– Нам-то ты чего об этом рассказываешь? – обернулся к нему Нестор.
Прима сдержанно посмотрел на сержанта, затем на остальных и как бы в продолжение сказал:
– Все из-за этих изб. Они – как бараки для военнопленных, – потупив взгляд, поправил сползший с плеча ремень автомата, достал флягу с водой и сделал пару глотков. – Место превращения людей в скелетов. Не хватает только фашистов и их высотных пулеметных вышек, чтобы шмалять в беглецов.
– Фадей, это ты его небось настращал? Надеюсь, это не заразно, – усмехнулся Сур, бросив насмешливый взгляд на Антона.
– Разговорчики в строю отставить! – рявкнул Нестор.
– У меня отец в Первую мировую в немецком лагере сидел, – прошептал Леха, который шел перед Фадеем, легонько коснувшись спины Примакова, – пока его союзники не освободили.
– Хватит, я сказал! – приказал Нестор, обернувшись к солдатам. – Отставить разговоры!
Фадей резко вздрогнул, когда почувствовал, что за спиной пролетело что-то невидимое и очень быстрое. Впрочем, это мог быть и случайный порыв ветра.
Все ближе слышался шепот дождя, бьющий по выщербленным крышам избушек и деревянных домов. Лезвие молнии почти коснулось одной из торчащих печных труб, виднеющихся в густеющем мраке, ударил гром. Фадей опять что-то увидел, но на этот раз оно не мелькало позади, оставляя невидимый, нечеткий шлейф ощущений, оно как будто вылезало из той трубы, где ранее сверкнула, блиставица. Рука Фадея сама дотянулась до рукояти десантного ножа. Он отчетливо видел, как сначала показались чьи-то дымчатые руки, а затем и какой-то неясный силуэт, который все время переливался, постоянно менял форму. Вскоре это существо ползло по деревянному карнизу крыши, волоча за собой длинный извивающийся хвост.
– Картошки бы сейчас! – мечтательно произнес Сур.
– И не говори, – буркнул Прима.
– Как поработаешь, так и полопаешь, – улыбнулся Нестор, повернувшись к солдатам: Фадей не отставал.
– Вон! – воскликнул Леха, ткнув пальцем в одну избу (она выглядела чуть более ухоженной и не такой старой, как остальные). – К тому дому давайте!
– Слушай мою команду! – негромко произнес Нестор. – Разбиваемся на две группы. Фадеев, Сурьянов и Ферапонтов – идете осматривать двор. Мы с Примаковым действуем в доме. Встречаемся с докладом через полчаса у калитки. Все ясно?
– Товарищ сержант, а может, вы лучше Фадея с собой возьмете? – обратился Сур, корча насмешливую гримасу.
– Ну, ты и козел, Сурьянов! – сквозь зубы произнес Антон, озлобленно сжимая кулаки.
– Че ты там вякнул про козла? – рявкнул на него Сур и, набычившись, попер на него. Леха вовремя ухватил его за локоть, оттащил назад.
– Сурьянов, отставить! – пригрозил ему Нестор. – Ладно, Фадей, идешь с нами, – тяжело выдохнув, согласился командир. Сур и Леха прошли через хлипкую калитку вдоль дороги, ведущей к крыльцу, обогнули дом.
– Фад, – осторожно обратился к нему Прима, – если бы не эти твои штучки, все было у вас с Суром нормально.
– Да пошел он! – злобно бросил Фадей, сплюнув в сторону калитки. – Строит из себя невесть кого! А сам ни хера из себя не представляет!
– Зато, я вижу, ты себя отлично представляешь! – вмешался Нестор, схватив Фадеева за плечо и грубо развернув к себе. – Твои фокусы всем уже порядком поднадоели! Угомонись! Иначе я сам тебя угомоню!
Фадей сжал губы, исподлобья посмотрев на сержанта, ничего не сказал, вошел в калитку и спешно зашагал к крыльцу.
Нестор и Прима провожали его сдержанными, но все же снисходительными взглядами.
– За ним! – скомандовал Нестор, увидев, что Фадей уверенно снимает с плеча автомат, достает из подсумка обойму, сажает ее под ствол ППШ.
– Твою мать! – воскликнул Прима, побежав вдогонку за сержантом.
– ЧТО?! – послышались отдаленные голоса Сура и Лехи, которые в этот момент находились где-то возле сарая на заднем дворе.
– Сюда, бегом!!! – кричал Нестор. – Быстро!!!
***
На террасе включился свет. Послышались неторопливые шаркающие шаги. Фадей настороженно направил ствол ППШ в сторону закрытой двери, с тревогой, глядя на входную дверь, ручка которой то и дело дергалась.
– Буду стрелять, если что! – предупредил Фадей.
– Дом-то чей? Твой, что ли?! – послышался скрипучий старческий голос. – Тоже мне, угроженец нашелся! – в дверях показался сгорбленный седовласый старец в старом овчинном тулупе и валенках поверх серых ватных штанов. – Ружьишко-то опусти, малец! А то ведь все может случиться, коли нервный такой!
– Вы здесь что, живете?! – удивленно спросил Фадей, медленно опуская ствол автомата. – Так ведь…
– Ты в дом давай, заходи, а то стоишь, как стрелец неприкаянный. Голоден, небось? – спросил дед.
– Так я же не один здесь, – признался Фадей, кивнув в сторону входной двери, заметив, что там все как-то очень резко притихло. Может, бросить его решили здесь?
– Давай, давай, проходи. Там и горячее, и холодное, и стул свободный как раз имеется! – призывал его дед, скрываясь в плохо освещенном коридоре.
– Я даже не знаю…
– Я что ли за тебя знать-то должен? Давай, проходи! – велел хозяин. – Меня, кстати, Михайло Петровичем зови, если что.
Фадей откинул мокрый капюшон, закинул ремень с ППШ через плечо, вошел в коридор. Внутри пахло сыростью и старым деревом, вкусным варевом. Свет с левой стороны горел чуть ярче, чем в коридоре, в то время как остальная часть дома оставалась темной и неприветливой.
– Пить что будешь?
– А что есть?
– Есть все! Сам-то чего желаешь?
– Ну… водички бы просто попить.
– Воля твоя. А то у меня есть то, чего вам, простым солдатам, явно не достает! – хвастался дед.
Фадей переступил через невысокий порожек, наблюдая, как Михаил Петрович энергично мешает ложкой внутри дымящейся кастрюли. Его привлекла массивная каменная печь, идущая от самого порога до видового окна. На столе его ждала большая порция картофельного пюре, рядом стояло блюдо с малосольными огурцами и маринованными помидорами, стеклянный графин с водкой.
– Садись, давай! – велел Михаил Петрович, кивая на свободный стул, позади которого Фадей видел старинную икону. – Автомат-то свой положи куда-нить, чай не пропадет!
Фадей поставил ППШ возле порожка, скинул с себя мокрый плащ, скомкав его, бросил рядом с автоматом, сам же, тихо вздохнув, сел за стол: он чувствовал себя перед хозяином дико неудобно и неуютно.
– Ты это, ешь давай! А то я знаю, как вас, солдат, в армии кормят. Перловкой одной сыт не будешь! Сам-то откуда?
– Из Рязани я, – признался Фадей, забирая с блюда малосольный огурец, – зовут Антоном.
Михаил Петрович присел напротив и, радушно улыбаясь, взялся за горлышко графина.
– Воду, говоришь, тебе налить?
– Да, простую.
– А вода простой по природе своей не бывает. То горькая попадается, то сладкая, если повезет! – сказал он, подливая из графина сначала себе, потом Фадею.
– Так это же не вода? – поднес стакан к носу и поморщился Фадей. – Я же не пью, – и отставил стакан. – Меня там, на улице, ждут…
– А я вот через окно смотрю, – загадочно улыбаясь, произнес Михаил Петрович, отодвигая старенький прибитый гвоздями тюль, – и ничегошеньки не вижу. Авось, ушли друзья-то твои? А может, ты один был? А то ведь всякие чудеса в наших краях случаются. Думает, значит, человек, что не один пришел, а оказывается – никого с ним рядом и нет. А бывает, что знает, что один по дорогам ходит, но ощущение такое, будто и не один… – Фадей перевел взгляд на порог, где оставил скомканный плащ и заряженный ППШ.
– Кто бы что ни говорил, а наш брат везде жив-здоров останется! – сказал Михаил Петрович, поднимая над столом наполненный водкой стакан, и кивнул Фадею, чтобы тот поднял свою порцию.
Тот послушался.
– И все же мне надо будет скоро идти. У нас там грузовик в колее застрял, своими силами, боюсь, не вытащим. Веревка нужна или что покрепче. Лучше, конечно, трактором, но…
– Никакой техники у нас здесь нет! Была кобыла и то издохла! А канат-то у меня найдется, будь покоен! Ну! Будем! – сказав это, Михаил Петрович опрокинул стакан.
Фадей последовал его примеру, горечь заел картошкой и огурцом. Тело наполнялось приятной истомой, появилось какое-то совсем не водочное ощущение, расслабляющее и приятное.
– Идти мне надо, Михаил Петрович, мои переживать будут!
– Твои?! – криво улыбнулся дед. – Я тебя одного только видел! Твоих-то, небось, сам придумал!
– Ничего я не придумал! – воскликнул Фадей, вставая со стула и чувствуя, как голова начинает тяжелеть, тело – ломить и противно покалывать. – Машину из колеи надо вытащить.
– Ишь, встрепенулся-то как! Угомонись, Антон! Присядь, – сказал Михаил Петрович, надавив на плечо и усадив его обратно.
Посидев немного, Фадей уперся ладонями о стол и, поднявшись, побрел к порогу, хватая мокрый плащ и ППШ.
