– И ты ему поверила, ила?
– Нет. Но чтобы понять, для чего Хант устроил весь это спектакль, нужно убедить его в том, что мы поверили.
Я была шокирована во второй раз за это странное утро, но теперь улыбнулась, сжимая горячие хрупкие ладони подруги.
– А я-то думала, что ты целиком и полностью будешь на его стороне. Из-за особенного отношения.
На лице Иниры отразилась грусть, и я понимала ее, тут же загрустив тоже.
– Мое отношение – это моя беда, Алу. И на мои мозги все это никак не влияет. Ни один человек не способен пройти босиком по льду Арктики и не оставить после себя кровавые следы, каким бы закаленным ни был. Просто Хант этого не знает.
Я быстро заморгала, и сердце снова заколотилось часто-часто.
– Что за следы ты видела?
– Очевидно, что человека. Но я не понимаю, КАК он смог пройти и не примерзнуть к порогу, хотя бы когда выходил из дома!
– Следы были прямо у порога?
– Нет, у окна. Вот того, – Инира кивнула на окно, которое было как раз напротив моей кровати, а на мне вдруг выступила «гусиная кожа».
И я не была уверена, что дело было в температуре и слабости.
Выходит, он наблюдал за тем, как я сплю?
– …кажется, пора повесить занавески, – пробормотала я, теряясь все больше и больше от происходящего вокруг.
– Но знаешь, что меня еще удивляет, ила? – задумчиво потерла подбородок Инира. – Как он смог войти, пока рядом с тобой были все псы и даже Доча? Они бы и близко не подпустили к тебе никого чужого! Значит, входил кто-то, кого они знали?..
Это тоже мало походило на правду.
Хотя бы потому, что аромат этого незнакомца был слишком новым и необычным для меня.
Но вопрос оставался все-таки открытым.
И ответов не было.
– Эту ночь будем ночевать в моем доме, Алу! Как бы там ни было и кто бы ни приходил, а мне это совсем не нравится! – нахмурилась Инира, но я лишь с мягкой улыбкой покачала головой.
– Если бы этот человек хотел причинить мне вред, то сделал бы это этой ночью, ила. А если ничего не произошло, то и бояться мне нечего.
Я бы не смогла признаться подруге, что меня охватывала дрожь при воспоминании о том, как он прикасался ко мне.
Нет, он определенно не опасен для меня.
В этом сомнений не было.
– И потом, теперь я буду начеку и не дам вот так просто войти в мой дом снова.
Инира лишь поджала свои пухлые губы и сокрушенно покачала головой, а потом неожиданно тихо проговорила:
– …знаешь, когда Хант сказал, что это был он, я так хотела поверить, что он приходил ради меня. Мы полночи с ним переписывались…
Столько боли и безысходности было в ее словах, что я потянулась и крепко обняла подругу, понимая, что в этой ситуации мы с ней бессильны.
Обычаи и традиции инуитов составляли очень важную часть их современной жизни.
Часто, приезжая на материк в большой город раз году в день рождения мамы, я сталкивалась с мнением о том, что эскимосы живут как в каменном веке и ничего у них не меняется с годами и приходом высоких технологий.
Люди в больших городах по-прежнему считали, что эскимосы – это грязные, дурно пахнущие варвары, которые пьют молоко оленей и завывают свои странные песни, которые не представляют, что такое связь и современная медицина.
Они очень удивлялись, когда я рассказывала им, что у каждого эскимоса обязательно есть сотовый телефон, а их дети так же смотрят на планшетах мультики перед сном, как и городские дети.
Что в Гренландии есть все необходимое, что завозится, как правило, на больших атомных ледоколах или вертолетами, дети так же учатся в школах, а пожилые так же сидят в медучреждениях, чтобы им оказали должную помощь.
Единственная разница между нами – людьми с материка – и инуитами была в том, что они чтили своих предков и не забывали, чему их учили деды и прадеды.
Они берегли свою культуру, оставляя ее неизменной и нетронутой прогрессом ради своих детей и внуков.
И за это я их любила и искренне уважала.
За это я восхищалась этим народом.
Вот только с моей Инирой эти традиции сыграли дурную роль, оставив ее навсегда в одиночестве.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
По традиции, идущей из глубины веков, Инира была рождена лишь для одной цели – усладить разгневанного страшного духа, если в Северном сиянии появится ярко-красная полоса.
Отдать свою жизнь монстру, чтобы спасти жизни других.
Никто не знал, когда это случится и случится ли в принципе в ближайшие века, но по этой причине Инира должна была сохранить свою невинность и чистоту.
Если потребуется, то до самой смерти.
– …с твоим статусом совсем ничего нельзя поделать? – тихо прошептала я, пока мы с подругой так и сидели на постели, обнявшись в гнетущем горестном молчании.
– Нельзя, ила. Таково желание духов, и я не могу подвести свой народ по прихоти своей души, – хоть и тихо, но невероятно твердо отозвалась Инира, и я в сотый раз восхитилась ее стойкости духа и упрямству.
Она была готова молча любить мужчину, который никогда не станет ее.
Как и она никогда не сможет стать его.
– А когда в последний раз люди видели этот самый красный след в Авроре?
Инира пожала плечами, тяжело выдыхая:
– Говорят, что несколько столетий назад. В то время, когда был рожден мой прадедушка.
– И тогда дочь шамана отдали Туунбаку?
По коже прошел холодок от этих слов, потому что даже несмотря на то, что я прожила в обществе инуитов шесть лет и успела проникнуться их укладом жизни и традициями, но этот аспект никак не могла понять. И принять.
– Ее облачили в свадебный наряд и отвезли далеко в Арктику. Туда, куда людям запрещено входить.
– И просто оставили там одну?
– Да. Таков обычай. Никто не может видеть Туунбака, а иначе смерть настигнет род инуитов.
– Скорей всего, нет никакого Туунбака… Девушку просто оставили на верную смерть от переохлаждения, а затем ее тело растерзали хищники, – прошептала я, с ужасом думая о том, что эта жуткая участь может постигнуть мою отважную маленькую подругу. – А что, если красной полосы не будет еще несколько сотен лет?
– Значит, я просто проживу жизнь в служении своему народа, а потом тихо умру.
Как ни крути, а перспективы жизни Иниры были совершенно безрадостны.
И я искренне восхищалась тем, насколько при этом бойкой, подвижной и жизнерадостной была моя маленькая красивая звезда Инира.
Когда в дверь постучали, и она приоткрылась, мы обе улыбнулись, потому что на пороге появился отец Иниры.
Шаман.
Статный высокий мужчина, который всегда ходил в короткой тонкой шубе и курил трубку.
Он разительно отличался от остальных инуитов, которые по большей части были довольно низкорослыми, но крепкими, своим телосложением и тем, что, кажется, совершенно не боялся морозов.
Мы называли его Ата и очень любили за добрый приветливый нрав и большое сердце, в котором было место для каждого, кто обращался за помощью или советом.
– Уже проснулись? – мужчина улыбнулся, протискиваясь через дверь и с улыбкой потрепав каждого из псов, что проснулись и поспешили поздороваться с тем, кого знали с рождения.
Именно Ата привел меня однажды в небольшую юрту, где ощенились сразу несколько собак, и сказал только одно:
– Псы сами выбирают тех, кому будут преданы до смерти. Они не просто звери, а члены семьи. Наша опора и поддержка. Без них наш народ был бы голоден и медленно умирал.
И эти слова не были преувеличением.
Первым ко мне подошел Торин. Совершенно черный, но с умными голубыми глазами, которые заглядывали прямо в душу. А за ним побежали еще щенки, которые радостно виляли хвостами и облизывали мои руки.
Ровно семь.
Теперь они были моей семьей и опорой.
– Рано утром мы уходим за кормом для псов, – проговорил Ата и прошел в комнату, чтобы легко прикоснуться своей большой шершавой рукой к моему лбу, проверяя температуру.
– Я пойду с вами!
– Еще чего придумала, Алу! Пей лекарство и лечись! Чтобы твердо стояла на ногах, когда я вернусь через несколько дней. Будьте рядом. И ничего не бойтесь, – мужчина коснулся с любовью щеки своей дочери, кивая нам, и вышел, оставляя за собой запах мороза и сигаретного дыма.