И снова печатал.
Как-то ночью
Сидел я, печатал
И ржал в голос -
И вдруг
Услыхал,
Как высокие каблуки
Зацокали по дорожке.
Потом тишина настала,
Так что я отхлебнул
Из стакана
И немножко еще поработал.
А потом
Были грохот
И звон
Разбившегося стекла,
И по ковру
Моему
Покатился
Огромный камень.
Он докатился
Почти что
До места,
Где я сидел…
Я услышал
Высокие каблуки
Торопливо зацокали
Прочь от дома,
А потом
Был звук
Заводящегося мотора,
А потом
Машина
С ревом рванула с места
И унеслась.
Одно из стекол
Входной двери
Разбилось
В осколки…
Два дня спустя
Вновь позвонила Сандра.
«Ну, как дела?»
«Ничего».
«А почему
Ты не спросишь,
Как дела У МЕНЯ?»
«Ну, хорошо, ладно,
Так КАК ЖЕ
Дела у тебя?»
«ПОГАНЫЙ
СУКИН ТЫ СЫН!»
Она завизжала
И бросила трубку.
Что любопытно, -
В тот раз
Я и вправду
Был не один.
«Кто это был?» – Спросила она.
«Так,
Голос из прошлого». «о, отлично,
Так, может,
Вернемся
К нашему интервью?
Что составляет
Предмет вдохновения
Вашей поэзии?»
«Хороший трах».
«что?»
«хороший трах», -
Повторил я погромче,
Встал
и добавил коктейля
В ее бокал.
What Bothers tnem Most
В мусорную корзину
Отец мой любил мечтать,
Как однажды разбогатеет.
Голосовал он всегда за республиканцев
И говорил,
Что, если я день за днем
Стану усердно трудиться,
То буду
Достойно вознагражден.
Должен заметить,
Когда отец ПОЛУЧАЛ работу,
То работал усердно,
Работал настолько тяжко,
Что никто не мог с ним сравниться.
«Да что с этим мужиком?
Свихнулся он, что ли?»
Отец мой был сильно потливым,
Краснолицым,
Большим
И сердитым.
Казалось,
Чем он сильней старался,
Тем бедней и бедней
Становился.
Давление у него
Становилось все выше,
Сердце
Билось неровно.
Курил он «Кэмел»
Или «Пэлл-Мэлл»,
И пачки полупустые
Валялись везде, где придется.
В восемь вечера
Спать он ложился,
Вставал в пять утра,
И частенько орал
И избивал жену
И сынишку.
Он умер еще молодым.
После его похорон
Сидел я в спальне
Его опустевшего дома
И курил последнюю пачку
Его «Пэлл-Мэлл».
Он верил:
На свете есть лишь его правда,
Его путь.
Смерть для него
Не была позором,
А вот его непреклонность
При жизни
Сильно меня раздражала.
Я говорил с ним однажды
Об этом.
Я говорил:
Жизнь наша
Пуста
И печальна,
И можно надеяться
Только
На пару мгновений
Покоя и мира
В сердце
Этого урагана.
«Ты просто сидишь сложа руки! -
Он отвечал. -
Просто сидишь
и языком болтаешь!
А я тебе так скажу:
Главное – честно работать
За честную плату!»
Нет, если вдуматься,
Отец был
Не единственной
Причиной моих несчастий.
И когда докурил я до фильтра
Последнюю сигарету
Из последней его пачки,
То просто ее выбросил
В мусорную корзину.
Тогда наконец и отец
Тоже
Исчез
Навсегда.
Into the Wastebasket
Кончено и забыто
Украшенный скромно железным крестом,
Самолетик красный
Плывет
По моему сознанью.
И когда отец открывает врата ада
И оттуда, снизу,
Кричит и кричит мое имя,
Я понимаю – настало
Время принять правду:
Хотя примирения между нами
Нет и не может быть,
Старые раны травить -
Значит, попросту мучить сердце.
Украшенный скромно железным крестом,
Самолетик красный
Прочь улетает -
Скрывается в небе Бразилии.
И я закрываю глаза
(Так меркнет свет
В глазах соколиных),
И бессмысленный гнев
Человека живого
На мертвого человека
Исчезает Навеки.
It’s Over and Done
Хороший парень
Я у него выигрывал в карты, машину одалживал,
Трахал его жену.
Вообще-то с женой его трахались все подряд,
Но более славного парня
Я не встречал никогда.
Ти Кей Кемпер несколько лет играл
За «Грин-бэй пэкерс»,
А потом получил травму колена и занялся
Авторемонтным бизнесом,
Очень удачно.
А вот в карты
Играл он паршиво:
Мы поили его,
А потом
Обчищали до нитки,
А супруга его сидела в засаде на заднем плане,
и груди ее торчали из декольте.
Ти Кей Кемпер.
Могучий, большой мужик.
Руки – окорока.
Честные голубые глаза.
Он для тебя рубаху последнюю снимет.
Он для тебя шкуру бы снял, если б мог.
Как-то вечером шел он с работы
И увидел двух хулиганов,
Вырвавших сумочку у старухи.
Он пустился вдогонку -
Сумку хотел забрать.
Почти уж догнал – и один хулиган обернулся.
В руке его был револьвер.
Он выстрелил пять раз.
Могучий, большой мужик…
Все пули попали в цель. Он тяжело
Упал на асфальт и больше не шевелился.
На похороны собралась толпа.
Супруга рыдала.
Друг мой Эдди ее утешал,
А после увез домой
И оттрахал.
Ти Кей Кемпер.
Больное колено,
Доброе сердце.
Он не был создан для этого жесткого мира.
То, что он протянул двадцать девять лет -
Уже большая удача.
Nice Guy
Ногами к огню
Поздняя ночь, июнь, боль, как крыса, таится внутри.
Сколько ж отваги нам надо – продолжать идти
Сквозь жестокое пламя,
То под солнцем слепящим,
То во тьме, в которой мы тонем.
Мы идем обычным путем -
Заправляем машины, и туалеты чистим, и по счетам raiaviM -
И движемся в мареве боли.
Ногами дергаем,
Пальцами шевелим
В такт глупым песенкам,
Воздух наполнившим -
А боль разъедает душу.
Да, отвага такая лишь восхищенья достойна – но только
Может, нам
Давным-давно
Стоило остановиться?
И все же…
Вот мы сидим.
Очередную
Бутылку вина открываем.
Слушаем Шостаковича.
Мы столько уж раз подыхали, что можем теперь лишь
дивиться -
Как нам не все равно?
Так что
Этот стакан подниму я
За нас за всех.
А после
Еще один
Подниму -
За себя самого.
Feet to the Fire
Игра в слова
Мальчишки
Снова играют в слова,
Пишут строчки,
Лишенные смысла,
А потом
Их выдают
За искусство.
Снова.
Мальчишки
Снова
Висят на телефонах,
Снова
Пишут
Редакторам
И издателям -
Советуют,
Кого редактировать,
Кого
Издавать.
Мальчишки
Отлично знают -
Или с ними,
Или против них.
Понимаете,
Так делаются дела,
И только немногие
Понимают,
КАК
Делаются дела.
Остальные все -
ВНЕ ИГРЫ,
И ежели ты
Не в курсе,
Кто в игре,
А кто -
Вне игры, -
Не страшно,
Мальчишки
Еще разок
Тебе разъяснят.
Мальчишки
Крутятся здесь
Уже довольно давно -
Как минимум
Лет
Двести.
И перед тем
Как состариться и умереть,
Мальчишки
Передают свою мудрость
Мальчишкам
пытка молнии за горой
Новым -
Чтобы уже ОНИ
Писали
Лишенные смысла строчки
И выдавали их за искусство.
Снова и снова…
The Poetry Game
Сборка пошла
Дети на школьном дворе…
Сколько кошмаров им пережить доведется,
Пока их станут готовить для жизни грядущей,
А после всучат печальное будущее, что состоит из
Ложных надежд,
Дешевого патриотизма,
Грошовой работы
(Или отсутствия всякой работы),
Банковских закладных и машин в кредит,
Правительства равнодушного -
Ночей, дней и лет, неторопливо ведущих
К уничтоженью любого,
Малейшего шанса на лучшее.
На автомойке я жду, пока разберутся с моей машиной,
И наблюдаю, как слева, на школьном дворе, дети
Играют во время большой перемены.
Маленький старичок
Свистит мне и машет суконкой.
Машина
Готова.
Иду к машине.
Подмигиваю старику:
«Ну как оно, ничего?»
«Нормально, – он отвечает. – Надеюсь,
Что хлынет дождь».
Тут раздается звонок.
Дети, прервав игру,
Бредут друг за дружкой
В огромный кирпичный дом.
«Я тоже
Надеюсь, что хлынет дождь», – говорю,
Забираюсь в машину и прочь уезжаю.
The Fix is in
Фотографии
Фотография
Барона Манфреда фон Рихтхофена
В окруженье друзей висит у меня на стене -
На заднем плане виден его истребитель.
А рядом висит фотография
Трехкрылого
Красного самолетика,
Парящего в небе.
Немногие люди,
Входящие в эту комнату
(Я по ночам
Там работаю),
Фотографии видят,
Но
Ни слова не говорят.
Это нормально.
Однако, сказать по чести,
