Дробинский прочитал письмо несколько раз. Под текстом не было никаких подписей или печатей - только все та же аббревиатура. Про себя Леонтий отметил, что теперь он знает, что значит 'волки', но легче от этого не становилось. Он схватился за трубку стационарного телефона и начал набирать трехзначный номер Товарища Секретаря, но набрав две цифры передумал и положил трубку обратно на рычаг.
Прежде чем сообщать кому-либо, Дробинский решил подумать над сложившейся ситуацией. В письме ясно было сказано, что убить его собираются в любом случае. Причем, судя по звонку на личный номер мобильного, который знает лишь ограниченный круг людей, угрозы эти отнюдь не пустые. Но, если они знали его номер, то, возможно, смогут и прослушать звонки по телефону. Со стационарным, конечно, этот номер вряд ли пройдет, но лучше было не рисковать.
После недолгих раздумий Леонтий пришел к выводу, что правильнее всего сейчас будет оставаться на своем рабочем месте и никуда не выходить, а так же никому не звонить. Он решил дождаться вечера. А вечером.... Вечером используя некоторые уловки (например выход через подвал из здания, о котором было известно лишь руководящим работникам издания) покинуть здание и направиться прямиком к этому Збруеву, который отвечает за операцию по поимке этих озверевших и потерявших всякий страх от вседозволенности мразей.
По внутренней связи Дробинский вызвал к себе в кабинет секретаршу. Миловидная девушка, чье имя Леонтий уже несколько месяцев не удосуживался запомнить, но с которой исправно справлял свои физиологические потребности сексуального характера, через секунду уже стояла перед ним.
- Кто принес этот конверт? - Дробинский грозно потряс перед ней зеленым конвертом.
- Не знаю... - Девушка явно растерялась.
- Что значит 'не знаю'? - Леонтий поднялся и вышел из-за стола, подойдя к несчастной секретарше практически вплотную. - А кто должен знать, милочка? Я еще раз спрашиваю вас: кто принес этот конверт?
Секретарша во все глаза смотрела на демонстрируемый ей зеленый конвертик, но все так же молчала. В ее глазах Леонтий читал бессилие и недоумение. Наконец она выдавила из себя:
- Леонтий Карлович, простите, это моя вина, но я и правда не знаю, откуда взялся этот конверт. Я же регистрирую всю входящую почту... Я не могла бы пропустить....
- Не могла, но пропустила! - Зловеще известил ее Дробинский. - Ладно, иди отсюда. Подумаю, что с тобой делать дальше.
Девушка вышла и закрыла за собой дверь. Леонтий опустился на кожаный диван, предназначенный для гостей, а также ночных бдений и прочих личных потребностей хозяина кабинета. Он расстегнул ворот рубахи, ослабил галстук. Девушку ему было где-то даже жалко в глубине души. Сколько ей было? Лет двадцать пять максимум? И это конец жизни? Похоже, что так оно и есть. Уже сегодня вечером он расскажет Збруеву обо всем произошедшем. Тут же станет известно, что секретарь не в курсе, кто принес конверт. Ее, само собой, тут же арестуют, начнут допрашивать, пока она не скажет, откуда взялся этот конверт. А она обязательно скажет. На этот счет у Дробинского не было никаких сомнений - что-нибудь да скажет. А что потом? А потом либо расстрельный приговор, либо Трудовой лагерь лет на двадцать...
Так он и досидел на диване до самого вечера, не в силах работать. Ему приносили какие-то статьи, новостные заметки, карикатуры, прогнозы погоды, но все это он отправлял обратно редакторам с тем, чтобы они утверждали все напрямую у главного. Это Леонтий мог себе позволить - главным редактором в 'НК Вестях' был сынок одного партийного функционера, который, по сути, был на несколько ступеней ниже в партийной номенклатуре его, Дробинского, отца. Но на должность эту поставили именно его, чтобы тот выполнял роль свадебного генерала и если что, отвечал за все. На деле газетой управлял сам Леонтий. И об этом, похоже, знали люди, которые именовали себя волками....
Уже перед самым выходом из редакции Леонтий решил таки зайти к главному. Зайти, чтобы попытаться выяснить, не получал ли тот каких-либо посланий. Впрочем, на девяносто девять процентов Дробинский был уверен, что ничего он не получал - слабаком был главным и нытиком. Если бы что получил, то тут же примчался бы к нему и соплями исходить принялся. Но проверить было все же надо.
Выходя из кабинета Леонтий внимательно осмотрел зашторенные окна (их он зашторил как только начало темнеть) и приказал секретарю не гасить свет в его кабинете еще где-то часа три как минимум.
'Пусть думаю, что я сижу в кабинете и работаю... А если это кто-то из своих?'.
От последней мысли его прошиб холодный пот. Но он отогнал ее как назойливую муху - такого быть не могло. Всех сотрудников газеты пропускали через такие фильтры МНБ, прежде чем взять на работу, что проникновение в редакцию нежелательных элементов было исключено. И все же, и все же....
Леонтий прошел через широкий коридор и оказался перед открытой дверью главного редактора.
Главный сидел за свои столом и корпел над какой-то статьей.
- Ну, как идут дела? - беспечно бросил Леонтий. - Я ухожу. Все в порядке с номером? Я макет с материалами предварительный просмотрел перед выходом - там все же на втором развороте статейку про этого писаку подправь, подправь... Уж больно тон у нее, знаешь ли, неуместный...
Главный вскочил и подобострастно затряс головой:
- Конечно, Леонтий, конечно. Я и сам тебе сейчас насчет нее хотел звонить и консультироваться. Чувствую, что не то что-то....
Дробинский не дал ему договорить, перебив:
- Ну, а так, все в порядке? Без проблем?
- Все хорошо! - радостно закивал главный. - Спасибо тебе, Леонтий, что дал целый номер самостоятельно сделать, спасибо.
Дробинский попрощался, подумав, что все-таки это большое счастье быть недалеким дураком. Он по черной лестнице спустился на первый этаж, а оказавшись внизу, свернул налево, в небольшой закуток, который все сотрудники принимали за какие-то рабочие помещения. Раздвинув какой-то строительный мусор, Леонтий смахнул пыль с сенсорного экранчика, спрятанного до этого за досками, палками и арматурой. От его прикосновения на экране засветились цифры от '0' до '9'. Дробинский набрал требуемую комбинацию и легко толкнул замаскированную в стене дверь.
Теперь он оказался в слабоосвещенном коридоре, который вел наружу, но выход из которого находился через пару кварталов от здания редакции.
Преодолев это расстояние, Леонтий вынырнул на улицу из неприметного подъезда старого дома, построенного еще в середине прошлого века и тут же влез в первую попавшуюся машину.
- Товарищ! - возмутился водитель.
- Поехали, - приказал Дробинский, ткнув в простоватое лицо владельца машины свое служебное удостоверение, в силе которого он ничуть не сомневался.
- Простите, - пролепетал мужчина. - Я же не знал. Куда вам?
Журналист назвал адрес, и машина понеслась в сторону Проспекта мира.
***
- Ну, а дальше, Боря,- Збруев развел руками, - сам понимаешь: все было делом техники. Дробинский был так напуган, что мне не стоило больших усилий уговорить его рассказать там о тебе.
- То есть?
- То есть я сказал ему, человек, который может помочь находится сейчас в тюрьме, и чтобы его выпустили, неплохо было бы обратиться к товарищу Секретарю. - Генерал лукаво улыбнулся. - Он и обратился. Само собой, там он все представил как свое собственное решение, рассказав, что якобы узнал о твоем аресте по своим каналам. Мое имя там не произносилось. Но, думаю, на Старой-то площади не дураки сидят - и сами все поняли, только молчат пока. А вот если к началу празднований не будет никакого результата, то, боюсь, Боря, вместе с тобой в соседнюю камеру отправлюсь и я. Но тогда уже никто не будет за нас заступаться...Одним словом, расклад такой: у тебя осталось три месяца на то, чтобы найти и стереть с лица земли эту банду. И, кстати, уже есть, как ты понял, небольшие зацепочки.
- Вы о названии?
- Именно. Нам известно, что все это делается не забавы ради, а в сугубо политических целях. Фактически для того, чтобы уничтожить существующий строй. Звучит дико, но тем не менее... - Збруев снова, будто в недоумении, развел руками, а потом взял со стола пачку сигарет и закурил, прикурив длинную сигарету отечественного производства от зажигалки в виде одной из кремлевских башенок, из самой верхушки которой, прямо из звезды вырывалось тоненькое пламя.
- Но Павел Семенович, - Днёв все же кое-чего еще не мог понять. - Но зачем же они сами себя выдали-то?
- Темный ты человек, Боря, - сказал, выпуская облако густого дыма Збруев. - Сразу видно, что университетов не кончал. Ты, кстати, что у нас заканчивал, напомни-ка...
- При старом режиме школу и техникум, а потом, уже после революции, когда в органы попал, двухгодичные курсы для офицерского состава, - ответил подполковник и добавил: - Университетов, товарищ генерал, действительно не кончал. Когда школу закончил, то денег у семьи не было за мою учебу платить, а там и отец буквально за три года до Великого ноября умер - допился. Ну, а после революции, сами знаете, не до учебы уже было - порядок в стране надо было наводить.
