— На твое имя будет заказан номер. Вот здесь все отмечено: время отправления поезда, на котором ты поедешь из Дувра в Лондон. Ошибиться невозможно, все абсолютно ясно.
Я машинально бросила взгляд на клочок бумаги, который он мне протягивал, и впервые увидела его почерк: мелкий и очень четкий. Перечитала записи с неописуемым волнением. Невероятно! Все это составляло часть игры, которую Оливер хотел сыграть до конца. В таком способе прощания было что-то жестокое, романтичное и загадочное — и все это было в его стиле! Мы собирались уехать вместе, но неожиданно Оливер решил пойти по другому пути.
Какой же надо быть сумасшедшей, чтобы отправиться на это кошмарное свидание в Лондон?! Так вот, я и была этой сумасшедшей. Но смогу ли я уехать этой ночью? Ведь у меня нет денег. Или почти нет; и нет времени, чтобы что-нибудь продать. Разве что золотой перстень с печаткой. Конечно, можно попросить денег у Оливера, но… Как в каком-то кошмаре, я ничего не могла сделать: ни сгладить трудности, ни усилием воли изменить ход событий.
Оливер был холоден, немногословен, казалось, куда-то спешил.
— Оливер, — прошептала я в полном отчаянии, — дай мне свой адрес.
— Мой адрес? Зачем?
— А что, если завтра я не смогу быть в Лондоне? Ты в самом деле хочешь, чтобы я приехала?
— Хочу ли?..
Казалось, Оливер упал с небес. Он пронзил меня взглядом, исполненным искреннего волнения. Я вздохнула с облегчением, плача и смеясь одновременно.
— Я подумала… мы ведь собирались уехать вместе…
— Это невозможно. Кстати, я еду не завтра. Через час у меня поезд, и весь завтрашний день в Лондоне я буду чрезвычайно занят.
Я чуть не спросила, почему не могу поехать вместе с ним сегодня, но он опередил мой вопрос гримасой, которую можно было с большим трудом принять за улыбку.
— Я хотел бы тебя попросить меньше фантазировать. Тогда у тебя будет меньше разочарований.
С этого момента я научилась понимать Оливера с полуслова. И это заведет меня очень далеко, как вы сами увидите. Он оказался человеком властным — это бесспорно, знал, чего хотел, и было совершенно бессмысленно требовать от него дополнительных объяснений.
Мое сердце опять стало биться в нормальном ритме. Я вернулась к жизни и храбро собиралась попросить у Оливера денег, когда тот достал бумажник и протянул мне билет, а также конверт, явно содержащий крупную сумму, — доказательство того, что он подумал обо всем и искренне хотел увидеть меня в Лондоне. Если бы он начал с этого жеста, я бы не испытала ужасного отчаяния. Но, видимо, Оливер хотел, чтобы я почувствовала контраст между счастливым днем и одиноким отъездом. Столь несчастная всего несколько минут назад, я теперь была на вершине счастья, уезжая в одиночестве в свадебное путешествие.
Без тени смущения я опустила билет и конверт в сумку. Впервые я получила деньги от мужчины вот таким образом, к тому же деньги, в которых действительно нуждалась.
Оливер сказал мне «до свидания», не поцеловав даже (да и я тоже не люблю этих публичных поцелуев). И добавил:
— До завтрашнего вечера, в восемь в гостинице, — а затем тихо прошептал: — Ты — моя любовь. — Сказал это выразительно, доверительно и загадочно одновременно, как только он один мог это делать.
Расставшись с моим возлюбленным, я сто раз провернула в голове все возможные и невозможные причины, по которым должна ехать в Лондон в одиночестве. В конце концов одна из них показалась мне очень веской: Оливер женат; его жена живет где-то в Лондоне или между Лондоном и Парижем. А может быть, она осталась на Бораборе… Одно было точно: Оливер не хотел рисковать нашим счастьем — я ведь не могла остаться незамеченной. Куда там! И конечно же, я не отличалась платоническими отношениями с мужчинами — если только для этого были соответствующие время и обстановка. Да, я решила, что Оливер женат. Но какое это имело сейчас значение? Я знала, что ничто и никогда нас не разлучит. Я ему доверяла. Однажды он станет свободным. Он меня выбрал, он меня любил, он сказал: «В жизни можно иметь все, но надо знать, чего ты хочешь».
И вот я стою на борту корабля, прислонившись к рубке. Одна! Я отвернулась от берегов Франции и устремила взгляд к Англии. Луна освещала море. Я устроилась в шезлонге и курила сигареты, конечно же английские.
И вот заря уже окрасила гирлянды роз, оплетающих дома Дувра. Пароход причалил. Без всяких проблем я прошла паспортный и таможенный контроль. Кстати, в моем чемодане вещей было не больше, чем мне понадобилось бы для уик-энда. Начиналась моя странная жизнь.
Для меня была заказана комната. Но на столе не оказалось цветов, которых я так ждала. Подумать о цветах было не в стиле Оливера.
В номере были две односпальные кровати. Ванная комната… Как долго я здесь пробуду?
Окна выходили в маленький сквер. Деревья начинали распускаться. Их ветви слегка шевелились от дуновения ветра. В Париже деревья высаживаются, потом обрезаются, и вид у них всегда благопристойный. В Лондоне они образуют настоящие оазисы из зелени, похожие на дикие леса, которые когда-то росли на месте города.
Мне захотелось прогуляться по этим неизвестным улицам. Я приезжала несколько раз в Лондон. У меня здесь оставались друзья. Я могла бы навестить их. По, расставаясь с Геттоном, я решила окончательно порвать с прошлым. Мне хотелось полностью изменить свой образ жизни, пустить новые корни. К этому желанию примешивалось сентиментальное предубеждение: я объяснила Оливеру свою жажду обновления, и это очень взволновало его и, как мне кажется, понравилось. Я жила только мыслями об Оливере.
Гуляя по улицам Лондона, я испытывала эйфорию от того, что чувствовала себя вне связи с прошлым, думала только об Оливере, о нашем настоящем и будущем.
Ровно в восемь вечера я ожидала его в вестибюле отеля, одетая во все белое, с английским васильком, приколотым к отвороту пальто. Я уже была чайкой, потом жаворонком; с какой птицей сравнит меня Оливер сегодня вечером?
В три минуты девятого он появился.
Никаких слов приветствия, никаких поцелуев. Оливер взял мои руки в свои и посмотрел на меня с нежной улыбкой.
— Наконец! — сказал он и огляделся. — А где твой багаж? Надо его спустить вниз — мы тотчас же уезжаем.
— Куда?
— У меня есть машина, дом и все для жизни, любимая.
— Подожди меня, я буду готова через десять минут.
Позабыв о лифте, я бросилась по лестнице с ощущением, что у меня вырастают крылья… Милый Оливер!
Десять минут спустя я уже была рядом с ним, и мы уехали.
Какое наслаждение следовать за тем, кого любишь. Я не задавала больше вопросов. Мы пересекли Лондон и его пригород. Проезжая, я мельком наблюдала сценки из жизни тех, кто скрывался за окнами, занавешенными кокетливыми занавесками и освещенными красным или золотистым светом.
Мы ехали уже около двух часов, и вот наконец машина остановилась. Оливер вышел, открыл дверь в стене из серого камня. Потом подошел к машине с моей стороны и взял меня на руки. Держа меня на руках, он переступил порог своего дома и закрыл дверь легким ударом ноги. Поднялся по ступенькам узкой и очень крутой лестницы и положил меня на кровать, освещенную лампой.
И тут я увидела охапку белых нарциссов с желтой сердцевиной (единственный случай, когда Оливер подумал о цветах), после чего я уже ничего не видела, кроме Оливера.
На заре он сказал:
— Нам очень повезло, что ты так хорошо говоришь по-английски. Иначе тебе пришлось бы его изучить.
— Почему? Это совершенно не нужно, ты так хорошо говоришь по-французски.
— С этого момента ты будешь становиться англичанкой, — ответил он мне, смеясь.
Рай в шалаше
Дом, в который меня привел Оливер, назывался «Зеленые пастбища». Это был дом в саду. Ближайшая деревня в графстве Хертфортшир носила название Долина артишоков. За кажущейся простотой нашего жилища скрывался комфорт в чисто английском стиле. Мебель, изысканная посуда, широкие камины, невинный запах лаванды, пропитавший все шкафы, старинные персидские ковры, поблекшие от времени, — все внушало мысль о мирном и прочном счастье.
Вдали поля плавно переходили в холмы, зеленая гладь лениво переливалась на солнце, как океан в тихий летний день. Высокие деревья, росшие вдоль дорог, видимо, уже не один раз отметили свое столетие. Мне казалось, что небо здесь сохранило отблеск всех солнц и лун начиная с глубокой старины. Голуби цвета старого золота ворковали на желобах домов.
Наконец я позволила распуститься во мне надеждам на спокойное существование, наполненное безмятежным счастьем. Сколько раз я отгоняла эти мечты от себя! Как бы я хотела пережить здесь великую и романтическую любовь!
Старый дом имел одну особенность: в нем отсутствовали какие-либо личные вещи. Я не нашла следов присутствия тех, кто жил здесь до нас. Однако он казался живым, вибрирующим, только заснувшим слишком долгим сном.
