Выстрелы следовали один за другим, разрежая живое кольцо вокруг лодки, и та, наконец, смогла двинуться к яхте, оставив гавиалов далеко позади. В свою очередь и судно пошло на сближение, и вскоре шлюпку со всеми, кто был в ней, подняли на борт. Мокрые, с кровоточащими ранами и ссадинами, индусы в изнеможении повалились на палубу. С удивлением разглядывал их экипаж.
Хозяева яхты, отдав Мариусу винтовки с раскаленными стволами, спустились с мостика. Признав их за главных, индусы встали на колени и в знак благодарности вознесли руки над головой. Один из них, который был за старшего, прерывающимся от волнения хриплым голосом произнес на ломаном английском:
— Спасибо тебе, о сахиб[27], защитивший рабов священного Брахмы[28] от чудовищ Ганга и позволивший нам спасти останки трижды святого для нас учителя! Спасибо и тебе, светловолосая госпожа, прекрасная, словно богиня Лакшми[29], с лицом белым, как священный лотос…
Хозяин яхты и его подруга внимательно вслушивались в цветистую речь, но понимали далеко не все. Перед ними был мужчина неопределенного возраста, довольно высокий и тощий. Под кожей резко выделялись мускулы. Грудная клетка была хорошо развита. Глаза горели как раскаленные угли. Чувствовалось, что он обладал неизбывной силой и энергией.
— Я рад, что помог таким отважным людям, как вы, и сожалею лишь о том, что не смог спасти всех, — сказал хозяин яхты.
— Пусть сахиб назовет свое имя, чтобы знать, кого благодарить до конца дней своих.
— Я — капитан Бессребреник.
— Отныне это имя будет священным для всех четырех каст![30] А теперь, о сахиб, прояви верх благородства и прикажи выдать мне несколько больших кусков белой ткани…
Капитан перебил его:
— Ты получишь все, что просишь. Но разве вас не мучают жажда и голод? Сейчас тебе и твоим спутникам принесут все, что надо.
— Сердце твое столь же щедро, сколь могуча рука. Но прежде чем подумать о себе, мы должны выполнить священный долг. Ты видишь, сахиб, эти два бесформенных свертка. Чтобы сохранить их, более пятисот моих соплеменников погибли от пуль, утонули или были растерзаны крокодилами. В этих окровавленных мешках — останки нашего святого. Вот здесь — голова, а тут — туловище. Англичане обезглавили его, а потом надругались над телом. Палачи завернули в свиные шкуры его останки и выбросили в реку. Но нам удалось их спасти, хотя и немалой ценой!
Молча, как завороженные, слушали капитан и его супруга жуткую историю, изложенную тихим, ровным тоном, не скрывшим, однако, от хозяев ярой ненависти, которую рассказчик сдерживал с таким трудом.
Индус между тем продолжал:
— А теперь, милостивейший господин, разреши нам уединиться где-нибудь на твоем корабле: мы должны вытащить останки нашего учителя из поганых шкур и завернуть их в обещанное тобой полотно.
Солнце быстро клонилось к закату. Еще немного, и резко, почти без сумерек, как это всегда бывает в тропических странах, должна была наступить ночь. Входить в порт Калькутты было уже поздно. Решив остаться на реке до утра, капитан приказал бросить якоря и зажечь сигнальные огни.
По его приказу боцман отвел индусов в носовую часть судна, где они, укрытые от нескромных взглядов специально для них натянутым брезентом, смогли без помех предаться печальной церемонии, продлившейся не более часу.
Капитан не мог оставлять чужих людей на борту, и, когда индусы вышли из-за перегородки, он предложил доставить их в лодке на берег, в безопасное место, укрытое мангровыми зарослями. Индийцы охотно согласились и в девять часов вечера на большой лодке, в сопровождении десяти вооруженных матросов, покинули яхту. Они благополучно высадились и тотчас углубились в джунгли, унося с собой священные останки.
Ранним утром яхта снялась с якоря и двинулась величаво вверх по течению, мимо садов, коттеджей, роскошных вилл и дворцов, доков и гаваней. Миновав арсенал и форт Уильям, судно подошло к понтонному мосту, соединившему Калькутту с новым пригородом Хаура.
Санитарный досмотр прошел без проблем, и яхта причалила к пирсу. Капитан Бессребреник, захватив бортовой журнал, собирался было отправиться в контору порта, как вдруг на борт поднялся отряд солдат-европейцев во главе с офицером.
— Вы — капитан корабля? — грубо спросил командир, даже не поздоровавшись.
— Капитан и владелец, — холодно ответил Бессребреник.
— Именем ее величества королевы вы арестованы!
ГЛАВА 4
Коней, безоблачному счастью. — Прощание. — Похороны леди Леннокс. — В тюрьме. — Встреча с судьей. — Краткая биография Бессребреника. — Допрос. — Сложное положение. — Клевета. — Таинственный сверток. — Приказ и угроза.
Капитан яхты побледнел от гнева.
— За что вы хотите арестовать меня? — возмутился он.
— Я подчиняюсь приказу, а причины ареста мне неизвестны.
— Выражаю протест от имени всех, над кем творится произвол, и требую встречи с американским консулом!
Я не имею полномочий принимать протесты и прошу вас добровольно и незамедлительно следовать за мной, иначе придется применить силу.
— Но могу ли я, по крайней мере, попрощаться с женой и объяснить ей…
— Вам запрещено общаться с кем бы то ни было, — перебил офицер.
— Вы обращаетесь со мной, как с государственным преступником…
Но тут, заслышав голоса, из своей каюты спустилась по трапу женщина. Увидев супруга в окружении солдат, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками, она вскрикнула от неожиданности и кинулась к нему:
— Жорж, милый, что случилось?
— Клавдия, дорогая, — ответил молодой капитан, — видать, это и есть хваленое английское гостеприимство: стоило лишь ступить на землю Индии, как меня бросают в тюрьму!
— Но я не хочу оставлять вас одного! — воскликнула миссис Клавдия и обратилась к офицеру: — Позвольте мне пойти с мужем.
— К великому сожалению, госпожа, это исключено. Кстати, мною получены указания и относительно вас. Пока верховный суд не решит, что делать с вами обоими, вам придется оставаться на яхте, к которой мы приставим военную охрану, — заявил англичанин и приказал Бессребренику: — Идемте, господин!
— Милая Клавдия, — сказал капитан яхты, — здесь какое-то недоразумение, скоро все разъяснится. Наберитесь мужества! Ведь на нашу долю выпадали куда более страшные злоключения, и ничего! Не бойтесь, вы же знаете, что я выберусь из любых передряг!
Взглянув на безразличные лица солдат, молодая женщина устыдилась своих слез. Собрав всю свою волю, она произнесла как можно более твердо:
