Во всех странах искусство регулярного строительства развивалось на основе прежде существовавших зачатков. Всему что-то предшествует; ничто ни в коем роде не возникает из ничего; и это правило не может не относиться ко всем людским изобретениям. Итак, мы видим, что все они, несмотря на последующие перемены, всегда сохраняют явственным, ощущаемым и осознаваемым свой первоначальный принцип. Это нечто вроде ядра, вокруг которого со временем накапливаются, сообразуясь друг с другом, расхождения и вариации форм, возможные для данного предмета. Поэтому до нас дошли тысячи предметов всякого рода, и, дабы постичь их основания, одна из главных задач науки и философии состоит в том, чтобы выяснить их происхождение и первопричину. Вот что называется “типом” в архитектуре, как и в любой другой области открытий и учреждений человеческих. <…> Мы занялись этим рассуждением, чтобы как следует разъяснить значение слова “тип”, применяемого в метафорическом смысле к ряду произведений, и ошибку тех, кто либо не признает его, поскольку это не модель, либо искажает его, навязывая ему строгость модели, которая на самом деле относится только к точной копии».[8]
В первой части своего высказывания автор отвергает определение типа как того, что следует повторять или копировать, потому что в таком случае не происходило бы, как он утверждает во второй части высказывания, «создания модели», то есть не было бы архитектуры. Далее автор заявляет, что в архитектуре (модели или форме) есть элемент, играющий свою особую роль; не что-то, с чем архитектурный объект сообразуется в процессе своего создания, а нечто, присутствующее в модели. Это и есть правило, структурный принцип архитектуры.
В логических терминах можно сказать, что это «нечто» – константа. Подобные рассуждения подразумевают, что архитектурный факт понимается как структура, которая раскрывается и познается в самом факте. Если это «нечто» – мы можем назвать его типическим элементом или просто типом – является константой, значит, его можно встретить во всех архитектурных фактах. Следовательно, это еще и элемент культуры, и как таковой он может быть обнаружен в разных архитектурных фактах. Таким образом, типология превращается в аналитический элемент архитектуры, и еще легче ее обнаружить на уровне фактов городской среды.
Итак, типологию можно определить как исследование первичных типов городских элементов, города или архитектурной конструкции. Вопрос моноцентричных городов и центральных зданий – это особый типологический вопрос; тип никогда не совпадает с одной формой, хотя все архитектурные формы сводятся к типам.
Этот процесс сведения – необходимая логическая операция; невозможно говорить о проблемах формы, не принимая во внимание проблему типа. В этом смысле все трактаты по архитектуре являются трактатами по типологии, и при проектировании эти два момента разделить крайне трудно.
Итак, тип – это константа, которая имеет необходимый характер; но, даже будучи определяющими, типы диалектически взаимодействуют с техникой, функциями, стилем, коллективным характером и индивидуальным элементом архитектурного факта.
Не секрет, что центрический план является определяющим и постоянным типом, например в религиозной архитектуре; но, несмотря на это, каждый раз, когда мы выбираем центрический план для некоторой конкретной церкви, создается диалектическое взаимодействие с ее архитектурой, с ее функциями, с техникой строительства и, наконец, с коллективом, который участвует в жизни этой церкви.
Я склонен считать, что типы жилища с Античности до наших дней не изменились, но это не означает, что не меняется конкретный образ жизни и с течением времени не возникают все новые и новые способы организации жизни.
Схема галерейного дома – старая и присутствует во всех городских домах, которые мы только пожелаем рассмотреть. Коридор, из которого осуществляется доступ в комнаты, – необходимый элемент планировки, но между разными домами, принадлежащими к разным эпохам, существует столько важных различий, что здания оказываются совершенно не похожи друг на друга.
И наконец, мы можем сказать, что тип – это сама идея архитектуры, то, что ближе всего подходит к ее сути, а значит – то, что, несмотря на все изменения, всегда остается доступно «чувству и разуму» как принцип архитектуры и города в целом.
Проблема типологии никогда ранее не изучалась систематически и с должным охватом; сегодня она рассматривается в архитектурных училищах, и это должно привести к хорошим результатам. Я убежден, что сами архитекторы – если они захотят углубить и обосновать свою работу – вынуждены будут снова заняться такого рода вопросами.[9]
Здесь у меня нет возможности дальше углубляться в эту проблему. Повторим, что типология – это идея элемента, которая играет свою роль в создании формы (причем эта идея является константой). Теперь наша задача – изучить, каким образом это происходит, и, соответственно, оценить реальное значение этой роли.
Все исследования, имеющиеся в этой области, кроме немногих исключений и отдельных недавних попыток преодолеть пренебрежение, не очень внимательно относились к этой проблеме, избегали ее или отодвигали на второй план, быстро переходя к другой теме, а именно – к функции. Поскольку вопрос функции является первостепенным для нашей области исследования, я попытаюсь рассмотреть, каким образом он ставился в научных работах, посвященных урбанистике и фактам городской среды в целом, и какую эволюцию он претерпел. Можно сразу сказать, что эта проблема возникла тогда же, когда – это и был первый шаг – появилась проблема описания и классификации. Существующие сегодня классификации до сих пор практически не идут дальше вопроса о функции.
Критика наивного функционализма
Приступив к рассмотрению факта городской среды, мы обозначили главные вопросы, которые при этом возникают, среди них: индивидуальность, локус, память, сам проект. О функции речь не шла.
Я думаю, что объяснение фактов городской среды через их функцию неприемлемо, если мы пытаемся понять их структуру и формирование. Можно привести примеры важных фактов городской среды, чья функция со временем изменилась, и даже таких, которые вообще не имеют определенной функции. Очевидным образом, одно из положений этой работы, направленной на утверждение смысла и значимости архитектуры в изучении города, состоит именно в том, чтобы отказаться от объяснения всех фактов городской среды через их функцию. Более того, я считаю, что подобное объяснение не только малопродуктивно, но и вредно, поскольку оно мешает изучению форм и познанию архитектуры как таковой в соответствии с ее подлинными законами.
Нужно сразу сказать, что я вовсе не отвергаю понятие функции в ее узком, математическом значении, которое подразумевает, что смыслы познаются один посредством другого и пытается установить между функциями и формой отношения более сложные, чем линейная причинно-следственная связь, опровергающаяся самой действительностью. Здесь развенчиваются именно эти функционалистские представления, продиктованные наивным эмпиризмом, согласно которому функции служат выражением формы и исключительно функция определяет факты городской среды и архитектуру как таковую.
Существует физиологическое представление о функции, которое уподобляет форму органу, чье строение и развитие определяется именно функцией, а изменение функции влечет за собой изменение формы. Здесь обнаруживается общий исток функционализма и органицизма – двух главных течений современной архитектуры – и причина их слабости и фундаментальной двусмысленности. Форма лишается своих самых глубоких обоснований; с одной стороны, тип сводится к чистой распределительной схеме, диаграмме путей, с другой – архитектура больше не обладает самостоятельным статусом. Эстетическая телеология и необходимость, которые управляют фактами городской среды и определяют их сложные взаимосвязи, не поддаются дальнейшему анализу.
Функционализм имеет глубокие корни, однако первым четко сформулировал и стал последовательно применять его Малиновский; кроме того, этот автор открыто употребляет такие понятия, как изделие, объект, дом. «Возьмем жилище человека. <…> Здесь, опять же, изучая технологические фазы сооружения жилища и элементы его структуры, следует держать в голове обобщающую функцию целостного объекта».[10] От таких установок легко перейти к рассмотрению одного лишь предназначения, которому служат изделие, предмет или дом. Вопрос «Для чего это нужно?» дает простые оправдания, при этом препятствуя анализу реальной действительности.
Это понятие функции впоследствии принимает вся архитектурная и урбанистическая мысль, особенно в области географии. В результате, как мы видим, через функционализм и органицизм начинает описываться значительная часть современной архитектуры. В классификации городов функция важнее, чем городской ландшафт и форма; многие авторы высказывают сомнения в состоятельности и точности подобной классификации, но при этом считают, что конкретных альтернатив и более эффективных классификаций не существует. Так, Шабо,[11] заявив, что невозможно дать точное определение городу, поскольку за любым определением сохраняется некий нераспознаваемый и неопределимый остаток, все-таки выделяет функции, хотя и немедленно предупреждает, что их недостаточно.
