— Проехать к Оренбургу будет трудно. Но мы должны быть в нем, и как можно скорее, — заявил Блюхер на совещании командиров. — Вспомним троицкий опыт. Прорываться будем, как и тогда, не покидая эшелонов.
Зная, что большинство в отряде составляет необстрелянная рабочая молодежь, командующий распорядился провести во всех ротах летучие митинги с выступлениями на них бывалых солдат.
…Поутру эшелоны остановились на разъезде за Бузулуком перед испорченным участком пути. Бойцы выскочили из вагонов, взялись за ломы, кувалды, кирки. И вдруг застрочил пулемет, поднялась винтовочная пальба. Все попадали. Заслышав перестрелку, Блюхер кинулся к бойцам. Но кто-то другой спокойным, уверенным голосом уже подал нужную команду:
— Поднима-айсь! За мной, в атаку! Вперед!
На укрывшихся в кустах казаков бежал, паля на ходу из нагана, командир батальона 1-го Уральского полка.
— Молодец, Павлищев! — крикнул радостно Блюхер.
С тех пор подобные стычки вошли в систему, ввязываться в них приходилось чуть ли не через каждый десяток верст. Так вырабатывалась новая тактика — тактика эшелонной войны.
После короткого, но жестокого боя уральцы заняли станцию Ново-Сергиевская. Затем дружными атаками из эшелонов выбили белоказаков с разъездов близ станиц Татищенской и Донской и уже на одиннадцатый день своего похода соединились на станции Сырт с красногвардейцами осажденного Оренбургского гарнизона.
То было 23 мая 1918 года. А четырьмя днями раньше из Стерлитамака выступил. Сводный уфимский отряд, возглавляемый М. В. Калмыковым. Его боевики прибыли в Оренбург, когда кольцо белоказачьеи блокады было уже разорвано. На северо-восточной окраине отряд остановили часовые сторожевой заставы. Старший ее, осведомленный о подходе Калмыкова, без проволочек дал разрешение на вступление в город.
— Как Блюхера отыскать? — спросил Калмыков.
— На станции. Его эшелоны там, каждый покажет.
Михаил Васильевич, оставив боевиков на привокзальной площади, направился в поиски. Только вышел на перрон, из-за спины кто-то произнес:
— Постой, товарищ. Давай знакомиться.
Калмыков обернулся. К нему подходил крепко сбитый военный в выцветшем добела обмундировании. Остановившись, снял фуражку, обтер платком чисто выбритую голову, прищурился от яркого солнца.
— Ну и жарища! В мае никогда не видал такой, — и в упор спросил. — Калмыков? Не ошибся?
— Угадали, — пробасил Михаил Васильевич. — А вы кто?
— Да тот, кого ты едва не оглушил из Полтавской своим громобоем.
— Василий Константинович?
— Я.
— Ну! Считал, куда старше должны быть.
— А сам-то с какого? — полюбопытствовал, улыбаясь, Блюхер.
— С восемьдесят восьмого.
— Старик. Мне до тебя еще два года тянуться. Ну, а мандат не покажешь?
— Вот, пожалуйста.
Блюхер бегло взглянул на протянутый документ и не сдержал улыбки:
— Значит, командующий! А теперь мой прочти.
Калмыков глянул на плотный листок с машинописным текстом, скрепленным подписями и печатью:
«Предъявитель сего Василий Блюхер уральским областным военным комиссариатом назначен Главнокомандующим всеми отрядами, оперирующими под Оренбургом…»
— Хорошо. Снова под вашим началом?
Блюхер в ответ усмехнулся:
— Что ни отряд, то и главком особый. И ты вот пожаловал с неменьшими полномочиями.
— Н-да, все главные получаются, — покрутил усы Калмыков. — Не ладно это. Нужно кого-то одного избрать.
— Нужно, — согласился Блюхер. — Но это успеется. А сейчас полк Жлобы выручать надо. У меня под рукой сил нету. Один батальон в районе Пречистенской развивает удар в сторону Орска, другие — на Бузулукской линии. Снимать их не могу. А как твои? С ходу сумеют?
— Если надо, будут готовы, — твердо произнес Калмыков.
— Тогда слушай. Положение таково. Эшелоны Жлобы на станции Донгузская. Белоказаки окружили их.
— И далеко до нее?
— Верст сорок. Но не бойся, подвижного состава хватает.
— Когда на погрузку? — загорелся Калмыков. — Где вагоны?
На первое боевое задание Михаил Васильевич отобрал две сотни бойцов во главе с Никитой Опариным. Формируя эшелон, решил для безопасности пустить впереди паровоза порожнюю платформу.
— А если не порожнюю? — вслух подумал Опарин. — Если из нее нечто бронеплощадки сделать? Тюки с хлопком уложим по бортам. Не хуже брони защитят. А на платформу пушку-горняшку закатим да два пулемета поставим. Сила будет.
— Ишь, головастый, — отметил Калмыков.
Поездка в Донгузскую много времени не заняла. Отогнали белоказаков от полка Жлобы, даже не выгружаясь из вагонов. Все дело решили меткие выстрелы орудия, установленного на импровизированной бронеплощадке.
Первый удачный опыт Калмыков постарался закрепить и развить. Весь его отряд теперь размещался в трех составах. Паровозы ставили в середину, а в голову и хвост прицепляли платформы, бронированные тюками хлопка. Опорной была станция Сырт. Обнаружив нападение дутовцев на какой-либо из пунктов в охраняемом секторе, первым в бой вступал эшелон разведки. Затем подходили и остальные. Так выиграли сражение на юге, близ Павловской, а затем и в ряде мест по дороге на Бузулук. Внезапность — этот излюбленный козырь дутовцев — была выбита из их рук.
На совещаниях главкомов Блюхер настаивал на проведении решительной операции по уничтожению всех дутовских скопищ в ближних и дальних от Оренбурга станицах, но всякий раз верх одерживали «оборонцы».
— Силы-то неравные, — доказывали они. — У нас три с половиной тысячи бойцов, а у противоположной стороны — в два раза больше. И притом почти все конные. Мы по рельсам туда-сюда раскатываемся. И то ладно. В степях с ними пеша не навоюешь.
— Но ведь не с одними дутовцами нам вести борьбу, — сказал Блюхер. — Драться надо и за беднейшее казачество. Сплачивать в революционные отряды и утверждать с его помощью Советы на местах. Только так можно выбить из-под прислужников Дутова опорные базы и лишить их питательных сил.
В начале июня в Оренбурге узнали о спровоцированном империалистами Антанты мятеже чехословацкого корпуса, но вести об этом носили отрывочный характер и многие всерьез их не принимали.
18 июня Блюхер сумел связаться по телефону с находившимся в Уфе народным комиссаром по военным делам Н. И. Подвойским. Блюхер заявил, что «считает нравственным долгом перед Родиной и революцией направить часть уральских войск на помощь Троицку и Челябинску, чем будет облегчено и положение самого Екатеринбурга».[5]
Нарком согласился с этим и предложил создать отряды из мобилизованных рабочих Оренбурга и Бузулука. Но делать это было уже поздно. Белочехи, занявшие Самару, повернули на юг и начали продвигаться от Кинеля на Бузулук. Блюхер посчитал преступным покидать в такое время войско Оренбургской группы. Подняв батальон 1-го Уральского полка и конников Екатеринбургского эскадрона, он выступил навстречу мятежникам. Дружной атакой авангардный отряд белочехов был выбит из Бузулука.
Блюхер имел только восемьсот штыков и сабель. Противник контратаковал впятеро большими силами. На третьи сутки боя Бузулук пришлось сдать. В этих боях погиб командир Челябинского шахтерского отряда «Народные копи» С. Я. Елькин. Он остался прикрывать отход товарищей. Был ранен и, не желая попасть в плен, последнюю пулю послал себе в висок.
Дутовцы активизировались по всей округе. Натиск объединенных сил белогвардейщины и восставших чехословаков с каждым днем нарастал.
Возвратясь в Оренбург, Василий Константинович потребовал немедленного созыва командующих отрядами. Утром 28 июня 1918 года все они собрались в вагоне Г. В. Зиновьева, к которому по согласию главкомов перешло командование войсками всей группы.
При обсуждении вариантов отхода Г. В. Зиновьев высказался за то, чтобы отводить части и отряды по незанятой противником железной дороге в сторону Ташкента. Блюхер назвал этот путь линией наименьшего сопротивления и стал горячо доказывать, что надо идти по тылам врага в заводские районы Урала и там помогать Красной Армии в ее борьбе с белочехами.
Кто только не пытался отговорить его от столь рискованного намерения. Даже П. А. Кобозев, Чрезвычайный комиссар Оренбургской губернии, и тот с укоризной спрашивал:
— И куда стремишься? В область, которая сплошь объята восстаниями казачества? Одумайся…
Блюхера поддержали только Николай Каширин и Михаил Калмыков. Большинство командиров проголосовало за Туркестанский вариант.
Калмыков тут же опротестовал это решение. На его имя каким-то чудом проскочила телеграмма из Уфы. Ревком сообщал, что белочехи грозят городу с востока и с запада и приказывал командующему Сводного уфимского отряда немедленно возвращаться обратно.
