мне будет, если я останусь жить в Грузии и навсегда забуду про то, что старшее поколение имеет ввиду под долгом перед Родиной.
Устроиться на работу, снять квартиру, накопить денег. Вовремя уехать в Армению, чтобы не просрочить статус официального эмигранта, оттуда до Стамбула, а затем, с помощью связей и интуиции, в Грецию через болгарскую границу без визы и каких-либо планов. Красивый расклад, особенно после рассказов наших друзей об афинском районе Экзархия и нашего знакомства с греческим грузином – тем самым, который пытался оказаться знаки внимания Соне, когда мы вписывались у него в Тбилиси. Он зарабатывал на жизнь установкой сигнализаций и её взломами, разбирался в машинах и по итогу оказался добрым парнем, который погрузил нас в настоящую, невидимую туристам жизнь Грузии. Зураб также рассказывал о Саламанке, где многие его знакомые воровали дорогую технику, а потом продавали её за гроши, чтобы купить на это дозу героина. «Первым делом они толкают товары своим, а уже потом впаривают на местном аналоге Avito, – говорил он. – Если захотите MacBook Pro последней сборки, маякните в ватсап». Самый навороченный ноутбук, по его словам, можно было без труда отправить в Москву прямым автобусом из Тбилиси. А уже там забрать ворованную вещь у водителя и спокойно пользоваться без страха, что тебя найдут. Если в магазине такой бук стоил 200 тысяч, то на чёрном рынке для друзей – около 15.
– Эй, беженец, нам пора уходить.
Передо мной стояла Соня в зелёном купальнике и показывала глазами на работников, которые мыли соседние ванны кёрхером. Мы пришли сюда слишком поздно, пробираясь по глухой горной тайге вдоль обрывов и речки, поэтому персонал вежливо намекал нам, что кроме нас тут уже давно никого нет. Я вылез из воды и понял, что из посетителей в такой поздний час мы остались одни.
– Займёмся контрабандой, когда приедем в Россию, – шёпотом сказал я ей.
– Чё?
– Ничё.
Мы двинули назад в город той же дорогой, которая на этот раз была окутана темнотой. Соня включила The Wytches, чтобы не слышать ночные шорохи и крепко взяла меня за руку. В лунном свете она была красива, как сутулая зэчка, которая сбежала с мордовской зоны строгого режима, где её должны были казнить.
– В Чегемском ущелье, когда я пытался взять твою руку, ты сказала, что друзья так не делают.
– Тогда мне не было страшно.
– Ну ты и сука.
Мы оба заржали, как падальщики, но руку она так и не отцепила, сделав это только выйдя на свет. Ночной Боржоми напоминал туристическую деревню с ресторанами и забегаловками, в которых кишмя кишели европейцы и, в обильном количестве, русские. Их я замечал так часто, что иногда вообще забывал, где нахожусь. Если бы не тамошняя архитектура, напоминающая какой-то австрийский городок, я бы подумал, что до сих пор пребываю в России. Вписка на ночь была оговорена заранее и наши рюкзаки уже лежали у Димитрия, местного винодела, винный погреб которого существовал сотню лет, доставшись ему от деда. Когда мы туда добрались, нас ждала большая кровать у самой скалы, бесперебойный вайфай и винные угощения от хозяина заведения.
– Вот она, жизнь богемы, – протянула Соня с бокалом красного вина в руках. – Как же круто в Грузии.
Ещё бы. Вся наша поездка заключалась в балансе между нищенствующими ночлегами в разрушеных домах, палатках близ автобанов, завтраками на газовой горелке – а также уютными вписками в коттеджах, гостиничными номерами класса люкс и роскошными ресторанами, в которые мы ходили каждый божий день, когда выпадала возможность.
Возможность почувствовать себя нормальным человеком в этой бродячей истории, в которую ввязалась Соня. Она не раз говорила, что ощущает себя последним бомжом, когда нам приходилось раскладывать палатку в дождь и холод. Но сейчас, после серной ванны, холодной Боржоми из источника, итальянского ресторана и редкого вина Димитрия, мы намеревались посетить местную тусовку, после которой нас ждал домашний лобиани, приготовленный его друзьями детства. Всё, как доктор прописал. Тёплый грузинский приём. Радушность, от которой становится не по себе.
Народы Кавказа – самые добрые по отношению к гостям. Они всегда готовы помочь и сделать всё, что в их силах. В дороге нам попадались совершенно разные люди: профессора, нефтяники, бизнесмены, владельцы уникальных лейблов, чеченцы, дагестанцы, кабардинцы, осетины, и, разумеется, грузины… В Тбилиси, когда мы искали путь к метро, нас пригласил в машину человек, представившийся полковником МВД. «Володя делает плохо всем, но своим – ещё хуже». Он произвёл нам экскурсию, а в конце дал номер, по которому велел позвонить, если у нас будут проблемы. Также был футболист, игравший в одной команде с Газзаевым и выигравший европейский кубок в составе Динамо. Его соперниками являлись такие легендарные феномены, как Мишель Платини, Манчестер Юнайтед, Реал Мадрид и Севилья образца 80-х годов. «Созваниваемся иногда со Стасом» – имел он ввиду Станислава Черчесова, пребывающего тогда, после ЧМ, на пике узнаваемости.
Всё это подкупало нас обоих, но из-за невероятности происходящего заставляло усомниться в действительности. Вот мы два бродяги, уставшие, не внушающие доверия, бредём по обочине трассы, вытягиваем руку в надежде, чтобы кто-то остановил. Какой смысл нам помогать? Тем более людям, для которых данный образ жизни непонятен и далёк. Пыльные сумки, гигиена на уровне диких гиен, вдруг мы вообще излучаем радиацию? Или кто-то из нас имеет ауру спидного вымогателя. Я бы трижды подумал, стоит ли усаживать таких в машину. Или, тем более, пускать в дом.
Но нас не то, чтобы пускали, а даже уговаривали остаться. Небогатые люди, которые жили скромно и просто, умудрялись готовить нам угощения и необычные подарки. Жить в Грузии не легче, чем в России. Там такие же низкие зарплаты, невозможность найти нормальную работу, высокие цены на бензин. Но с другой стороны – это тёплый климат, более лояльные к населению законы и высокие горы. Люди там, в целом, счастливее и отзывчивее. Молодёжь уже совсем не учит русский и гордится, что их страна входит в Евросоюз. Старшее поколение ностальгирует по временам, когда все народы жили дружно и совсем не обижается на нас за войну 2008 года – просто намекает, что русские немножечко оккупанты. Мы ни разу не слышали никаких упрёков по поводу конфликта наших стран десятилетней давности, но почти у каждого грузина, разговаривавшего с нами, присутствовала нотка едва уловимой обиды на те обстоятельства, из-за которых теперь наше государство считают таким, словно оно часто путает рамсы там, куда могло бы не соваться. На центральных улицах городов, где ходят
