«Началось!» — беззвучно возопил Стас. Это была явно не психотерапия. Это больше походило на проповедь. В «Аид» забрел юродивый…
— Откуда он появляется, Двойник-то? Как? — все же не удержался и спросил Стас. О чем тут же пожалел.
На его вопрос последовал подробный и обстоятельный ответ. И такой же безумный, как первоначальное предположение Колдуна:
— Двойник возникает из ниоткуда, но сам он при этом уверен, что существовал раньше и ничем не отличается от других людей.
«А как же эти самые другие люди?»
— Более того, вся окружающая его реальность подстраивается под эту уверенность. Даже люди, среди которых живет Двойник, не сомневаются в том, что они знали его прежде.
Нет, определенно, это клиника. Бред. Полный. Полнейший. Илья окончательно свихнулся. Но бред сумасшедшего Колдуна все же чем-то завораживал Стаса.
— Двойники, которые приходят к нам, продлевают жизнь нашим мертвецам. И знаешь, Станислав, сдается мне, что только благодаря Двойникам человечество в этом проклятом мире еще не вымерло полностью.
От таких слов Стаса пробрал озноб. Больше всего его поразила уверенность Ильи. Словно Колдун действительно знал наверняка то, о чем говорил.
— Но ты сказал, это всего лишь теория, — негромко произнес Стас.
«Какая, на фиг, теория?! — орал внутренний голос. — Бредятина чистой воды!»
Илья кивнул:
— Теория. Имеющая практическое подтверждение. — Колдун все еще улыбался, только теперь — холодной и мертвой какой-то улыбкой. Он смотрел на Стаса в упор.
Мурашки, бегающие по спине, стали крупнее и проворнее.
— Почему ты так думаешь? Ну, насчет практического подтверждения?
— Я не думаю — знаю.
— Откуда?
— Я сам Двойник.
— Что?!
— У меня такое чувство.
— Это как?
— Просто. Чужие воспоминания. Чужие страхи. Имена людей, которых я не знал. События, которые я не переживал. Как это можно назвать?
«Шизофрения, вообще-то».
— Это… — Стас облизнул губы. — Это все тебе снится?
— Ага, снится, — уголки улыбающегося рта чуть дернулись. — Когда я не сплю. Наяву.
«Точно шиза! Причем, судя по всему, острая ее стадия». Стас затравленно стрельнул глазами по сторонам. Перед дверью в сектор «А» никого, кроме них, не было. Из-за двери за ними, конечно, тоже не наблюдают. Давно прошли те времена, когда из «офиса» велось наблюдение за коридором.
— И часто тебе такое…
Видится? Чувствуется? Вспоминается? Как сказать? Как спросить правильно?
— Часто, — кивнула улыбающаяся голова Ильи. — Вот сейчас, например.
Глаза Колдуна закрылись. Улыбка осталась — никуда не делась. При других обстоятельствах ее можно было бы назвать довольной и блаженной, но сейчас в этой улыбке было что-то жутковатое.
Губы Колдуна шевельнулись. Стасу показалось, будто он что-то шепчет.
Что-то вроде «Оленька».
И что-то вроде «Сергейка».
* * *
— Оленька?!
Он двигался в кромешной тьме.
— Сергейка?
И почему-то звал.
Кого-то…
Непроглядный мрак окружал и давил со всех сторон, не позволяя определить размеры помещения. Он видел только темноту, он шел через нее, как плыл. И дышал ею, а не воздухом.
Идти было неудобно. Под ногами — гравий и грязь, сгнившее дерево, ржавое железо.
Железная дорога? Метро?
— Илюша? Это ты? — женский голос. Настороженный, недоверчивый, но все же полный надежды.
— Папа! Папа! — удивленный и радостный голос ребенка.
— Вы… кто?
— А ты?.. — женский голос.
— Кто? — детский.
И еще звук. Далекий, но быстро, слишком быстро приближающийся. Догоняющий. Бездушный и беспощадный. Страшный. Отвратительный. И от этого шума не укрыться, не спастись.
Наверное, так разговаривала с ним темнота, по которой он шел-плыл и которой дышал. Да, темнота может так разговаривать с тем, кого собирается сожрать.
Стрекочущее «Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи!». Мрак вокруг словно заполняется бесчисленной ратью гигантских насекомых. И ведь правда — заполняется. Похоже на то. Ощущается неприятный резкий запах.
— Ты — он? — вопрошает женщина. — Или не он?
— Папа? — пугается ребенок. — Ты папа или не папа?
У него никогда не было ни жены, ни ребенка. Или все же были? Или не у него, а у того, другого, который вместо него или вместо которого сейчас он сам.
В каком-то другом месте.
В какой-то другой жизни.
А безжалостное «чирихи» лезет в уши и заглушает все прочие звуки, слова, мысли, вопросы.
Он бежит. Пытается бежать. Наугад, вслепую, выставив перед собой руки и протыкая пальцами густой мрак.
Спотыкается. Падает. Больно ударяется обо что-то.
Встает снова и опять бежит.
Сознание еще что-то улавливает… Сознание или все же воображение?
— Илья?
— Папа?
— Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи! Чирихи-чирихи!
Стрекот звучит уже не только сзади, за спиной. Справа и слева — тоже. И сверху. Сильно, резко воняет. Что-то шелестит под ногами. Касается ног. Раз, другой, третий…
Эти прикосновения чего-то жесткого, колючего, скрипучего и царапучего — омерзительны до жути.
Его догнал и теперь огибает живой поток, стремящийся погрести и поглотить, но не способный сделать это. Пока не способный. Словно пенистая грязная вода во время наводнения обтекает большой камень. Но это не значит, что прибывающая вода не может затопить преграду.
Он спотыкается снова и снова падает. Из-под инстинктивно выставленных вниз рук что-то шарахается в стороны. Что-то твердое и гладкое, на ощупь похожее на хитиновый панцирь, каковым, по всей видимости, это «что-то» и является.
На этот раз встать он не успевает. Его все-таки накрывает волна.
Под нескончаемое «чирихи», слившееся с темнотой и уже ставшее ее неотъемлемой частью, по нему пробегают тысячи тонких длинных и цепких ног, усеянных шипиками. По нему проползают сотни остро пахнущих жестких, похрустывающих и шелестящих тел.
«Чирихи-чирихи!» А он лежит, прикрыв голову и свернувшись калачиком.
«Чирихи-чирихи!» А он орет в полный голос, но в оглушительном стрекоте, отражающемся эхом от невидимых стен и сводов, его крика почти не слышно.
«Чирихи-чирихи!» По нему движется живой хрусткий каток, к которому налипают все новые и новые тела и лапы. Их вес становится все больше. Вонь — все нестерпимее. И дышать все труднее, труднее, труднее…
— Муранча! Муранча! Муранча! — кричал кто-то. Где-то… Или не кричал. Или просто казалось, что кричал.
Илья Колдун открыл глаза.
И увидел перед собой чужие глаза: большие, испуганные, неморгающие. Незнакомые.
Нет, знакомые.
Не сразу, но все же он узнал Стаса. И вдруг понял, что продолжает ему улыбаться. Не потому, что почувствовал это: Илья просто увидел свое отражение в расширившихся глазах собеседника.
И от души порадовался, что перед ним сейчас не полноценное зеркало.
Глава 3
КАМНЕГРЫЗЫ
Это тоже было как приступ. Так же неожиданно и так же страшно.
Свет вырубился. Остались гореть только тусклые лампочки аварийного освещения. В их тревожном красноватом свете лицо Ильи с застывшей улыбкой показалось Стасу особенно жутким.
Стихло привычное и от того едва различимое гудение вентиляции, насосов и турбин. Стихли вообще все звуки. «Аид», до сих пор живший своей размеренной подземной жизнью, впал в подземную кому.
Аварийка трижды мигнула и полуумерла. Даже резервные лампочки светились теперь вполнакала.
За губы Колдуна по-прежнему цеплялась совсем уж неуместная сейчас улыбочка — мертвая и кривая, но прищуренные глаза смотрели неулыбчиво. Психолог конечно же всё понял. Все всё поняли.
Тройное мигание лампочек аварийного освещения — это общий сигнал по секторам. Это значит, что энергия отключена не из-за технического сбоя. Это значит, что…
— Камнегрызы? — без звука прошептали губы Стаса.
— Тихо, — таким же беззвучным эхом отразился ответ от улыбки Ильи.
Опасные мутанты были где-то рядом. Где-то снаружи, возле, а может быть, уже и над бункерами.
Поэтому и введен режим тишины. Заглушены турбины, отключены насосы и вентиляция. Электричество — только с аккумуляторов.
Даже разговаривать сейчас можно лишь вполголоса. А лучше — вообще помолчать. Даже двигаться следует крайне осторожно. А лучше — оставаться на месте и ничем не выдавать своего присутствия.
«Аид» замер в напряженном ожидании.
Стас, затаив дыхание, смотрел в низкий сводчатый потолок. Слабая лампочка аварийки над головой не столько освещала, сколько подкрашивала шершавый бетон с осыпавшейся штукатуркой в кровавый цвет. Казалось, что не пробитый светом полумрак начинает шевелиться и из темноты вот-вот появится зубастая пасть.
Камнегрызы — пожалуй, самые страшные хищники из тех, что расплодились в окрестностях Тагила. Даже одна такая тварь способна сожрать человека с потрохами и костями. А ведь эти мутанты не охотятся поодиночке. Обычно они передвигаются большими ползучими стаями. Впрочем, главная опасность не в этом. Чтобы добраться до пищи, камнегрызы источат и камень, и бетон, и металл. Если твари услышат добычу, их не остановит никакое препятствие. А слух у камнегрызов исключительный. Они — самые лучшие акустики, которым не нужна аппаратура.
