Шито белыми нитками и крыто по-банному, но и этого никто не заметил.
И шофер Миша довольно ухмыляется и потирает руки:
— Порядочек. А из своего кармана платить бы за полторы тонны бензина — это бы о-е-ей…
И вернемся в Троицк: только на этих «каплях» вывезли бы отсюда все пять тысяч тонн удобрений.
Капля камень точит. И капля здесь как что-то самое малое, а камень — вся экономика.
Обнимите землю
Случаев, вообще-то, даже несколько, и все они, как таковые, произошли в Макушинском районе Курганской области.
Сперва выпахали три трехдюймовых артиллерийских снаряда, мирно лежавших в глубоком черноземе со времен гражданской войны.
Пригнали в совхоз новые тракторы К-701 с девятикорпусными плугами, а так как счастливо совпало это с началом подъема паров и с днем получки, то строи́ли не раз и не два и события не то ли что вспрыснули, а хорошенько прополоскали во рту и с подъемом же сели за рычаги испытывать, те ли лошадиные силы у хваленой техники.
Снаряды интереса ради рядком уложили на остатки прошлогодней соломы, подожгли и цепью залегли в борозде, как в окопе, споря об заклад, взорвутся или не взорвутся.
Взорвались, да так дружно, будто по команде «Залпо-о-ом… огонь!» в бездумном салюте варварскому обращению с землей.
Со службы на границе вернулся в родное село Большое Курейное молодой человек и устроился по армейской специальности на узел связи, обслуживающий совхоз.
— Не ожидал я от тебя такого финта, Володя, да ладно уж, центнер отходов можешь выписать, так и быть, — смиловался и подобрел директор по осени, когда повалил с полей хлеб.
Центнер отходов и стоил дороговато — 4 руб. 20 коп., и всего лишь центнер, а чтобы помочь матери прокормить пернатую и пушную живность, нужен не центнер и не отходы. Разыскал Володя на чердачке бабушкиной избушки дореволюционное решето, треногу из морщинистых осиновых кольев, фанерную лопату, связку мягкой тары, погрузил все это в люльку мотоцикла, прихватил шестивольтовую лампочку-переноску и, едва лишь начало солнышко, ожигаясь, осторожно приседать на хребтину сосновых посадок, вырулил к песчаному ровку, образованному вешними паводками, стекающими в озеро. Берег его во время уборочной предпочитали шоферы тамошним дорогам после осенних дождичков, и первые петухи еще ни разу не перекликнулись в деревне, как стояло уже трудно и грузно 12 доморощенных мешков, отпыхиваясь от тонны принятой в утробы даровой отсортированной пшенички.
И третий случай, пожалуй, самый неординарный: тракторист наотрез отказался от выгодной работы и хорошего заработка. И решился он на такое вопиющее нарушение трудовой и производственной дисциплины после того, как в сотый раз остановил трактор, чтобы убрать из-под гусениц и лемехов и перенести на пахоту сотое гнездо, покинутое уткой, обезумевшей от неизбывного горя.
Сотое! Он считал.
Произошло это в одну из весен, когда люди командующие заставили человека рядового опахивать озеро. Зачем? Да уж наверняка не затем, чтобы не загорелось оно от случайно пущенного пала. На пойменных берегах и озер, и рек до самых осеней и скот не пасли, теперь же их пашут. И не только в Макушинском районе Курганской области. Пашут, не задумываясь над изначальным смыслом слова «берег» и не представляя себе непоправимых последствий.
Пашем, осушаем, вырубаем, загрязняем и все с чьих-нибудь да санкций, забывая, что Природа есть совокупность непрерывных процессов и явлений, продолжающих Жизнь на Земле. А прервем ведь когда-нибудь эту совокупность, если не поймем и вовремя не спохватимся.
Но пока лишь только понят и оправдан тракторист, который наотрез отказался распахивать веками целинный берег озера, как понят и оправдан тракторист, который доконал-таки природу. Оправдан, кто его заставил доконать и кто закрыл глаза на это преступление ради увеличения показателей по валу, а в том, что вал получился уродливо-коленчатым и в озере ни дичи, ни рыбы не станет, в том и подавно виновного не сыщешь.
Никто не обнимет необъятного. Афоризму Козьмы Пруткова теперь уже более ста лет, но и тогда вряд ли была необъятной Земля. Она кругла лишь и вовсе не бесконечна, и давным-давно поисчерпаны все ее продресурсы естественные и вогнато в борозду все, что мог одолеть ненасытный ни в чем человек и его современный энергонасыщенный трактор с одиннадцатикорпусным и чуть ли не цельнолитым плугом, а то, что считается пашней, занимает едва лишь десятую часть суши.
Хлеб во все времена определял положение государства на политической карте мира, ибо от него в конечном итоге зависит национальный доход, сытый не в пример проворнее голодного, а для этого необходимо производство зерна не менее одной тонны на душу населения. Необходимо. «При дальнейшей стабилизации посевных площадей за счет улучшения культуры земледелия, повышения урожайности и уменьшения потерь». Основное положение и главное требование это должно плакатно пламенеть на каждой из четырех стен каждого кабинета на местах и в центрах, дабы куда ни повернулись сидящие в креслах — знали, чем они должны заниматься и что делать.
А вот некоторые забывают.
Агроном из Губернского отделения совхоза «Кузнецкий», что за Аргаяшом, при каждом маломальском случае такие ли вам ямы роет из местоимений «я… мы…» и чуть ли не в грудь себя стучит, кичась хлеборобством и напрочь забывая, что здесь же до него и с площадей гораздо меньших получали по 47 тысяч центнеров зерна, а в его «я… мы…» засыпают едва по 27.
Забывают агрономы, чего греха таить, что основное производительное свойство земли — ее плодородие, и все еще хватаются за спасительную соломинку экстенсивной системы земледелия: увеличение объема продукции достигается за счет расширения обрабатываемых площадей. Достигается ли?
В некотором хозяйстве на 1000 гектаров пахотной земли по одному целому механизатору не приходится. Какую культуру земледелия справлять с него, если и без прицепных орудий на холостом ходу всех полей за сезон не объехать! Ну и читаем потом научную фантастику в районных газетах, что тракторист такой-то при норме 9 га вспахал за смену 47. Но ведь это ж надо летать на плуге со скоростью не менее 30 километров в час! Не справляя перекуров, обедов и прочих естественных потребностей, что вряд ли можно допустить. Зато допускается пахота через раз, когда намеренно оставляются сквозные огрехи, равные по ширине в аккурат ширине захвата плуга.
— А это не наши пахали, это прикомандированные из города, — машут руками и посмеиваются агрономы-аборигены, стоя у поля, похожего на расхристанную тигровую шкуру.
В ином хозяйстве пахотный клин до того уж раздался и вдаль, и вширь, что края годами плуга не видят и урожаи в таких хозяйствах по 10 центнеров на круг при самых благоприятных погодных условиях — красное число в календаре, но руководители их неутомимо гнут свою линию и неуемно ведут многолетние изнурительные тяжбы с лесничествами за крохотные обрезки не гектаристей тех, из каких шили раньше по деревням лоскутные одеяла. Закон же об обязательной тридцатиметровой полосе между пашней и опушкой леса вообще незнамо для кого писан. Бедные лесники и лесничии били, били челом с просьбами соблюдать установленные границы, да и выдохлись.
А какая клубника раньше по межам, на еланках и пустошках, вспомнить, росла… Душистей и слаще всякого меду. И не столь великая семья, бывало, по двухведерному самовару чая выпивала с ней за один присест.
Но не осталось ни меж, ни еланей, ни пустошек, ни зеленых опушек с лопоухими побегами подлеска, и негде гнездка свить ни жаворонку, ни перепелке, и обнаженно и жутко торчат из глубоких запекшихся черных борозд перерезанные лемехами сухожилия корней, и никнет обреченный лист на березах, и ощущается физическая боль деревьев, и уже не изуродованные корневища видишь ты, а оборванные вековые нити, какие связывали мужика с землей. С той самой землей-матушкой, которая в сельском и лесном хозяйствах была и остается главным средством производства.
Земля — основа природы, и всё от нее. И все естество природы гармонично и гармоничной быть должна природа рукотворная, к какой нельзя не отнести поля и пашни. Распахано ж все. И даже сверх того, но самовольные прирезки вряд ли где показаны: зачем? Еще дадут по шее, а могут дать медаль за якобы сверхплановый центнер хлеба. Числятся же в нетелях коровы, хотя и проще простого обнаружить этот подвох, куда сложнее сверить картограммы. И если все радости людские от земли, то земные печали от разницы фактических и отчетных данных.
Кто-то отгородился однажды такой ширмой: хлеб надо считать не на корню, а на току. Ширма понравилась и моментально разошлась по хозяйствам как очень удобная. Но если бы так называемый биологический урожай определялся контролирующими органами, которые спрашивали бы потом, почему большая разница в весе между хлебом на току и хлебом на корню, то наверняка не разгружались бы бункера комбайнов прямо на полосе под заветную копну соломы, в ельничках да и березничках и просто в собственных дворах или у хаты с краю.
