застряли. Потом костёр развели, потом на нас какие-то твари напали.
— Что за твари? — он нисколько не тревожился, казалось, твари для него — это что-то, вроде забавных букашек.
— Короче, — в круг спрашивающих ввалился слегка посвежевший Женя. — Такие здоровые, чёрные, вроде обезьян. С клыками. В лесу прятались и одного мужика погрызли. У него потом какое-то заражение началось в месте укуса, чернота по телу расходилась.
— И где он? — спросил пришелец.
— Так это… помер.
— Труп надо спалить, — тут же заявил мужик.
— Нет трупа, — горестно сказал дядя Паша. — Утащили ночью.
— Тогда не страшно, труп оборачивается где-то на пятые сутки, а если утащили, то просто сожрут.
— Перестаньте, детям страшно, — сказала мамочка.
— Тихо, — зашипел на неё Лёха, чтобы не спугнула наш единственный источник информации. — Кто сожрёт?
— Упыри лесные, твари злобные, но глупые. Если бы не их зубы, то и бояться нечего.
— В зубах яд? — уточнил Женя.
— Не яд, вроде бы, не могу сказать, и алхимики молчат. Но если зубами человека укусили, то он, скорее всего, помрёт, а через несколько суток восстанет.
— В упыря превратится?
— Нет, — он покачал головой, — просто станет мертвецом на ногах, сильным и агрессивным. Для них слово какое-то придумали, но я его не помню.
— Зомби, — подсказал Женя.
— Точно, зомби, потом такого убить трудно, голову оттяпать или огнём спалить. А лучше и то, и другое.
— А вы-то как сюда дошли? — спросил я. — На вас они не напали?
Он распахнул воротник своей шубы и продемонстрировал странную безделушку на шнурке.
— Амулет, они меня просто не видят.
В толпе кто-то пытался возмутиться суевериями, но Женя тут же проскользнул поближе и, нагнувшись, тщательно осмотрел амулет.
— Почём брал?
— Сто червонцев, и ещё на обмен кое-что, — честно ответил гость.
— Херассе! — с видом знатока высказался Женя. — А артефактор ближайший где?
— Кто?
— Ну, маг, который амулеты делает.
— Пятьдесят вёрст отсюда, да там ли он ещё, не знаю.
— А ствол у барыги брал? Тебя как звать?
— Фёдором, а винтовку в руинах нашёл. А патроны Феофан продаёт, дорого, по три рубля штука.
— Уже интереснее, а амулет ещё что-то может? Или только тварям глаза отводить?
— Женя, — перебил его я. — Ты отвлёкся, давай уже о насущном. Скажите, а можно как-то покинуть бурю и вернуться в наш мир?
— Ваш мир — понятие растяжимое. Он всегда ваш и всегда не ваш. Не знаю, как объяснить. Вот один мир, — он обрисовал сферу руками. — Вот второй, третий, пятый, десятый. А над всем этим буря. Она куски миров вырывает, с людьми, иногда с домами, иногда, как у вас, дороги кусок. Куски эти перемешиваются, иногда теряются, кто-то в них живёт, выживает, торгует, охотится, ищет в руинах ценности. Кто-то уходит в свой мир, бывало такое.
— А как? — едва не хором спросили мы.
— Сложно сказать, тут бы магов спросить, или ещё кого. Насколько помню, после попадания дня три или четыре выбраться можно. Не больше. А как — не узнавал.
— Так, а не могли бы вы сопроводить нас до ближайшего жилья?
— Какого?
— Ну, вечно сидеть на ветру и холоде мы не можем, тем более что вы сказали, буря никогда не кончится.
— Буря не кончится, но не везде она снежная, она по площади… половину Солнечной Системы закроет. Где-то она снежная, где-то — с дождём, где-то — песчаная, а где-то просто ветер дует.
— Так что с жильём? — спросил я. — Есть что-то поблизости?
— Город, — он задумался и указал в сторону, противоположную той, откуда пришёл. — Пустой город, там нет никого, и тварей тоже, вроде бы, нет. Там сможете первое время пересидеть, а дальше… не знаю.
— И в городе вообще никого? — уточнил я.
— Думаю, там барыга ещё сидит, — он пожал плечами. — С ним поговорите, глядишь, подскажет чего. Барыги — они умные. Ещё там прибарахлиться можно, продукты должны быть, или ещё что ценное. Но вам и крыша над головой в радость, хоть согреетесь.
— А далеко это?
— Километров десять.
— Так, граждане, — я повернулся к остальным, — поступило предложение выдвигаться к неизвестному городу, там есть дома, где мы сможем согреться. Наш гость берётся проводить нас туда.
— А как мы согреемся? — спросил дядя Паша. — Там ведь отопления нет, если город пустой.
— Есть камины, растопите, и будет вам тепло.
— А как с упырями быть?
Он оглядел нас, прикидывая наши возможности.
— Смотрите, ту часть, которая небоеспособна, я на себя беру, дети, женщины. В круг встанут рядом со мной, их не тронут. А мужики покрепче да с оружием, становитесь в боевой порядок и идите впереди и сзади. Но не думаю, что нападут, должны от амулета шарахаться.
— Ясно, — я снова повернулся к людям, — граждане, выбора у нас особого нет, идём туда, там отогреемся, если что-то не так, вернёмся обратно по своим следам. Собирайте всё, что может пригодиться, одежду, оружие, инструменты, еду… если осталась.
Сборы заняли около получаса, кое-кто пытался возмущаться, но основная масса приняла всё, как есть. А оставаться в одиночестве на дороге никому не хотелось. Всё, что посчитали полезным, навьючили на себя. В голове колонны пошли я и Лёха. Я держал в руках дробовик, а он топор, прикрывая меня в ближнем бою. Следом шагал Фёдор, винтовку он оставил за спиной, вместо попыток обороняться, крепко прижимал к себе детей, а с ними и мамочку, рядом шли ещё две женщины, стараясь не отдаляться больше, чем на полметра. Замыкали колонну остальные мужчины, включая дядю Пашу с ружьём. У остальных были топоры и ножи. Нет, упыри не пройдут. Единственным минусом была плохая видимость, Фёдор запретил зажигать фонари.
Но заблудиться мы не боялись, шли туда, куда указывал он. Не боялись и замёрзнуть, ветер в лесу был чуть потише, да и температура поднялась, минус пять или около того. Мешал идти только снег, местами по пояс, а кое-где доходил и до груди. И пусть мы с Лёхой были людьми неслабыми, но идти было тяжело, хорошо, если часа за три дойдём.
Преодолев примерно половину пути, мы окончательно выдохлись. Да, чего там мы, выдохлись все, а детей пришлось нести на руках. Мы двое пробивали дорогу в снегу, но даже по этой дороге ходить было испытанием, люди едва стояли на ногах, особенно учитывая голод. Ели в последний раз несколько часов назад. Детей пришлось нести на руках.
Единственным, кто не демонстрировал никаких признаков усталости, был Фёдор, мужик оказался натурально двужильным, не вспотел, не запыхался, всё так же шагал вперёд, ещё и нёс на руках старшего мальчика.
— Давайте, я в голове пойду, —
