Интервью с экспертом
или Диалоги о празднике.
Задача праздника – восстановить нарушенную гармонию между людьми и природой и устранить отчуждение людей от природы и общества
За сто с лишним лет, прошедших со времени «Москвы златоглавой», описанной Иваном Шмелевым, многое изменилось в нашей жизни. Уцелела малая часть «сорока сороков», да и сохранившиеся московские церковки не выделяются уже так на фоне высотных строений. Почти неузнаваемой стала жизнь русских людей, жизнь других народов России.
Однако сам праздник как явление жизни и как неистребимая потребность человека остался. Роль его трудно преувеличить, но психологам как-то удавалось обходить это стороной. У нас есть предположение, что причина – в сложившемся образе психологического знания. Отказавшись от «души» (psihe), слово (logos) касалось психических процессов, психических состояний, способностей, но редко произносилось о цельности человека.
Отечественную психологию всегда отличало стремление к этой цельности. Даже в истории периода вынужденного марксизма есть такие яркие образцы, как «Человек и мир» С.Я. Рубинштейна, «Ум полководца» Б.М. Теплова. Теплов, вспоминая введенное еще Аристотелем понятие «стремящийся разум», говорит о неразрывном единстве ума и воли у гениального полководца, когда один психический процесс (мышление, ум) невозможно отделить от другого (воли). Рубинштейн основанием внутреннего единства (цельности) человека выводит нравственный закон и говорит о том, что восстановление порушенной цельности возможно через сознание и через эстетическое чувство (чувство прекрасного). В работе «Человек и мир» он пишет: «Человек, отчужденный от природы, от жизни Вселенной, от игры ее стихийных сил, не способный соотнести себя с ними, не способный перед лицом этих сил найти свое место и утвердить свое человеческое достоинство, – это маленький человек. Прекрасное как завершенное в себе, совершенное явление, увековеченное в своем настоящем чувственном бытии, есть первый пласт души человека» [30, с. 378].
Многое для психологии здесь дают лучшие образцы художественной литературы, к которым обращаются психологи (и не только отечественные – вспомним замечание Г. Олпорта о том, что «психологом» в полном смысле слова можно считать хорошего писателя, а научная психология пока только стремится к подлинному знанию о законах жизни души [27]). Многое для понимания дают смежные науки: философия, этнология, этнография, филология…
Обратившись к теме праздника, мы чувствовали себя довольно одинокими в своей науке, пока не познакомились со специалистами по античности и балканистике[26]. Робко заявив свою «праздничную» тему, мы неожиданно для себя оказались на сессии, целиком посвященной празднику. Слушая доклады о символической роли праздничной одежды, погребальных обрядов, праздничных действий, мы увидели, насколько это знание наполнено психологическим смыслом. И сербы, и болгары, и древние греки понимали праздник как путь приобщения человека к единству мирозданья.
В «Словаре античности» слово «праздник» выводится от латинских «dies festus», «fesia/feria», что означает «день, свободный от работы», и говорится о том, что с древних времен задача праздника – «восстановить нарушенную гармонию между людьми и природой и устранить отчуждение людей от природы и общества» [36, с.455]. Обрядовые действия, пение и танцы играли служебную роль.
Праздник существует всегда – с самых древних времен человечества и до настоящего времени. Он и изменчив в каких-то деталях от культуры к культуре. Он и неизменен в главном, самом существенном своем качестве: способности восстанавливать цельность человека, восстанавливать гармонию между людьми и природой.
Казалось бы, праздник, понимаемый таким образом, должен был давно привлечь к себе внимание психологов. Однако этого пока не произошло. Настоящими специалистами, экспертами по вопросам, связанным с особенностями праздничного поведения, историей праздничной культуры являются, как мы уже говорили выше, ученые, работающие в смежных с психологией областях науки. Необходимо включиться в диалог с этими исследователями. В каких-то вопросах психологи тоже могут сказать свое веское слово. Главный критерий здесь – «цельная» личность и пути обретения этой цельности в празднике.
Для осуществления диалога пришлось преодолевать расстояние, сначала – географическое.
Осенью, когда в Москве завывают холодные ветра, моросит дождь, замерзают ночью лужи, в Ереване происходит настоящий праздник природы. Осень – лучшее время в Армении. Уже нет знойной жары. Солнце такое ласковое и милое, а вечером приходит приятная прохлада. В один из таких вечеров и состоялось интервью с экспертом. Обсуждали тему праздника, потому что нашим собеседником был известный во многих странах мира этнолог Левон Абрамян[27]. Левон занимается праздничной темой уже двадцать лет. Его книга «Первобытный праздник и мифология» вышла в свет в 1983 году.
Наша беседа протекала в непринужденной обстановке. За столом собрались также друзья, ученики и коллеги знаменитого этнолога. Вопрос, поставленный в начале беседы, был таким: «Что такое для Вас праздник?» И следующий: «А праздники, они вообще разные?»
ЛЕВОН: Праздники? Ну, праздники, естественно, разные, но в празднике, видимо, есть какая-то модель, которая одинаково сближает именно праздники, и мы можем говорить о празднике как таковом. Праздники – это то, что не будни. Там все противоположно будням или не так, как в будни. Поэтому, когда есть много праздников, их связывает то, как они оформляют свое не буднее бытие. И оказывается, что у них есть целый ряд общих качеств. Ну, скажем, снятие запретов, которое универсально для праздников. И тем самым мы сразу можем увидеть, чем отличается именно праздник от какого-нибудь ритуала, где то же самое может быть. Скажем, в ритуале это будет обязательно торжественно, а в празднике это будет обязательно с весельем. И когда многие вещи так накладываются, мы уже можем говорить, где эта ось находится. Также и похороны. Похороны – это похороны, но и в празднике тоже есть обязательно элементы умирания и возрождения, поэтому как раз тризна туда больше подходит. Неожиданно из похоронной обрядности какая-то часть вдруг входит в праздник. Это древнейший праздник.
– В работах Ваших я читала о празднике как карнавале. У меня самой нет опыта личного участия в карнавале, и мне эта мысль просто в голову не приходила. И в православной культуре, похоже, нет карнавала. Нет переодевания. Есть переодевания на масленицу, но это опять же не православное, а от язычества.
ЛЕВОН: – Да, естественно, языческое. В армянской масленице эта карнавальность есть как раз. Это единственный праздник, где можно увидеть карнавальность. В православной масленице она тоже есть.
– Каждый праздник – это карнавал или все-таки это не обязательно?
ЛЕВОН: – А вот я вообще-то пошел бы обратным путем. Дело в том, что от карнавала я пошел бы к празднику. Карнавал изучен блестяще Бахтиным. Предложенная им карнавальная схема, она действует особенно в таких обществах, где ее легко воспроизвести, а это всегда те общества, где есть верх и низ, это он блестяще показал. Когда есть два полюса, то они карнавально переворачиваются. И вот один из языков карнавала, по которому ты узнаешь карнавал, – это его перевернутость.
– Все наоборот, да?
ЛЕВОН: – Оттуда я пошел дальше, потому что изучал праздники в более архаических обществах, где нет такой строгой иерархичности, но зато есть множество оппозиций. Если здесь действует верхняя оппозиция, то, как правило, только со своими разными подвидами, то в тех обществах, которые я немного знал, скажем, австралийские аборигены и такого типа архаические общества, там я неожиданно увидел, что происходит то же самое с каждой оппозицией. То, что Бахтин увидел на одной оппозиции, поэтому он и смог ее так блестяще описать, она там довлеет, то здесь действовала – в одном больше, в другом меньше, но по абсолютно той же схеме, – и получалась модель хаоса, когда все бинарные структуры, оппозиции, которыми определяется общество (во всяком случае, которыми можно описать общество), оказываются в особом состоянии – не обязательно перевернутом: они могут быть перевернуты, могут быть слегка сдвинуты, могут просто ликвидироваться, могут смазываться, но с ними обязательно что-то происходит…. Именно такие состояния хаоса мы с Гаяне[28] и пытались как-то привести к общему знаменателю в разных культурах и увидели, что прямо до них бывает некое состояние гиперструктур. Если хаос – это антиструктура, то прямо до этого, вроде бы, в обязательном порядке мы имеем усиление структуры космоса, которое было до праздника, а затем – такое вот разрушение его, чтобы потом восстановить совершенно нормальный космос, какой был до праздника.