— Я скажу: «Останься, мой Демон!» — и ты не сможешь мне отказать… Не исчезай! — взмолилась она вдруг. — И прости… Я боюсь умирать, даже зная, что есть Вечность…
— Прощай, — он улыбнулся в последний раз. — Мне горько. Но боль проходит. Я верю в новую встречу…
Черные крылья выросли за спиной…
«И проклял Демон побежденныйМечты безумные свои,И вновь остался он, надменный,Один, как прежде, во Вселенной,Без упованья и любви…»
— Поцелуй меня! — попросила внезапно Тамара, шагнув к нему, готовому улететь, растаять в Пустыне Мира.
Он отшатнулся невольно:
— Это — Смерть… Разве ты забыла?..
— Ты уже целовал меня, — жалобно возразила она.
— Когда был в НЕМ… Сейчас я — только Демон…
— Все равно… Я хочу… Ведь я — не та княжна. Могла ли она понять космического скитальца?! А я… люблю тебя… И мне теперь не страшно… Ну разве, только чуть-чуть…
И прежде чем уста их сомкнулись, она успела заметить слезы в его глазах…
«Поныне возле кельи тойНасквозь прожженный виден каменьСлезою жаркою, как пламень,Нечеловеческой слезой!..»
А потом словно вихрь подхватил Тамару, и сознание устремилось ввысь, вдоль бесконечно-темного туннеля к ослепительной вспышке света…
* * *
— Что с тобой, девочка? — встревоженный Капитан тормошил ее за плечо. — Ты так стонала во сне…
Медленно приходя в себя, Тамара обвела каюту растерянным взглядом. На столе лежала раскрытая поэма. Возле двери стояли Штурман и Врач — и когда только успели?
— Значит, ничего не было? — спросила она, с трудом овладев голосом.
— Ты о чем? — не понял Капитан.
— О Чужаке…
Астронавты недоуменно переглянулись.
— Док, это по твоей части, — с улыбкой заметил Штурман. — Сеанс гипноза — и никаких галлюцинаций…
— Не обращай внимания, Тамрико, — сказал Врач, бросая на приятеля уничтожающий взгляд. — Это он после вахты такой веселый. Шутит, как Кибермозг… Может быть, снимем напряжение, малышка? А то побледнела вся…
— Спасибо… Все в порядке, друзья, — по губам скользнула вымученная улыбка. — Приснится же… — добавила виновато.
Пожелав ей спокойно заснуть, мужчины вышли из каюты.
Тамара, отгоняя бред, провела ладонью по лицу… Почти неосознанным движением взяла в руки растрепанный томик.
…Черное перо лежало между страниц.
Где ты, Демон? Откликнись, неприкаянная душа…
Новелла третья
ПАТРИЦИАНКА
Этот сон удивительно зримоПовторяется, словно в бреду:Я по улицам Древнего РимаВ пыльном паллии тихо иду.
Все знакомо вокруг — и забыто,По воде разбежались круги,Но замшелые стертые плитыУзнают и чеканят шаги…
Я встречаю застывшие лица,Зачарованный всполох огня…Это статуй пустые глазницыПровожают в дорогу меня…
Им века, что песчинка в ладони.Что им, каменным, тысячи лет…И проносятся римские кони,Высекая на мраморе след…
* * *
Она брела по улицам мертвого города, и холодные камни узнавали ее, статуи поворачивали к ней слепые лица… Три тысячи лет… Сейчас она войдет в дом, тот самый, который так хотела забыть. И юная женщина с фрески глянет на нее со стены… Зачем она вернулась? Как глупо ходить среди развалин… Три тысячи лет!.. Теперь никто не вспомнит, как ее звали тогда. Ей самой стало казаться, что это — сон. И не было ничего… Только спящий Везувий смотрит в небо. И камни Помпей узнают забытые шаги…
* * *
— Ливия! — веселый голос брата как всегда поднял на ноги весь дом.
Марк Ливий Виктóр, только что вернувшись из Капуи, куда ездил по делам, желал немедленно видеть сестру. В пыльной дорожной одежде, неутомимый и шумный, он внес суету и переполох одним своим появлением. Господина нужно было помыть, приготовить ему одежду, накормить с дороги. И рабы сновали по дому с редкой для них расторопностью.
Ливии поселились в Помпеях всего полгода назад, приобрели богатый дом и загородную виллу. Жили уединенно, но при этом сорили деньгами, скупая произведения искусства и образованных рабов — художников, поэтов, музыкантов. Никто не знал, для чего Виктóру, отпрыску знатного патрицианского рода, понадобилось покидать Рим и оседать в провинции. Говорили, будто он повздорил с сыном Веспасиана, а когда сам Тит Флавий стал императором, почел за благо оставить столицу. Возможно, причиной ссоры была красавица-сестра, с холодной невозмутимостью отвергавшая блестящие предложения о замужестве. Но все эти домыслы были бездоказательны, а рабы Ливия на удивление молчаливы и неподкупны, и вскоре самые любопытные вынуждены были отказаться от мысли выведать секреты их господина.
— Ливия! — нетерпеливый Марк, не дожидаясь, пока она выйдет ему навстречу, ворвался в конклав сестры. — У меня для тебя подарок! — заявил он, прервав ее радостное приветствие, и засмеялся, довольный собой.
— В самом деле? — она улыбнулась, забавляясь его горячностью. — И что же ты приготовил на этот раз? — глаза ее излучали лукавство и плохо скрытую нежность, может быть, чуть большую, чем причитается брату.
— Отгадай! — он тряхнул головой, вызывая ее на игру, давно меж них заведенную.
— Не стоит даже пытаться. Твоя фантазия неистощима, — тотчас признала свое поражение Ливия и попросила весело: — Полно дразнить! Не томи!..
Нарочито неторопливо Марк сбросил с себя пыльный паллий и присел на скамью, покрытую розовым шелком. Молодая рабыня подхватила упавший плащ и бесшумно выскользнула из комнаты.
— Итак, — начал он, как обычно, издалека, — погода в Капуе стояла чудесная…
Далее последовал пространный рассказ о красотах города, его дворцах и храмах. Наконец, чувствуя, что переигрывает, Ливий вернулся к главному:
— Я не привез ни скульптора, ни поэта, — тихо сказал он. — Но кошелек мой почти пуст, а за дверями стоит тот, кого я снял с креста. Но не думай, что он благодарен мне за спасение. Я купил его — он остался рабом. И ненавидит меня за это. Я знаю, тебе он понравится…
— Он красив? — серьезно спросила Ливия.
— Увидишь сама.
— За что его распяли? — она казалась заинтересованной.
— За третий побег.
— Значит, неисправимый бунтарь, — пришла она к заключению.
— Его не решился купить ни один ланиста, — с усмешкой заметил Марк.
— Как же ты довез его сюда?
— Он был слишком слаб, чтобы сбежать…
— Но в дороге набрался сил, чтобы сделать это сейчас, — смеясь, закончила Ливия. — Я хочу посмотреть на него.
Марк громко щелкнул пальцами и старый раб, ждавший приказаний за дверью, появился на пороге конклава.
— Проводи сюда галла, который приехал со мной, — велел патриций.
Минуты через две Ливия уже могла лицезреть приобретение брата. Это был молодой раб, мускулистый и стройный. Белая набедренная повязка составляла всю его одежду. Загорелое тело было покрыто рубцами от ударов плетью. Выгоревшие кудри обрамляли его лицо. Серо-голубые глаза щурились презрительно и дерзко. Он был красив, но выражение ненависти искажало его черты. Он даже не пытался скрыть свое опасное чувство и, по-видимому, не испытывал страха перед возможным наказанием.
— Ну, как? — весело спросил у сестры Ливий, довольный произведенным впечатлением. — Стоит такой молодец десять тысяч сестерциев?
— Для него одного тебе придется построить новый эргастул, — хмуро отозвалась римлянка. — Ты только взгляни, как смотрит этот наглец! Пока его не посадят под замок, я не усну спокойно.
— И ты не хочешь попробовать его приручить? — наклонившись, шепнул Марк ей на ухо.
Ливия покраснела.
— Я не умею дрессировать львов, — довольно громко сказала она.
Брат засмеялся и жестом велел рабам уйти.
— Приведи его в порядок, Клеон! — крикнул вдогонку старику. — Сегодня вечером он будет мне нужен.
— Что ты задумал, Марк? — тревожно спросила Ливия. — Оставлять его в доме опасно. Дай ему свободу и пусть возвращается в Галлию…
— Родись он на двести лет раньше, славный бы воин был у Спартака, — с улыбкой заметил патриций.
— Хотя бы имя свое он тебе назвал?
— «Пока я раб, у меня нет имени!» Как тебе нравится такой ответ?.. Я буду звать его Армат, — выдержав паузу, сказал Марк. — Это прозвище ему подходит.
— Как бы он в самом деле не возомнил себя воином. Такая возможность тебя не пугает? — спросила она не без иронии.
На какой-то миг повисло молчание.
