С детства ненавижу, когда меня жалеют.
И наверное, именно эта жалость, которая заставляла ощущать себя слабой и никчемной, заставила меня очнуться. А еще шепоток, становившийся громче и громче… голос Ильги, долетавший через улицу, — а говорила она так, чтобы я точно услышала, — и соседское недоумение… удивление…
Загордилась.
Носом крутит.
Решила, что и сама эйта…
Старик того и гляди помрет, посмотрим, что тогда будет… небось, братец не слишком родственничкам рад, а уж когда от них одни проблемы…
Следовало признать, что в чем-то они были правы. Мой отец, разменявший девятый десяток, — пусть эйты и жили дольше обычных людей, но и они не были всесильны, — и вправду готов был покинуть этот мир. А старший наш брат, законный наследник, с которым мы и знакомы-то не были, станет ли он решать чужие проблемы?
Сомневаюсь.
Выход был очевиден: мне следует уехать, но… куда? И не сочтет ли Мар отъезд проявлением моей слабости? Деньги у меня имелись, благо здешние банки подчинялись князю, а тот плевать хотел на чьи-то претензии… и я, прикупив в ближайшем магазинчике атлас, занялась пристальным его изучением.
Помог, как ни странно, брат.
Старший.
Тот самый, который, как и мы с Менно, старательно делал вид, что знать не знает о нашем существовании.
ГЛАВА 4
Получилось…
Странно.
Конверт из серой бумаги. Записка. Экипаж, который ждал меня на площади.
И поездка к побережью. Я слушала, как цокают копыта по мостовой, стараясь не думать, чем эта поездка для меня обернется. Я уже перестала верить в хорошее, тем паче что прежде Корн не изъявлял желания пообщаться.
Песчаная коса. И лошадь фыркает, а экипаж останавливается. Мне подают руку, старательно отводя взгляд, в котором видится жадное любопытство. А я ступаю на влажный теплый песок. Здесь пахнет морем и водорослями, которые прилив оставляет на веренице темных камней. Сейчас эти камни прятались под водой, и море выглядело притворно-беззаботным.
Я знала, что местные берега опасны.
Что таких вот камней в них скрываются сотни. Одни безобидные, другие… ждали. Некогда они собирали изрядную дань кораблей и человеческих душ, а темный замок, обожженный солнцем, хранил немало тайн.
В замке я не бывала никогда.
И не собираюсь заглядывать, тревожить покой тех, кто и без того многое сделал для моей семьи. Я умею быть благодарной и… надеюсь, что это поймут.
— Здесь спокойно, — Корн прибыл верхом. Он отпустил жеребца, и тот, некрасивый, коренастый и лохматый, совершенно неподходящий для благородного эйта, спокойно подошел к воде. Тронул ее копытом, фыркнул… — Люблю это место.
Море уходило вдаль и словно бы вниз, хотя я знала, что подобное невозможно.
Оптическая иллюзия, да…
И солнце, которое замерло огненной точкой, будто кто-то оставил на синем холсте желтую каплю. Ни облачка, ни тучи. Значит, стоит ждать шторма. Он всегда приходит на смену тихим дням.
— Красиво, — согласилась я, склонив голову.
Мой старший брат… а он давно уже разменял пятый десяток, выглядел именно так, как подобает эйту. И рыжие волосы, которые Корн собирал в длинный хвост, нисколько не портили образа.
Черты лица резковаты.
И ничего-то похожего… разве что взгляд знакомый весьма. Менно тоже вот так смотрит на новых покупателей, не способный решить, можно ли верить им на слово или надежнее будет просить деньги вперед… и вот этот нос острый, словно клюв. У меня такой же. А веснушки… разве у эйтов бывают веснушки?
— Мне жаль, что мы не познакомились раньше, — Корн снял перчатку и протянул руку. Мою он осторожно пожал, будто опасаясь причинить боль. — Так уж получилось… когда-то я был моложе, злее…
— И вам не нравилось…
Море с шелестом пробиралось по песку, вязло и отступало, оставляя влажные бурые пятна.
Корн склонил голову.
— Мне случилось быть знакомым с вашей матушкой. Вы на нее не похожи. Зато весьма похожи на мою бабку… то есть нашу бабку. Когда-нибудь я покажу вам родовой портрет.
— Зачем?
Я больше не испытывала страха, равно как и смущения. Не убьет же он меня, в конце-то концов… разве что с острова выставит, чтобы не доставляла проблем.
— Потому что ты имеешь право, — он наклонился и поднял кривоватую ракушку. — К сожалению, понимание некоторых вещей приходит тогда, когда изменить что-либо не представляется возможным. В свое время я выступил категорически против брака отца с… булочницей.
Ракушка легла мне в ладонь.
Странный подарок. Или не подарок вовсе?
— Мне казалось, что это деяние бросает тень не только на отца, но и на весь наш род… как же… репутация, которая складывалась веками, вдруг рухнет.
Я кивнула.
Репутация — дело такое. Хрупкое. С нею надо осторожно.
— Правда, теперь я понимаю, что репутация, которую способна обрушить подобная мелочь, ничего не стоит.
Ракушка была мокрой и облепленной песком.
— Наш род… — мне предложили руку, и я ее приняла. — Когда-то здесь жили лишь птицы… и те люди, которым нужен был маленький каменистый остров, до которого сложно добраться. Эти люди промышляли на торговых путях, а еще не брезговали дарами моря… позже возникла крепость. Не всем были по нраву некоторые наши привычки. Время от времени Эсбьерг пытались захватить, но…
— Не вышло?
Корн кивнул.
— Я рассказываю тебе, чтобы ты понимала. Эйты любят рассказывать истории о величии предков, о силе рода, но правда в том, что эти рассказы имеют мало общего с реальностью. Линас Краснобородый, с которого начались Ильдисы, некогда был славен буйным нравом. Он грабил корабли, водил хирд и возвращался с добычей, как и многие иные… ему повезло родиться с крупицей силы и не потерять ее, но приумножить. Как повезло и нашему предку. Это уже после, когда люди осознали, какой дар получили от богов, силу стали беречь, что в общем-то логично.
— Силы у меня почти нет.
— Зато есть способности, и немалые. Твои патенты принесли Ильдисам миллионы… и принесут еще больше. Поэтому он не желает тебя отпускать.
— Это я уже поняла.
Я поежилась. С моря потянуло ветром, холодным, пронизывающим до костей. Погода на побережье менялась мгновенно, и не пройдет получаса, как небо затянет тучами или же, наоборот, вернется солнце, опустится ниже, утопит скалы в волнах полуденного зноя.
— К сожалению, в данной ситуации я мало что могу изменить, — Корн нахмурился и, сняв куртку, набросил мне ее на плечи.
— А…
— Я Леонас. Мне стыдно мерзнуть на берегу.
Пусть так. А я вот от куртки отказываться не стану. Теплая и мягкая, хотя и выглядит поношенной, дешевой, но… уютно. И впервые за долгое время, пожалуй, я почти готова поверить, что все не так плохо, как оно кажется.
— Отпустить тебя, он не отпустит. Добром. Иным способом… тоже будет сложно чего-то добиться. Я не спрашиваю, о чем ты думала, подписывая это брачное соглашение вовсе без условий.
Я закуталась в куртку.
— Но нам следует решить, что делать дальше. На меня давят, требуя вернуть тебя законному мужу.
Значит, все-таки уезжать…
— Пока ты не придумала какую-нибудь глупость, скажу, что с островов тебя не выпустят без согласия мужа.
Твою ж…
— С другой стороны, если ты твердо решишь, то всегда найдутся… альтернативные пути. Что? Наш род… сохранил некоторые полезные, скажем так, знакомства… и привычки.
То есть…
Нет, вслух о таком говорить не принято.
— Местные воды на редкость неудобно патрулировать… нет, ничем действительно незаконным мы давно уже не занимаемся, но… алесский шелк или хорошее вино… или некоторые камни… лунное серебро, опять же…
Это было чересчур… откровенно для случайного знакомства.
— Вывезти одну маленькую девочку несложно. Однако этот вариант я оставил бы как самый последний, — он остановился и позволил волне коснуться ботинок. — Там, конечно, не будет твоего мужа, но хватит других мужчин. Молодая одаренная женщина — всегда искушение. А когда за этой женщиной нет никого, кто мог бы ее защитить, искушение становится практически непреодолимым. С учетом же имперских обычаев, боюсь… тебе придется куда сложнее, чем здесь.
