— Это ты меня можешь покинуть, — тихо добавил он, лаская мои волосы, как привычно гладят домашнего зверька.
Я прижалась к нему и спрятала лицо на его груди.
Смогу ли я отныне жить без него? Однако этот вопрос оказался преждевременным. Несколько секунд спустя я уже знала все или почти все.
Итак, Оливер оказался авантюристом. Должна сказать, что эта новость меня взволновала меньше той, что он художник…
Несколько минут мы молчали. Я не осмеливалась нарушить тишину. Именно тогда я спросила у самой себя: что же это значит — быть авантюристом?
Оливер не дал мне времени для решения, сам все объяснил.
Он надеялся с моей помощью получить неслыханное богатство. Я была потрясена, ужасно напугана… и польщена. Я все могла подумать, кроме этого. Предполагала, что он шпион, торговец наркотиками крупного масштаба или контрабандист. Но чтобы Оливер торговал моими прелестями… Я и впрямь не могла об этом подумать.
— Так что ж, — спросила я, еле сдерживаясь, — ты меня выбрал для этого?
— Да, — храбро ответил Оливер.
Инстинктивно я отшатнулась от него, как будто хотела защититься от удара. Оливер бросился ко мне.
— Анна, я тебя люблю. Ты — моя жизнь. Я хотел бы реализовать свои честолюбивые замыслы с тобой и для тебя. Мое честолюбие ужасно, оно пожирает меня, — добавил он, пристально глядя себе под ноги, как будто увидел это честолюбие там, подобное опасной змее. — Никакая сила в мире не могла бы быть для меня одновременно любовью и инструментом для достижения моих замыслов. Ты все для меня, ты не можешь понять глубинного смысла этих слов, но это правда! Я тебе клянусь, что это правда.
Он замолчал на несколько секунд, и я утонула в его черных глазах.
— Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? — обиженно сказал он. — Ты фантастически прекрасна…
Мне безумно хотелось поверить в любовь Оливера! «Лучше плохая погода, чем никакой» — гласит старинная английская пословица. Уж лучше вот такой Оливер, чем жить без Оливера.
— Но я считала, что ты хорошо зарабатываешь живописью.
— Речь идет не о большом количестве денег, — сказал Оливер с чувством отвращения. — Речь идет о состоянии.
Тогда я осмелилась привести несколько слегка устаревших аргументов в защиту простой, достойной и честной жизни.
— Но за такую жизнь надо рассчитываться из собственного кармана, — возразил Оливер, — а у меня, к сожалению, нет средств.
Тогда я извлекла на свет божий прах своих предков корсаров и их жен, умевших так ловко угождать венценосным монархам. Сказала ему о своем рафинированном образовании, а также о своих надеждах на успех.
— Да, — согласился Оливер, — ты создана для успеха. Послушай, Анна, — продолжил он, усаживая меня к себе на колени, — ты ведь необычная женщина, ты совсем не похожа на глупую, ограниченную и сентиментальную индюшку. Ты же не собираешься продолжать эту мещанскую жизнь долгие годы? Ты создана для борьбы, для триумфа, ты способна одержать верх, используя женские чары!
Мне показалось, что я слышу раскаты пушек на пиратском корабле моего предка. Я напустила на себя роковой флер. Ведь есть же мужчины, которые считают своим долгом принимать воинственный вид при первых же звуках военных маршей.
Если бы я могла предвидеть будущее и знать подлинные размеры безрассудства и честолюбия Оливера, я бы поняла, до какой степени жалким казался ему идеал рая в шалаше!
Подленький голосок изнутри прошептал вдруг: «А ты хотя бы уверена, что речь не идет о поездке в Буэнос-Айрес?» Да и кому это нужно в Буэнос-Айресе — мое образование, культура, «фантастическая красота», неотразимый шарм и старинное британское имя? О Бог мой!
Оливер изложил мне свой план. Подобно Александру Македонскому, он всегда составлял планы, отличавшиеся высоким мастерством. Выслушав его, я робко спросила:
— А… Борабора?
— Дойдем еще и до Бораборы, — ответил он. — Мы туда прибудем на прекрасной белой яхте. Я никогда не забываю своих обещаний.
Само собой разумеется, прекрасная белая яхта фигурировала в списке мелочей, которые следовало приобрести. Немного позже я спросила:
— Почему ты не стал актером? Кинозвездой? Ты бы имел бешеные гонорары в Голливуде, я в этом совершенно уверена.
— Ну и что?.. Я зарабатывал бы столько же, сколько Рудольф Валентино. Но какой образ жизни пришлось бы вести для этого? — ответил мне Оливер с полным презрением в голосе к этой профессии.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Предстояло пережить большое приключение с козырными картами в руках и любовью Оливера. Да, я не сомневалась в том, что Оливер меня любит. Мы всегда находим причины, чтобы высмеять все, но нет ничего более великого, чем настоящая любовь.
— Судьба улыбается честолюбивым, — заключил Оливер, крепко целуя меня.
И вновь я почувствовала кольца удава под мускулами этого человека.
Ночью поднялся сильный ветер. Он стонал над домом, как мечущаяся душа, и ничто больше в Оливере не предвещало нежного и спокойного убежища, сердечного покоя, способного защитить меня от волнения, все более завладевающего мной. Я еще могла бы укрыться, спрятаться от этой странной судьбы. Могла бы встать и уйти прочь. Ничего не могло бы быть хуже, чем ужас морального одиночества, давящего меня ледяной рукой. Но я была не способна сбежать, мне действительно не хотелось покидать Оливера. Да и хотелось ли в дальнейшем когда-либо сделать это?..
Мне придется расстаться с родными мирными берегами, чтобы устремиться в неизвестный океан. Отправиться в путешествие — и какое путешествие! — в рамках кодекса, балансируя по канату с моим «неотразимым шармом» и железной волей Оливера.
В этот момент я почувствовала тельце Франсуа, который прижался ко мне, громко мурлыкая, такой теплый и полный жизни! Я нежно прижала его к себе, почти счастливая от того, что слышу это мурлыканье…
Ваш ход
План Оливера был прост.
Мы уедем в Сингапур на шикарном пароходе. Будем делать вид, что не знаем друг друга. Затем он найдет возможность быть официально представленным мне. Пустит на осуществление этого плана все имеющиеся деньги, ну а я должна буду подцепить на крючок мультимиллионера — можно, конечно, и мультимиллиардера. Роль подставного лица, которую определил себе Оливер, заключалась в создании благоприятных для ситуации обстоятельств (если в этом будет необходимость) при помощи какой-то секретной стратегии, которую он от меня тщательно скрывал.
Мое имя, образование, профессия писателя, так же, как и мое состояние, в нужный момент ненавязчиво выставленное напоказ, — все это поможет мне избежать любой двусмысленности.
Оливер был чрезвычайно горд своим планом. В оправдание нашего замысла я вспомнила о самых знаменитых авантюрах прошлого. Клеопатра задумала соблазнить Цезаря для того, чтобы побудить его завоевать трон фараонов. Мадам де Помпадур была воспитана и обучена специально для Людовика XV, который должен был встретиться с ней, конечно же «совершенно случайно», на прогулке в лесу, если я не ошибаюсь.
Совесть, заменяющая мне душу, была слишком незрелой, чтобы иметь силы сопротивляться моим амбициям. За две-три ночи она и вовсе замолчала. При помощи нескольких вливаний виски я пыталась бороться с тайной печалью, затаившейся где-то очень глубоко во мне и похожей на покинутого котенка, грустного и недоверчивого. Я говорю о сентиментальном сожалении о верной любви. Прощай, романтика! Снятая с престола, она укрылась где-то очень глубоко в моем сердце.
Как мне понравилось заниматься покупками! Попробуйте предложить женщине сразу, не считая денег, все, в чем она нуждается, и вы посмотрите, сможет ли она сопротивляться. Я, конечно же, тотчас вошла во вкус.
Никогда, даже в те временя, когда была госпожой Ален де Брэ, я не располагала такими суммами на туалеты. Мы могли бы спокойно жить на протяжении четырех или пяти лет в нашем милом доме на деньги, потраченные мною за несколько дней.
Но что для Оливера четыре-пять лет спокойной жизни…
Итак, я одна отправилась в Лондон и вернулась вскоре, нагруженная первыми покупками. Как ребенок, показывающий новогодние подарки, я демонстрировала свои наряды с видом настоящей манекенщицы. Восхищенный Оливер затаил дыхание. Сначала я примерила муслиновый костюм ярко-бирюзового цвета, широкие рукава которого были отделаны белым песцом (может, белый песец — слишком жарко для Сингапура? Поживем — увидим…). Затем продемонстрировала вечернее платье, синее, как летняя ночь, с накидкой из муслина того же цвета на белоснежной подкладке.
— Чудесно… Ты похожа на гардению, освещенную луной.
Наконец я продефилировала перед ним в трикотажных, плотно облегающих тело, платьях синего, белого и небесно-голубого цветов. Последним было белое платье в синюю полоску.
