Тесси наморщила лоб.
— Знаешь что? Я не могу с тобой. — Она стоически выдохнула. — Не беспокойся об Атласе. Беспокойся об отпуске. И о сборе вещей. Потому что, видит Бог, ты этого еще не сделала.
Эш ворчит.
Тесси ухмыляется.
Через два дня они с Эш отправятся в солнечную Мексику. Ее детский отпуск. Она сама спланировала и оплатила его. Пусть она не замужем, пусть она внебрачный позорник, но она все равно заслужила последнее "ура" со своей лучшей подругой.
На двадцать восьмой неделе беременности у нее наконец-то появились силы. Она чертовски возбуждена. Ее запах - сверхзвуковой. Все, чего она хочет, - это массаж. И, может быть, кусочек бри, хотя, согласно сайту baby.com, от этого у нее точно начнутся схватки.
Ей нужен этот отпуск. Пляж. Солнечный свет. Песок между пальцами ног. Коктейль в руке. Никакого Атласа. Никакой Ужасной Тесс. Никаких шаблонов или образцов. Никаких прерываний. Только мечты об отпуске с Эш.
Рай.
— Tрулав! — кричит Атлас.
Тесси вздрагивает, ее череп раскалывается от эхо его крика.
— Мы выходим в прямой эфир через минуту!
Эш кривит губы от отвращения.
— Боже, да у него просто пена изо рта идет.
Отдых, думает Тесси, отвлекаясь от убийственных мыслей и думая о более радостных вещах, таких как ананасовые напитки, бронзовый загар и отражение лунного света в океане.
И звезды.
Всегда звезды.
Эш обхватывает Тесси за талию, подбадривая ее.
— Иди, пока мое сердце эмпата не устояло перед желанием убить этого парня.
Она показывает пальцем.
— Никаких убийств. Мексика, помнишь?
Покачиваясь, Тесси поворачивается. Она вдохнула и провела ладонями по животу своего шелкового мини-платья.
— Ну что, ты готов к этому? — спрашивает она свой живот. Сердце сжимается, когда в ладонь ударяют. Она и Мишка - они вместе.
Только они вдвоем.
ГЛАВА 4
Он должен пообедать и поужинать.
Такова первая мысль Соломона, занявшего место за барной стойкой в ресторане Howler's Roost. Тут же к нему подсаживается официантка, которой не нужен его заказ, но она хочет с ним поздороваться. Ее сменяет лучший друг его отца Грант, который начинает рассказывать о медведе, пойманном им две недели назад. Затем учительница рисования его сестры Джо, работавшая с ним двадцать лет назад. По ее словам, у него зеленая аура, а в прошлой жизни он был викингом.
Когда он, наконец, остается один, Соломон опускает руку, позволяя своей старой гончей собаке Пегги Сью лизнуть его ладонь.
Выйдя от сестры, он должен был сразу же отправиться домой. Тридцатиминутная поездка в город была ошибкой. Все, чего он хотел, - это выпить, а не участвовать в чертовых допросах.
Почесывая Пегги за ушами, он делает глоток своего полусладкого Maker's Mark и расправляет плечи, позволяя напряжению покинуть его.
Но он получил то, что получил. Он сделал это сам, запершись в своей хижине на последние семь лет. Как бы это ни было неприятно, но они хотят как лучше. Весь город Чинук хочет убедиться, что с ним все в порядке, что он достаточно питается. Они хотят сказать ему, что гордятся им за то, что он наконец-то спустился с горы.
Последние полгода он приезжал в Howler's Roost раз в неделю. Окунается в цивилизацию. Жизнь.
— Благодаря моим коктейлям это место появилось на карте, а ты заказываешь бурбон?
Он хмыкает, потягивает свой напиток, и тут в поле его зрения появляется неодобрительное лицо его лучшего друга.
— Черт возьми, я приму это. — Хаулер смахнул тряпку с плеча. — Единственное время, когда мы можем снять тебя с горы, — это выпить.
— Это и когда у Мелоди спускает колесо.
— А, старый трюк с младшей сестрой и спущенным колесом. — Хаулер берет стакан с пивом и внимательно изучает пятно, поджав губы. — Ты ведь знаешь, что она делает это специально, верно? Чтобы вытащить тебя из дома. Чтобы увидеть тебя.
Соломон ставит виски на стойку бара, в нем закипает раздражение. Он не в настроении слушать очередную лекцию о том, почему он должен ужинать у своей мамы, а не в Howler's Roost. Чтобы сменить тему, он кивает на груду дров в углу комнаты. Сломанная доска пола, которую приходится обходить. Мешанина в декоре: неоновые вывески в стиле ретро и долларовые купюры, прикрепленные к стене. Шатающиеся деревянные столы, стоящие буквально на последних ногах, с подпорками из спичечных коробков.
— Место похоже на дыру. — Он рассматривает телевизор, установленный над барной стойкой. Местные новости переключаются на захудалую бульварную передачу, которая действует ему на нервы. — Я думал, ты собираешься от этого избавиться.
Хаулер скрещивает руки и опирается на стойку, стоящую позади него, на его губах играет мальчишеская ухмылка.
— Конечно, мы начнем с этого.
— Когда ты собираешься заняться ремонтом? — Соломон проводит рукой по своей темной бороде. — Бару нужна тематика. Мы провели для этого целую чертову разведку. Ты получил деньги по страховке. У тебя были нарисованы чертежи.
Хаулер плеснул виски в свой стакан.
— Когда я верну свою правую руку на кухню.
— Я же говорил тебе. Нет. — Соломон борется с желанием взглянуть на дверь в кухню. Старается не смотреть на остатки жалкого подобия замороженной пиццы, которую он ел на ужин. Скучная еда, которая и близко не сравнится с теми закусками из бара, которые он обычно готовил. Еда, такая же местная, как и он сам. Яйца по-скотски. Картофельные оладьи из лука-порея. Начос из лосося.
Со стоном Хаулер облокотился на барную стойку.
— Пора, Сол. У меня нет хорошего повара. Я кормлю людей чипсами из пакета.
— А мне нравятся чипсы из пакетика.
Лжец с тяжелым взглядом смотрит на своего друга.
Откинувшись на спинку стула, Соломон нахмурился.
— Я думал, та поездка, в которую ты меня затащил, разожгла в твоей заднице огонь, чтобы привести это место в порядок.
У беспорядка нет веских причин. Сколько бы он ни убеждал себя, что ему все равно, что он не может заботиться, он уверен, что заботится. Бар принадлежит ему. Им. Оставить его в таком виде - это чертова глупость. Как и подобает Хаулеру, он с головой погрузился в проект, провел исследование, разработал планы и бросил все. После тридцати лет дружбы он знает, что ленивая задница этого парня никогда не была тем, кто доводит проект до конца.
Хаулер разразился смехом.
— Если хочешь поговорить о той поездке, считай, что это ты разжег огонь под своей задницей.
Соломон сосредоточенно смотрит на телевизор над барной стойкой, ничего не выдавая. Ни одной унции аргументов, которыми мог бы похвастаться этот сукин сын.
Подметая крошки, Хаулер бросает взгляд на торчащий музыкальный автомат. Два побитых непогодой старожил хлопают ладонями по мутному стеклу, чтобы снять с повтора Джонни Кэша. Он наклоняется к Соломону.
— Думаешь о Златовласке? Она мне тоже нравилась. Блондинка с карими глазами. — Он усмехается. — Горячая.
Соломон стискивает зубы и бросает на мудака острый взгляд.
— Заткнись, блядь.
Подняв руки в жесте "не стреляй в меня", Хаулер говорит:
— Расслабься. Я думаю о том, как ее отблагодарить.
— За что?
— За то, что разбудила тебя. За то, что она подтолкнула тебя снова присоединиться к нашему прекрасному обществу людей Чинука. — Он прижимает руки к барной стойке и наклоняется ближе, его лицо и голос смягчаются. — Ты снял свое кольцо, Сол.
Изучая свои руки, свой голый безымянный палец, Соломон сжимает кулак. Разжимает его.
Так и было.
Шесть месяцев назад, на самом деле.
В тот день, когда он проснулся в пустой постели после лучшей ночи в своей жизни.
Ночи, такой же незабываемой, как и девушка, с которой он ее разделил.
По крайней мере, раз в день, сидя за рабочим столом или во дворе, его сознание ни с того ни с сего вызывает ее. Она вызывает в нем горько-сладкую боль, которую он не может прогнать, как бы ни старался. Самая светлая, самая яркая, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел.
