– Это не простой огонь. Нам, Сестрам Девы-Матери, он не страшен. – Настоятельница протянула руку. На ее ладони Астейн увидела золотое Око Дракона. Из самого его центра, – оттуда, где должен быть расположен вытянутый змеиный зрачок, – на девушку смотрело едва различимое изображение печального женского лица. – Тебе нужен хранитель и заступник, как любой сироте. Раньше тебя защищала Хозяйка Леса. Говорят, она очень любит северных нордеров. евушк не проговорись, что от меня это слышала – сочтут старую Луту либо из ума выжившей, либо еретичкой. Так вот, теперь тебе нужен новый хранитель, из числа тех, что сидят у Престола Предвечного Света. Отныне тебя станет защищать Святая Хранительница Аделина – так решила Дева-Мать, явив чудо и послав нам ее образ. Аделина – женщина во всех отношениях весьма достойная. Была она великой целительницей и спасла своими чудесными руками многих добрых людей в годы Белой смерти. Жила она на самой границе Серой топи, и во время одного из набегов гоблинов пропала ее единственная дочь. Многих тогда злобные твари увели с собой. После этого очерствела сердцем Аделина и сказала: «Я верно служила Предвечному Свету и Деве-Матери, многих людей излечила, так за что же мне такое наказание?!». Кто бы ни приходил к ней – с малыми умирающими детьми или больными стариками – всем отказывала в помощи. «Мне разве кто помог, когда дочь угнали гоблины? Пошел ли кто в Серые топи изволять ее?», – так она говорила. А потом, чтобы и не ходили более, отправилась к источнику, что зовется Кровь ведьмы. Сунула руки в бурую воду – ожгла ее вода лютым огнем. Многие тогда слышали крик Аделины. И удивительное дело – не осталось на коже ни шрамов, ни ожогов. Только лишь дар целительства пропал навсегда. Обожгла она в тот день не тело, а душу. Более никто не ходил к ней, не беспокоил, не просил ни о чем.
И так случилось, что ехали через ту деревню, где жила Аделина, купцы. На одной из телег лежал не заморский товар, а бледная исхудалая девушка. Кожу ее покрывали струпья и волдыри. Сказывали торговые люди, что нашли ее у Старого тракта, что шел вдоль Серой топи, и в бреду шептала она название этой деревни. Пожалели они страдалицу, взяли с собой, нацепив предварительно на себя побольше оберегов, чтобы от неизвестной болезни защититься. Без труда признали жители деревни в девушке пропавшую дочь Аделины-целительницы. На зов общинников вышла женщина, глянула на больную, и едва чувств не лишилась. Хотела излечить вновь обретенную дочь, но не было в руках волшебного дара – сама же от него отказалась. И что бы не делала, как бы ни касалась – все без толку. Так и умерла несчастная на руках матери. Только тогда поняла Аделина, что сотворила.
Отчаяние захлестнуло исстрадавшуюся душу. Ушла она в лес, где многие дни провела в покаянных молитвах. Долгих двадцать лет вымаливала она прощение у Предвечного Света и Девы-Матери. И вот однажды явилась ей Дева-Мать и молвила такие слова: «Было преступление твое страшным, но покаяние глубоким. Лишь павший низко, может вознестись высоко. Дарую я тебе прощение и возвращаю великий дар рукам. Иди же к людям и посвяти остаток жизни их спасению!». С тех самых пор Аделина ходила из одной деревни в другую и лечила всех, кто в том нуждался.
Спустя много лет ее схватили маги-отступники, служители Предвечной Тьмы, и потребовали, чтобы она излечила Рорика Безликого, их предводителя. Ничего не сказала Аделина, молча подошла к открытому очагу и сунула руки в огонь. Занялась жарким пламенем одежда целительницы и сгорела она, не издав ни единого крика. А после смерти сама Дева-Мать возвела ее к Престолу Предвечного Света и назначила Хранительницей.
Когда рассказ был окончен, в глазах матушки Луты светилось неподдельное восхищение. Астейн же смогла лишь посильнее выпучить глаза и пробормотать что-то неразборчивое, но восторженное. Настоятельница осталась довольна.
* * *
Дни в обители проходили однообразно, но вполне сносно, в соответствии с уставом и с ожиданиями изгнанницы: наблюдения за каждодневной жизнью тех несчастных монахов дали новой послушнице определенные представления о собственной будущности.
Настоятельница Лута оказалась женщиной доброй и не слишком навязчивой в наставлениях. «Ты сама должна прийти к истинной вере, – так сказала она, приветствуя ее в первый вечер, – учись, набирайся знаний, присматривайся. Так ты найдешь здесь свое место, а следом и все остальное придет». Она напоминала сову – круглолицая, с маленьким острым носиком-клювиком, завернутая-закутанная в великое множество шерстяных накидок, ибо всегда мерзла. Толстой серой птицей неподвижно восседала настоятельница во главе стола в трапезной, или на бревне во дворе обители, или на табурете у круглого очага в кухне. Ее вообще редко видели в движении. Нахохлится на очередной «жердочке» и обводит сестер внимательным взглядом из—под полуопущенных тяжелых век. А чаще – просто дремлет.
Незметно отступили к отрогам Белого Хребта снежные великаны. На острава Седого моря вернулись притцы из дальних южных краев, а в Астейн проснулся интерес к миру. В разгар сезона цветения она спросила матушку Луту, придет ли час, когда наступит примирение в душе между новой верой и Хозяйкой Леса и ее сыновьями, коих вряд ли сможет она изгнать из сердца.
– Дочь моя, – начала было Лута, и вдруг замолчала. Взгляд настоятельницы заволокло туманом, бледные губы задрожали, словно она хотела что-то сказать и не решалась. Потом тяжело вздохнула, наклонилась к коленопреклоненной девушке, и жарко зашептала:
– Не надо никого изгонять. Путь великие боги живут в твоем сердце – оно ведь у нас большое, всем места хватит. Запомни, Предвечный Свет для всех един, но является нам таким, каким мы его готовы узреть и принять.
Монахинь было всего двенадцать, и одна из них, сестра Оск, смешливая пухленькая девушка восемнадцати лет, стала послушнице наставницей и подругой. Родом, как и Астейн, из свободных северных краев, она потеряла родителей во время набега очередного алчущего крови Морского властителя, сама чудом спаслась и вот уже три года жила в обители. Юная монахиня оказалась прекрасным проводником в таинственном мире молитв, священных текстов и книжной премудрости. Заливаясь серебристым смехом, сестра Оск рассказывала о деяниях Всеблагой Девы-Матери, о Черном и Белом Рыбаке. Если же послушница чего-то и не понимала, то Оск никогда не отчаивалась и не теряла терпение. Астейн с удивлением обнаружила, что между Девой-Матерью и Хозяйкой Леса разница не так уж и велика. С Черным и Белым Рыбаком разобралась тоже быстро: если в сети первого попадали проклятые души, пополняя армию Тьмы, то второй вылавливал из Реки Душ праведников, сопровождая их далее в Пресветлые Чертоги. У каждого Рыбка есть свой помощник: Черному Рыбаку помогает Мертвое Дитя, Белому – Сизый Ворон.
Самое же главное, именно от сестры Оск узнала девушка о пяти Дочерях Тьмы – великих одержимых душах. При жизни они совершили злодеяния, что превзошли все известные в истории. Восседают Дочери на костяных престолах в Лабиринте Тьмы, и именуются в старинных манускриптах Ликами Зла. Увы, Оск была всего лишь монахиней и знала о них слишком мало – книги о служителях Тьмы были доступны далеко не всем. Одно юная монахиня знала точно: раз в тысячу лет Лабиринт Тьмы оказывается очень близко от Земного Предела, и тогда исчадия Зла просыпаются повсюду, а Дочери Тьмы совращают невинные души, собирают армию и получают телесное воплощение. И каждую тысячу лет случается Великая Битва, и всякий раз она может оказаться последней. Именно своей юной наставнице рассказала Астейн о странной встрече в лесу в ночь, когда погиб отец Балдред. Сестра Оск заметно побледнела и безцветным голосом пролепетала:
– Дочь Горького Безумия. Ты встретила Дочь Горького Безумия. Это плохо, очень плохо. Они не отпускают тех, на кого положили глаз. Чем ты могла им приглянуться?
Вот уж вопрос, так вопрос! Красотой несказанной, не иначе. С таким же успехом Астейн можно было спросить, где находится тайная столица лесных эльфов.
Дочь Ингвальда платила сестре Оск не только дружбой, но и теми знаниями, что получила от бабушки Хервёр: она гадала ей. Монотонное течение сонной монастырской жизни вроде бы не готовит своим обитателям нежданных порогов или водоворотов, но Оск была скорее увлечена процессом гадания, чем надеялась на откровение. Едва ли не каждый вечер они убегали за стены обители, где на маленькой лужайке в березовой роще Астейн вставала лицом к северу и бросала руны на шерстяную накидку к вящему восторгу румяной от возбуждения подруги.
Месяцы, проведенные в обители, не прошли даром: при поддержке сестры Оск и под надзором матушки Луты разрозненные и весьма отрывочные знания постепенно сложились в живую карту, сплетенную временем и пространством. Посреди этого плетения Астейн узрела себя и свое место в подлунном мире.
