— Ладно, считай, что мы договорились.
— Спасибо. — В голосе Юльки не было и капли теплоты, но Даше было уже все равно.
Перед дверью подъезда Юлька на секунду замешкалась:
— Да, у меня к тебе еще одна просьба.
— Давай.
— Разговаривай с моим сыном, как со взрослым. Пожалуйста, никаких там сюси-пуси и агуканий.
— Я постараюсь. — Светло-карие глаза глянули удивленно. — Ноя вообще-то детей люблю.
Паэгле сжала губы строго, недовольно:
— Настоящая любовь заключается не в этом.
Даша хотела промолчать, но не смогла:
— Юля, извини, но человек, сталкивающийся с мужчиной только в виде пробирки, вряд ли может давать советы касаемо любви.
Паэгле даже не обиделась:
— Рыжая, то, что ты называешь любовью, имеет совершенно другое название.
— Хочется надеяться, что я его никогда не узнаю, — проворчала Даша, на чем спор и закончился.
Глава 5
1
В прихожую вышел мальчик лет семи и чинно поздоровался:
— Добрый день, мама. Рад вашему приезду, Дарья Николаевна.
Даша на всякий случай обернулась назад, не идет ли за ней следом еще одна Дарья Николаевна, с которой можно здороваться подобным манером.
— Привет! — Она протянула руку и осторожно пожала маленькую теплую ладошку. — Откуда знаешь, как меня зовут?
— Мама мне о вас рассказывала.
— Могу себе это представить, — попробовала пошутить Даша. — Еще в школе твоя мама регулярно ябедничала на меня классной руководительнице.
Юлька дернула гостью за край пиджака:
— Дарья Николаевна шутит. Я никогда ни на кого не ябедничала.
Осознавая собственную бестактность, Даша все же не удержалась от желания припомнить старые обиды:
— А что же ты тогда делала?
— Сообщала классному руководителю о вашем поведении, которое угрожало прежде всего вам самим. — Юлька дернула за полу пиджака еще раз и выразительно повела бровью. — Если бы не я, неизвестно, чем закончилась бы твоя эпопея с башенным краном.
— Да чем же она могла закончиться?
— Например, падением с тридцатиметровой высоты. От тебя бы даже мокрого места не осталось.
— Вы лазили на башенный кран? — Взгляд мальчишки на секунду вспыхнул, но, заметив строгость в глазах матери, тут же спрятался за пушистыми ресницами. — Страшно, наверное...
— Нет, что ты! Это абсолютно безопасно. Дело в том, что кран состоит из нескольких ячеек. Поднялся пролет по лестнице — оказался на площадке, закрыл люк и поднимаешься по следующей лестнице; опять закрыл люк — и так, пока не залезешь на самый верх, в кабину. Так что это не более опасно, чем просто подниматься к себе домой, ну, скажем, на десятый этаж.
Паэгле сдержанно перебила:
— Ты только забыла добавить, что из кабины пыталась перебраться на стрелу.
— Но ведь не перебралась же?
— Благодаря мне.
— Ты настучала на нас! — Старая обида вспыхнула с новой силой.
— И правильно сделала. Разве сейчас ты поступила бы по-другому?
Даша отвела глаза.
— Это некорректный вопрос, — с неохотой отступила она. — Двенадцатилетние дети не могут и не должны поступать, как взрослые люди. Именно потому, что они дети. У них другие представления о мужестве и благородстве.
Паэгле поправила сыну воротничок:
— Иди, Антон, приготовь для проверки тетради, я сейчас вымою руки и приду.
Дождавшись, пока сын закроет за собой дверь, Юлька обернулась к бывшей однокласснице:
— Рыжая, ты всегда была ужасным ребенком, и потому неудивительно, что так плохо кончила.
— О чем это ты?
Заявление бывшей одноклассницы несколько озадачило.
— Закончив факультет искусствоведения Московского университета, ты занимаешься ремеслом по меньшей мере странным.
— Ага. — Даша недобро прищурила карий глаз. — Я так понимаю, ты имеешь в виду мою карьеру детектива?
— Именно это я и имею в виду. Разумеется, за исключением того, что у детектива не может быть карьеры. Повторяю — это странное занятие, если не сказать больше.
На Паэгле обижаться не имело смысла. В ее присутствии любые эмоции выглядели слишком жалким аргументом. Но Даша не была бы сама собой, если бы оставила последнюю реплику без ответа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В таком случае ты удивительно непоследовательна.
— Вот как?
— Именно так. В мою искусствоведческую бытность ваше величество обходило меня вниманием, а стоило мне стать детективом, как ты готова поселить меня в своем доме и даже платить деньги. — Ореховые глаза мстительно прищурились. — Посему полагаю, что самое правильное в данной ситуации — это вернуться обратно в аэропорт...
По лицу Паэгле было видно, что она хочет сказать что-то убийственно меткое, но губы ее дрогнули, и бывшая одноклассница бессильно опустилась на скамеечку возле вешалки.
— Рыжая, — доселе прямой взгляд стал усталым, загнанным, — у меня действительно кошмарная ситуация. Я беру все слова обратно. Более того, я готова просить тебя на коленях, только помоги мне.
— Но как? — Даша развела руками. — Не силой же мне выбивать из них признание, из трех здоровых мужиков...
— Просто останься и поживи у меня. Оно само все на место встанет.
— Так если само все встанет, я-то зачем? — пыталась вразумить ее Даша.
Юлька отвела глаза.
— Если погибнут остальные рыбы, — она сглотнула, — я уже не восстановлюсь. Я потеряю все.
Даша присела рядом:
— Юль, ну что ты такое несешь? Чего ты потеряешь, жизнь, что ли? Хочешь, я слетаю в Африку и привезу тебе сто таких рыб?
Юлька помотала головой:
— Не надо. Это не поможет.
— Да что, жизнь твоя от этих рыб зависит, что ли? — рассердилась Даша.
Паэгле сидела, безвольно свесив руки между колен.
— Зависит, — еле слышно прошептала она.
Даше показалось, что она ослышалась.
— Моя жизнь зависит от того, будут жить эти рыбы или нет, — раздельно произнесла Юлька.
— Ты... это в каком смысле?
— В самом прямом.
Даша пыталась сообразить, что же конкретно ее одноклассница имеет в виду.
— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что покончишь с собой из-за каких-то там хордовых?
— Нет, конечно. Но моя жизнь находится в прямой зависимости от того, выживут они или нет.
— Подожди, подожди, ты...
Юлька подняла усталые глаза.
— Рыжая, не спрашивай меня. Я больше все равно ничего не скажу. Просто найди мне человека, который инфицировал моих рыб. Пяти тысяч будет мало — заплачу, сколько скажешь.
Даша покачала головой:
— Нет, Юля, так дело не пойдет. Я должна знать, за что берусь. Одно дело, когда речь идет об эмоциях: растила, растила рыбок, они померли, и мне жалко. Или если их гибель нанесет пусть даже огромный, но все же только финансовый урон. И совсем иной разговор, если из-за этих рыб может погибнуть человек.
Паэгле нервно обкусывала губы.
— Так на каком варианте мы остановимся? И очень тебя прошу: не пытайся меня обмануть. Последствия могут оказаться...
— Не надо меня пугать. — Юлька резко выпрямилась. — Я уже такая пуганая, дальше некуда. Одного не пойму: тебе-то какая разница? Существует факт — рыб отравили, и я хочу знать — кто.
Но и Даше упрямства было не занимать.
— А я для начала хочу понять, зачем кому-то вообще понадобилось убивать рыб, — с не меньшей резкостью заявила она. — Не думаю, что твои знакомые страдают какой-то острой формой ихтиофобии. Тогда что же их могло толкнуть на подобный поступок? Ненависть? Зависть?
— Зависть. — Паэгле не дала развить мысль дальше. — Зависть в чистом виде. Мне удалось то, чего не удавалось еще никому.
— Разведение рыб? — насмешливо переспросила Даша. — Да что это за рыбы такие?
— Вот такие рыбы. — Юлька с завидным упорством уклонялась от комментариев.
— А можно на них посмотреть?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Паэгле некоторое время размышляла:
— Да. Разумеется. Пойдем.
2
Даша приготовилась увидеть жар-рыбу. Она даже разволновалась. Шутка ли, аквариумная рыбка ценой в несколько сот долларов! Это как же надо выглядеть за такие деньги!
