не веду, не знаю, какой это был год. До этого мы с ним по свету мотались, не сиделось ему на одном месте… А тут, видать, к корням поближе захотелось. Он ведь родом отсюда, из Монтафона. Вот и купил он тут замок… То есть гостиницу.
– А вы с ним, значит, уже очень давно знакомы?
– Я его еще ребенком нянчил… И мать его, госпожу, знаю. Еще при ней я служил.
Старик замолчал. Мари замешкалась, пыталась сообразить, как верно задать следующий вопрос.
Доктор Коста внезапно открыл глаза и прервал ее мысли:
– Название Монтафон имеет ретороманское происхождение. На ретороманском языке говорили в Монтафоне до пятнадцатого века, – заговорил он монотонным голосом. – Монтафонский диалект представляет собой особую черту австрийских диалектов: на мунтафунериш говорят и понимают от Санкт-Антона до Партенена. Многочисленные названия мест, полей и гор происходят от ретороманского языка. Например, Schruns20, Gortipohl, Vallüla или Piz Buin 20…
Сыщик фыркнул.
Китаец согласно кивнул.
– Да, диалект у них тут особенный. Сколько лет тут живу – никак не выучу. Стар я уже стал…
– А вы многое знаете о Монтафоне? – спросила Мари доктора.
– Многое ли я знаю? Я знаю все! И не только о Монтафоне. Если бы вы рационально использовали свое время, вы бы тоже знали. Люди занимаются ерундой вместо того, чтобы делать хоть что-то полезное! – Доктор Коста неуютно повел длинной, как у жирафа, шеей.
– Хм, весьма похвально, что вы так рационально относитесь к времени, – вмешался сыщик. – Позвольте полюбопытствовать, а в чем именно состоит ваша работа?
– Это закрытая информация! Не для таких простофиль, как вы! – отрезал доктор и снова прикрыл уши руками.
Мари обеспокоенно глянула на него и покрутила ручку радиоприемника, пытаясь отыскать спокойную музыку.
Они некоторое время ехали в молчании. Вскоре журналистка не выдержала и повернулась к китайцу:
– Скажите, что же все-таки случилось у вас в отеле? Почему хозяин хотел отменить мой приезд?
Старик, не отрываясь, смотрел на дорогу. Лицо его, сморщенное, как сухофрукт, было непроницаемым. Наконец он нахмурил кустистые брови и пробормотал:
– Да мне почем знать. Не моего это ума дело…
– И все-таки?.. Вы ведь наверняка видите и слышите очень многое, – не сдавалась Мари.
– Это не моего ума дело, – уже тверже сказал старик и упрямо сжал тонкие губы.
Мари вздохнула.
– Ну что же, видимо, придется мне быть нежеланной гостьей.
Машина пробиралась все выше и выше, прокладывая путь сквозь метель. Мари помолчала немного, поправила шарф и тихо проговорила:
– Вы вправе оставить свои догадки при себе, господин Ван Фу. Вы лучше меня знаете, что пытаются скрыть за стенами этой гостиницы. А если не знаете, то наверняка догадываетесь. Я вижу в вас умного человека. – Она помедлила. – У вас достаточно жизненного опыта, чтобы понять, где белое, а где черное. И решить, когда стоит молчать, а когда нужно говорить.
Ван Фу безмолвствовал.
Амадей, сидящий на коленях у Мари, приоткрыл глаза и выразительно мяукнул.
Ван Фу бросил на него быстрый взгляд и покачал головой.
– Ладно. Вот что я вам скажу, – внезапно решился он. – Что у нас происходит, знает лишь небо. Чертовщина творится, а кто и что за этим стоит, мне неведомо. – Он помолчал. – Держите ухо востро, когда к нам приедете. Гости к нам приезжают довольные, а когда обратно уезжают, все крестятся. И никогда не возвращаются. Нечистое место, говорят…
Мари внимательно взглянула на старика.
– Нечистое место, говорите? А что же именно у вас происходит?
– Сами все увидите. Мое дело предупредить, а вы уж там сами смотрите. Глаза у вас странные, разноцветные… Видно, предназначено вам самим небом и землей постигать сокрытое и находить ответы… Такая у вас судьба, – задумчиво пробормотал он и покрепче сжал руль.
– Что ж, и на том спасибо, – озадаченно кивнула Мари.
Сыщик, казалось, не обращал внимания на разговор. Он откинулся на спинку сиденья, и весь вид его красноречиво говорил о том, что он в отпуске и твердо намерен оберегать свой покой и хранить безмятежность.
Путники уже въезжали в горы, и дорога вилась все круче вверх по узкой дорожке, с одной стороны которой были отвесные скалы, а с другой скалился обрыв. Метель становилась все сильнее. В пропасти слева от машины темнели острые камни. Мари замолчала, решив оставить все расспросы на потом и не отвлекать водителя.
Амадей мирно лежал у нее на коленях, тихо мурлыча, и хитро прищуренные глаза его горели зеленым огнем.
Глава 3
В посаде, куда ни одна нога не ступала,
лишь ворожеи да вьюги ступала нога…
Борис Пастернак
Ушам своим не верьте вовсе, а глазам – только наполовину.
Эдгар Аллан По
– Это кому же пришло в голову строить тут дом! – удивленно сказал сыщик.
Опасная дорога расшатала его безграничное спокойствие, и он был порядком взвинчен.
Путники только что оставили позади головокружительный подъем и протиснулись сквозь узкий, как игольное ушко, перешеек между суровыми серыми скалами, чуть не оцарапав кузов машины.
Опасный подъем стоил пережитых волнений.
Перед ними открылась ослепительно-белая долина. Она была укрыта нетронутым снегом и окаймлена густой порослью темно-зеленых и голубоватых елей и сосен.
– Долина тревоги… – прошептала Мари.
Свинцовое небо низко нависло над долиной. Гонимые порывами ветра тучи стелились по кряжам гор.
Вдали виднелась гостиница. Нет, не гостиница, это был настоящий замок! Высокий каменный особняк, устрашающе величественный, будто сошедший со страниц одного из готических романов. На каменных темных стенах, припорошенных снегом и поросших мхом, скалились пасти горгулий. Мозаичные стекла стрельчатых окон сверкали пурпурным. На крыше высилась сломленная пополам круглая башенка с зубцами.
Мари замерла от удивления.
После нарядных фахверковых домиков, которые путники оставили внизу, представшая перед глазами картина казалась ненастоящей. Но вот он, замок, вот они, чугунные ворота, вот подъездная аллея и ряд старинных газовых фонарей, вот ворона на снегу – все здесь. Настоящий замок, надежно оберегаемый высотой и неприступными скалами.
Машина остановилась, и путники ступили на хрустящий снег. Вокруг царила глубокая тишина.
– К такому замку следует подъезжать на повозке с породистыми лошадьми, а не на современном автомобиле, – пробормотала Мари, впечатленная величием дома. Она отряхнула снег с сапог и пробормотала: – Мы будто муравьи у полотен вечных мастеров…
Тяжелые кованые двери распахнулись, и в дверном проеме показался высокий пожилой человек с гордым разворотом плеч и длинными черными с густой проседью волосами. У него было худое изможденное лицо, узкие, сведенные вместе на переносице брови и прямой длинный нос. Кожа, тонкая, как папирус, обтягивала кости черепа. Он приставил одну руку к талии, а другой взмахнул в резком приветственном жесте, не выпуская из пальцев тяжелой трости с набалдашником.
– А вот и наши гости. – Человек изогнул в улыбке тонкие губы, не двигаясь с места.
Мари закинула на плечо сумку и подошла ближе.
– Здравствуйте. Вы, видимо, владелец этого дивного замка?
– Именно так, собственной персоной. Я хозяин. Владелец этой усадьбы, всех ее внутренних богатств и близлежащих окрестностей. Прошу за мной.
Человек резко развернулся, и темные волосы его взметнулись, словно крыло ворона. Он скрылся за дверями, и гости один за другим последовали за ним в прихожую.
– Король Перадора, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трех Мостов21, – тихо пробормотала Мари, усмехнулась и перешагнула через порог.
На мгновение ей показалось, что кованая дверь – вовсе не дверь, а портал, машина времени, внезапно перенесшая их на столетия назад. Прихожая с потолком, вздымавшимся ввысь на несколько этажей, была украшена лепниной. На стенах висели канделябры и подсвечники, причудливо оплывшие воском.
В огромном зеркале слева от входа Мари увидела собственное лицо с приоткрытым от удивления ртом. Зеркало было в тяжелой бронзовой раме, кое-где зеленой от патины.
Мари так увлеклась увиденным, что на мгновение забыла, зачем она здесь. Хозяин и ее спутники уже прошли в залу, оставив девушку позади.
