Между тем, усложнявшаяся обстановка на европейском театре не позволяла И. Цицианову надеяться на получение подкреплений. Из Петербурга рекомендовали перейти к обороне, на время ограничиться приобретенным, заняться устройством внутренних дел и сделать попытку примирения с Ираном. Князь Чарторыйский, в своем письме от 8 сентября 1805 г. Цицианову советовал следующее «Сохранение завоеваний, вами приобретенных, устроение дорог, привлечение ханов персидских к российскому начальству и обеспечение пределов Грузии могут быть достаточными занятиями на сей раз, для неутомимой вашей деятельности…»[56]. Еще ранее, в своем ином письме (от 15 ноября 1804 г.) Чарторыйский отмечал, что в случае «искательства» персидского шаха к миру, следует очертить предмет переговоров течением Куры и Аракса[57].
Отвечая Чарторыйскому в письме от 19 октября 1805 г., Цицианов отмечал, что при нынешнем состоянии вещей персы вряд ли будут восприимчивы к мирным призывам. Наоборот, они еще достаточно сильны, чтобы попытаться возвратить утраченное. Единственный же способ обезопасить оказавшиеся в подданстве России территории – это продолжать наступательную политику до тех пор, пока российская власть не будет простираться до Аракса и Куры. Для достижения этой цели Ц, ицианов намеревался покорить Баку, Ширван, а зимой – взять Эриванскую крепость[58]. Лучше знакомый с местными реалиями, П. Цицианов в определенном смысле был прав. Первая половина компании 1805 г. показала, что персы имея многочисленную кавалерию способны на быстрые маневры, которые могут быть чреваты неожиданными прорывами. Цицианов полагал, что возможные предложения об установлении мира на нынешнем этапе будут однозначно истолкованы в Тегеране как признак слабости, а потому, это еще более отдалит, а не приблизит окончание боевых действий. Поэтому, несмотря на ограниченные возможности и испытываемое изнурительное недомогание, он решил продолжать наступательную политику. Неудачные операции отряда Завалишина привели князя к мысли о необходимости личного участия в операции по покорению Бакинского ханства.
Выступив из Елизаветполя 23 ноября 1805 г. Цицианов пошел на Баку через Ширванское ханство, с владетелем которого Мустафой-ханом переговоры по поводу подданства велись еще ранее. Хан выражал тогда согласие на принятие русского подданства, однако хотел при помощи русских установить свой контроль над Шекинским, Муганским, Рудбарским, Сальянским и Бакинским владетелями. Цицианов не хотел отдавать ему приоритета перед остальными ханами, а потому, переговоры тогда завершились безрезультатно. В 1805 г. Мустафа-хан отказался от своих домогательств. В результате, 25 декабря 1805 г., в соответствии с заключенным трактатом, Ширванское ханство перешло в подданство
России. Условия были практически аналогичны прежним, Куракчайским трактатам, с добавлением пунктов об обязанности отвечать за безопасность купеческих караванов, давать рабочих для возведения укреплений при устье р. Куры, уступить Ибрагим-хану Джеват и др[59].
2 февраля 1806 г. отряд Цицианова соединившись с частями Завалишина уже находился под Баку. П.Цицианов потребовал от Бакинского хана принять русское подданство. Согласно условиям Цицианова, ханство должно было быть присоединено к России, все доходы его направлялись бы в казну, а самому хану определялось годовое содержание в 10 тысяч рублей[60]. Хан по виду соглашался на сдачу, но вместе с тем, пытался затянуть переговоры. Когда это не удалось, то 8 февраля 1806 г. было осуществлено убийство Цицианова при личной встрече с ханом.
Н. Дубровин, описывает это происшествие следующим образом «В сопровождении нескольких человек своей свиты хан выехал из крепости, встретился с князем Цициановым как старый знакомый и передал ему ключи города. После взаимных объятий Хуссейн-Кули-хан предложил главнокомандующему сесть на намедь или войлок. Перед ними стояли два персиянина, а позади Ибраим-бек, приближенный хана. В знак почета, по азиатскому обычаю, Хуссейн передал князю Цицианову кальян, и когда тот взял в рот ней-пичь (конец кальяна), то, по заранее сделанному словию, Ибраим-бек выстрелил ему в затылок, а вслед за тем, другим выстрелом был убит и князь Эристов, сопровождавший главнокомандующего. Отрезавши голову князю Цицианову, Ибраим-бек ускакал в город, а оттуда отправился к Аббас-Мирзе в Тавриз, за что и получил от наследника персидского престола звание хана. В день приезда Ибраим-бека Тавриз был иллюминирован. Вслед за убийством князя Цицианова с крепостных стен был открыт огонь по нашему отряду, стоявшему у колодца. Войска отступили не успевши выручить тело своего главнокомандующего. Оно было зарыто у ворот крепости, где долгое время виднелась могила грозного иншпектора. Впоследствии армяне скрыли тело в засмоленном гробе, и оно оставалось до 1808 года непогребенным в церкве Аствадцъзадзна. Только через шесть лет после смерти князя Павла Дмитриевича, главнокомандующий на Кавказе маркиз Паулуччи перенес тело его в Тифлис и положил в Сионском соборе…»[61].
С несущественными отличиями, обстоятельства гибели Цицианова описываются и С. Броневским. Так он отмечает «В 9 часов утра главнокомандующий выехал на назначенный пункт к колодезю; пеший гребенский казак шел сзади для принятия лошадей. Ворота города были заперты, а по стенам стояло войско. Хан не показывался. Князь приказал Эрнстову съездить и напомнить хану, что ему, князю, как действующему от имени императора, неприлично долее ожидать. Но в этот момент из крепости выехали Гусейн-бек и городской старейшина или комендант, калабеги с ключами города и хлебом-солью, объявляя, что хан опасается… русских войск и сам быть не может. Главнокомандующий отвечал, что если хан сомневается… то пусть выезжает с 1000 своих воинов, а он будет один с князем Эрнстовым, своим переводчиком. Князь Цицианов, кроме того, заметил, что вернется опять к хану не иначе, как с лестницами; при этом он возвратил ключи и хлеб-соль, прибавив, что примет их только из рук самого хана. В это время отворилась калитка и вышел хан, сопровождаемый двумя гайдуками, вооруженными с ног до головы. Эристов напомнил хану, что вооруженными гайдуками нарушается условие сдачи города; хан же на это ответил «.. Вы и князь знаете азиатские обычаи, что телохранители никогда не оставляют того. Кому служат и явиться без оружия им все равно что потерять честь. Поезжайте и успокойте князя, а я безоружный сам пойду к нему навстречу…». Хан приблизился и главнокомандующий сошел с лошади. Внимание войск было напряжено. Воцарилась мертвая тишина… Хан подал на блюдце ключи города и дружественно облобызался с князем… но лишь князь освободился от объятий, как два всадника, подъехавшие в это время из города, разом в упор выстрелили в князя и мгновенно обезглавили его кинжалами, успев даже ограбить все бриллианты и отрезать палец вместе с перстнем… Толпа конницы с криком выскочила из города и. окружив хана и убитого, бросилась в крепостные ворота. Князь Эристов преследовал хана, осыпав его укоризнами за неслыханное злодейство. Хан и его велел пристрелить… Отряд с форштадта отступил в лагерь…»[62].
Гибель такого решительного и энергичного предводителя как П. Цицианов, явилась большим ударом в первую очередь для расположенного под стенами Баку русского отряда. Как отмечает Н. Дубровин «Происшествие под Баку, так печально окончившееся изменническим убийством князя Цицианова, поставило отряд, блокировавший эту крепость, в самое невыгодное положение… С тех самых стен, на которых должен был развеваться русский флаг, открыт был по нашим войскам сильный огонь, заставивший их отступить и расположиться неподалеку от города. Генерал-майор Завалишин, как старший, принял начальство; положение его, как начальника, было далеко незавидное. Простояв более месяца под крепостью и продовольствуясь половинною дачею, отряд был без лошадей, переполнен больными, стоял в снегу, без хлеба, без дров, без одежды и амуниции. По неимению достаточного количества лазаретных вещей, больные лежали на земле под покрышкою одних шинелей, в большинстве изодранных; у многих солдат не было белья. Жестокие вьюги, начавшиеся с 4-го февраля и продолжавшиеся попеременно то с дождем, то со снегом и морозами, развили болезни; много было обмороженных. В отряде было здоровых не более тысячи человек, из которых только треть в состоянии была владеть оружием; остальные были до такой степени слабы, что не могли быть употреблены в службу. Вода, годная для приготовления пищи, была под выстрелами крепости, так что войска принуждены были добывать ее из снега и в таком вижде употреблять в пищу и питье… Постоянный холод и метели все более и более изнуряли солдат, утомленных походом из Грузии, походом, при котором они должны были везти на себе большую часть тяжестей. Теперь все чины отряда были поставлены еще в худшее положение и принуждены драться за каждое полено, посылать отдельные отряды в соседние селения за дровами и нефтью»[63]. В результате, отряд отступил на Кизляр, где и был распущен[64].
