, все как было.
Знаменский (после паузы). Маслов, вы действительно не догадываетесь, почему ваша жена ушла?
Маслов. Вы же ее знаете, Пал Палыч! Ирина — человек не очень уравновешенный... бывает у нее иногда... (Осененный какой-то мыслью.) Может, до нее тогда в первый раз дошло, что она натворила, а? Начала рассказывать и вдруг поняла, какое это производит впечатление на честного человека. И убежала просто от стыда, просто не посмела взглянуть мне в глаза при свете дня! То есть это очень на нее похоже!
Знаменский. «При свете дня»... (Садится и подпирает голову кулаком.) Ох, Маслов, даже не знаю, как мне пробиться сквозь броню вашего эгоизма. «Я, я, я» — без конца «я»! А она?
Маслов. Но ведь я же...
Знаменский. Снова «я»! Да подумайте и о ней тоже! Она ведь не с курорта к вам приехала, она многое пережила за это время...
Маслов. Я понимаю, и я радовался, что она вернулась домой. Но...
Знаменский. Но узнали кое-что новое... Я-то уж меньше всего склонен забывать, что ваша жена совершила преступление. Но к вам она пришла как к самому близкому человеку, пришла открыть правду, которую так долго не решалась сказать. Кто-кто, а вы обязаны были выслушать. А вы ее грубо отталкиваете. И после этого ее же обвиняете в нетактичности. Маслов!
