Рейтинговые книги
Читем онлайн Человек и история. Книга третья. Начало трудовой деятельности - Владимир Фомичев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 19

– Карлуха, и, помедлив: – «Бешеный».

– Что ж, – согласился я, – это значительно лучше, как мне кажется, чем Карлхен-тихоня.

Тогда я задал вопрос фрау Эльзе:

– Не очень ли стесняет Карла этот немецкий порядок, строгая дисциплина?

На что фрау Эльза солидно и резонно ответила:

– Это сугубо немецкая дисциплина и является основой воспитания немца. Если исключить её – потеряется самобытность, самоидентичность немецкой нации, особенно когда немцы находятся не в Германии, а далеко от неё, да ещё постоянно живут в окружении других этносов.

Я похвально отнёсся к такому её ответу.

Фрау Эльза, в свою очередь, спросила меня, чему обязано моё внимание к немецкому языку. Я ответил, что уж только не тому, что провёл своё детство на оккупированной немцами территории! Скорее всего, это были Кант, Гегель и другие классики немецкой философии. Я наивно полагал, что наличие в философских текстах многочисленной немецкой терминологии будет понятнее, если прибавить знания немецкого языка. Наметили время моего следующего визита, и я откланялся. Нельзя сказать, что мои посещения с целью совершенствования моего разговорного языка стали регулярными, но всё же они были. Уже выработалась некоторая система.

Так совсем не случайно к моему визиту собиралась небольшая компания из молодых немцев. Общение на немецком языке становилось очень оживлённым, непринуждённым и давало для всех, особенно для меня, большую пользу от такой практики. Одной из таких собеседниц была родственница хозяйки дома фрау Эльзы – фрейлейн Эльза. Она оканчивала школу и так же, как фрау Эльза, собиралась стать учительницей немецкого языка. Поэтому всё это её очень интересовало. Фрейлейн Эльза скрупулёзно и методично относилась к подобным общениям, беседам – ко всему, что могло так или иначе пригодиться ей в будущей специальности.

Объектом для совершенствования навыков в преподавании именно немецкого языка Эльза выбрала почему-то меня. Очевидно, из-за моей безропотности, неистребимого желания совершенствоваться в немецком языке. Польза была обоюдно выгодной и до некоторой степени приятной. Общий интерес почти всегда бывает отличной скрепой и порождает дружбу и даже симпатию.

***

Глава 9. Опасные повороты

С некоторых пор мой участок стал обрастать чуть ли не легендами: что он самый безопасный на шахте, что на нём не бывает не только тяжёлых, но даже лёгких травм. Это было недалеко от истины. Все работавшие на участке знали мою нетерпимость к риску, особенно безрассудному, отчаянному, бесшабашному. Привыкли к тому, что если где-то появлялась нестандартная ситуация, то я непременно буду разруливать её с отобранными для этого самыми ловкими и опытными шахтёрами. А поскольку без риска не обойтись, тем более в сложных тяжёлых горно-геологических условиях, то принимались необходимые меры, чтобы снизить негативные последствия вынужденного риска.

Но была и другая сторона этого дела, которая, если и прошла незамеченной, отнюдь была не менее опасной, хотя, впрочем, только для меня. Вот как это происходило.

СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ

Был уже конец смены, а смена эта была единственной, так как было воскресенье, и сверхурочной. И всё вместе это называлось «день повышенной добычи». Я проверил две лавы – их готовность к работе на следующей неделе. Проверить третью машинную лаву я решил, спускаясь по ней на откаточный штрек.

Врубовая машина стояла в верхней точке лавы, тщательно укрытая прорезиненным брезентом. Это было необходимо, потому что лава была очень сырой, а вода, ручейками стекавшая по ней, была кислотной. Руки людей, работавших в ней, были чёрными и плохо отмывались. Лава была в порядке, закреплена по паспорту. Когда я на пятой точке спускался вниз, то кое-где подшуровывал застрявший уголь. Мелкий уголь и угольная пыль назывались «штыб». А вот соединённая с водой такая смесь – «алакша». Когда я спустился к карману – нижнему уступу лавы, – эта смесь уже плотно забила весь низ лавы. Я с трудом протиснулся под перекрышу кармана. Последний тоже был забит почти доверху, и я быстро пролез в подкарман, где были выгрузные воронки, через которые я мог выбраться на откаточный штрек. Однако все воронки тоже были полностью забиты загустевшей алакшей. Я молниеносно осознал угрозу и рванулся опять вверх, в карман, чтобы выбраться в лаву, но вода подмыла очередную порцию или волну этой мерзкой алакши и та полностью закрыла выход в лаву, так что я оказался в «мешке».

Рассчитывать было не на что – пришлось возвратиться в «подкарман», где ещё оставалось небольшое пространство. Но и оно потихоньку затягивалось. Я начал просчитывать варианты и шансы, которые оставались у меня, чтобы продлить мою жизнедеятельность. Кубатура воздушной смеси для моего дыхания была очень незначительна. Я взял в руки интерферометр и проверил состояние газовой смеси. Она была угрожающей. Из-за отсутствия какой бы то ни было вентиляции стали быстро накапливаться метан и углекислый газ, дышать которыми мои лёгкие никак не смогли бы, несмотря на всё моё желание.

Так что с этой стороны моё положение было хуже некуда. Или, как это будет по-немецки, «полный капут». Были, правда, ещё кое-какие шансы: в «табельной», увидев, что мой жетон не востребован, должны уж если не поднять тревогу, то начать поиски, предупредить дежурного инженера и, если меня не обнаружат, принимать меры. А на принятие этих мер уйдёт значительно больше времени, чем то, которое у меня оставалось для дыхания. Я вполне сознавал, что в данной ситуации проявлять нервозность, а то и истерику, просто глупо.

Я располагал кое-какими познаниями, как вести себя в подобных случаях. Поудобнее устроившись, пока ещё в свободном небольшом пространстве, я всё внимание сосредоточил на дыхании. Начал дышать медленно, неглубоко, как можно дольше задерживая выдох, а вдох делать как можно короче. Всё это должно было помочь избежать мучительного удушья. Никакого страха не было. Тело стала охватывать лёгкая одеревенелость. Мозг начал вести себя, как при засыпании. В голове пронеслась незатейливая мелодия со словами «и мать родная не узнает, какой шахтёру был конец…»

Затем послышался стук проезжавших вагонеток. И опять наступила тишина. Потом что-то зашуршало. Уголь, на котором я сидел, стал сползать вниз, а вместе с ним и я, пока не съехал через воронку и не шлёпнулся на кучу угля, которая наполняла вагонетку. Вот так – иногда чистая случайность спасает кому-нибудь жизнь. На этот раз спасла мне. А получилось так. Молодой парень Волков, насыпщик, выгружал уголь из лавы посредством воронок. Уголь из своей лавы он выгрузил давно и мог бы спокойно уехать к стволу. Но так как он был очень старательный, не в пример другим, то любил, чтобы его рабочее место оставалось чистым, не заваленным углём. Вот и на этот раз, не обращая внимания на нервы машиниста электровоза, желавшего быстрее отвезти вагонетки с углём на скип, Волков тщательно вычистил штрек. Тут он снова проявил свою добросовестность. У него оставался один пустой вагон. Проезжая мимо лавы, он остановился, заглянул в воронку, обнаружил там уголь и выгрузил его, а вместе с углём – и меня. Надо думать, какое это произвело на него впечатление!

Нервы у него были в порядке, а воспитание не оставляло места для мистики, так что он быстро успокоился и посчитал, что это так и должно было быть. Я же, в свою очередь, тоже не пустился в какие-нибудь разъяснения-объяснения. И мы, встав на буфер вагонетки, покатили к стволу.

СЛУЧАЙ ВТОРОЙ

Я шёл по вентиляционному штреку, когда увидел перед собой провал. Понятно, что это был не провал в обычном понимании, а пробитый с нижнего горизонта скат. Так называется горная выработка, служащая в качестве коммуникации с вентиляционного штрека на откаточный штрек, лежащий ниже.

Я заметил, что скат пробили, – это хорошо, а вот что трап не сделали, чтобы перебираться через этот скат, – плохо. Через левую половину этого ската проходил скребковый транспортёр, который тут же стали использовать вместо трапа. Но когда я только попытался воспользоваться этим переходом, транспортёр включили и стали по нему гнать лес. Правда через скат лежала доска, по которой я тут же попытался перейти и ступил на эту доску. Очевидно, эта доска была частью моего будущего гроба. Она перевернулась под моей ногой – и я полетел в скат.

Мне нетрудно было представить, что представляет собой эта горная выработка. Это был каменный колодец метров двести глубиной, только не совсем вертикальный, а круто наклонный. По нему будешь лететь не строго вертикально, а обдирая части своего тела о габариты этого колодца – ската. В конце этого двухсотметрового пути… тут можно поставить многоточие, так как не нужно много фантазии, чтобы представить себе конечный результат. Вот всё это и могло пронестись в моём сознании.

Но оказалось, что мне было не до этого, ибо на какое-то мгновение моё сознание было выключено. Включилось оно, как только я почувствовал, что моё падение остановилось. Где я? Что я? Как я? Сразу возникли в мозгу эти вопросы. Первым ответом было: не шевелиться! В кромешной темноте я начал очень осторожно нащупывать рукой кабель светильника. Нащупал, тихонько подтянул и попытался включить его. Проверить: работает ли? Свет включился. Я начал очень осторожно осматриваться. Ситуация, в которую я попал, была, мягко выражаясь, критической.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 19
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Человек и история. Книга третья. Начало трудовой деятельности - Владимир Фомичев бесплатно.
Похожие на Человек и история. Книга третья. Начало трудовой деятельности - Владимир Фомичев книги

Оставить комментарий