Я уже убил ради нее однажды, и сделал это отвратительно. Если и было время, когда я не пытался скрыть свои психопатические наклонности, то это было тогда. Донован пробудил во мне то же знакомое желание. Пробудил во мне демонов, мечтающих вырваться наружу, чтобы вдоволь наиграться.
Мои пальцы сжимаются вокруг скальпеля, когда я думаю о нем внутри нее. Как он касался ее кожи. Пробуя ее на вкус так, как я никогда не смогу. Ощущая всю ее мягкость и нежность на себе. Ее запах, ее стоны, ее руки. Мое тело трясется от ненависти, которую я испытываю к себе и к ней.
Но она мне больше не нужна. Я никогда не хотел ее.
Свет проникает в комнату, когда дверь приоткрывается, после чего слышу едва уловимый вздох.
Еще до того, как мой взгляд перемещается в сторону источника света, я уже знаю, что это она.
Ее взгляд устремляется туда, где Донован привязан к столу, а после перемещается на меня со скальпелем в окровавленной руке. Ее зрачки расширяются еще больше, когда до нее доходит суть происходящего, и она отступает на шаг назад с выражением, которое я никогда не хотел бы видеть на ее лице. Страх.
Она может ненавидеть меня. Она может презирать меня. Но бояться меня?
Нет.
Я хочу подойти к ней. Чтобы утешить ее и успокоить ложью. Но я не буду ей врать. Я едва могу с ней разговаривать. Я не знаю, что сказать. Я никогда не понимаю, что нужно сказать.
Конор просовывает свою голову в дверной проем рядом с ней, а я лишь могу прищуриться в его сторону.
— Извини, Фитц. — Он хватает Сашу за руку и пытается увести ее прочь. — Мне нужно было отлить. Я и понятия не имел, что она сюда пробралась.
Моя грудь вздымается, когда он отталкивает Сашу, у которой на лице застыло отвращение. Она уже знает, кто я, ей не нужно напоминать. А вся эта ситуация словно переключатель, что щелкнул внутри меня, которая настроила меня на нужный лад.
Позади меня доносится насмешливый смех, и я оборачиваюсь, обнаружив, что Доновану удалось выплюнуть окровавленный кляп.
— Ты бы видел свое лицо, — невнятно бормочет он.
Я игнорирую его и снимаю садовые ножницы с крюка на стене вместе с металлическим тазом. Его руки уже привязаны по бокам, и он снова начинает что-то бормотать, когда я оборачиваю жгут вокруг его руки.
Я кладу металлический таз поверх его туловища, и удары каждого его отрезанного пальца сопровождаются глухим звуком о днище таза. К тому времени, когда я обхожу вокруг него и приступаю ко второй руке, Донован уже на грани потери сознания. Я бью его по лицу и выливаю на него пригорошню холодной воды, чтобы он не вырубился раньше времени. Когда все кончики его пальцев удалены, я даю ему небольшую передышку только для того, чтобы у него не наступил болевой шок.
— Ты больной ебаный урод, — огрызается он. — Знаешь что? Теперь все встало на свои места.
Он никогда не казался более нелепым, чем сейчас, беззубым и с кровавыми пеньками, которыми оканчивалась каждая из его рук. И все же я потакаю его выходкам, вопреки здравому смыслу.
— Что конкретно?
Он усмехается, и с кровью у него на лице это смотрится ужасно.
— Ты ведь ее не оприходовал, да? Потому что я уж точно, да. Много раз.
Я вежливо улыбаюсь ему в ответ. Донни слишком глуп, чтобы понять, что со мной это не сработает. Он надеется спровоцировать меня на то, чтобы я закончил с ним побыстрее. Но он ошибается. Я контролирую себя. Всегда держу себя под контролем. Он не может сказать ничего, что изменило бы мои планы. Пределы моего терпения были проверены другими, которые были намного умнее его.
Я снова обращаю свое внимание на инструменты, ища подходящий для выполнения того, что запланировал для него дальше. Но следующие слова из уст Донни доказывают, что я ошибаюсь. Он способен выбить меня из колеи так, как я представить себе не мог.
— Она делала это, чтобы защитить тебя. Ты знал это? Глупая шлюха думала, что ей нужно защитить тебя. Я видел тебя той ночью, Ронан. Я видел, как ты тащил тело Блейна к своей машине. И Саша видела меня. Она знала, что я могу сдать тебя в любое время, когда захочу. Поэтому она заставила меня молчать, отрабатывая минетом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Жар распространяется по моим венам, угрожая разорвать меня на части и сжечь все в этом здании, если я не справлюсь с собой.
Я беру дрель со стола и перевожу взгляд на Донни в последний раз, хочу получить гарантию, что он не сможет связно закончить ни единой мысли.
— Если бы ты был готов умереть, все, что тебе нужно было сделать, это сказать мне об этом.
Я дотягиваюсь до его брюк и стягиваю их вниз, позволяя прохладному воздуху обдать его сморщенный член. Это была та его часть, которую я никогда не хотел бы увидеть. Но именно этой частью он касался ее.
— Надеюсь, оно того стоило, — говорю я ему.
— У меня есть страховка для этого случая — угрожает Донован. — Подумал, тебе стоит знать. Если я исчезну, Найл узнает, что ты сделал. Что ты и Саша сделали. Я тебе обещаю.
Его слова ничего не изменят, но он, тем не менее, пытается. На этой земле нет ничего, что могло бы спасти его от меня. Когда он читает это на моем лице, в глазах Донована наконец тухнет огонек надежды.
У меня сводит лицо, и когда я делаю шаг вперед, меня настигает понимание того, что это улыбка.
***
Как только я все убрал и избавился от тела, мы с Конором едем в дуплекс Донни, чтобы подчистить все там. Это стандартная процедура, когда член синдиката умирает при таких обстоятельствах. Если они побывали у меня, значит, им нельзя доверять. Это же касается их дома и имущества.
У Донни было слишком много масок. И он умело лгал. Но его слова о страховке на такой случай все еще не перестают звучать у меня в голове. Я поверил ему, когда он это сказал. Я ясно видел убежденность в его взгляде. Он не блефовал. Он был уверен, что это как-то его спасет.
Сомневаюсь, что найду его здесь, в его квартире. Но это не остановит меня от проверки.
Никогда раньше мне не доводилось бывать у него дома. К счастью, никогда не видел в этом особой необходимости. Это где-то в захолустье Роксбери. Краска выцвела и облупилась, а двор зарос. Полагаю, он считал, что трата денег на шлюх и кокаин важнее всего остального.
— Тебе нужно, чтобы я постоял на шухере, пока ты возишься с замком? — интересуется Конор, пока мы направляемся к черному ходу.
Качаю головой. Этот парень все еще зеленый. Большую часть времени он не пользуется мозгами, но в целом он парень хороший. Я доверяю ему. У меня есть собственный комплект отмычек, но я сомневаюсь, что он мне понадобится. Я достаю брелок, который вытащил, когда избавлялся от тела Донни и передаю его Конору.
Он смотрит на него мгновение, прежде чем начинает перебирать ключи. У него выходит с третьей попытки. Дверь распахивается, и нас приветствует последнее, чего я ожидал увидеть в доме Донована.
Собака.
— Какого черта? — Конор вторит моему замешательству, когда маленький пушистый зверек четырех лапах прыгает в нашу сторону.
На морде у него черная шерсть с подпалинами с белой полосой посередине, ведущей прямо к большому черному носу. Два уха, которые слишком велики для его головы, поднимаются вверх, когда он прыгает вверх и вниз по кухонной плитке и издает разные странные звуки. Его язык свешивается изо рта, когда он нападает на мою ногу, а я пытаюсь оттолкнуть его.
— Что у него тут делает корги? — спрашивает Конор.
— Корги? — Повторяю я за ним.
— Ага. — Конор указывает на Пушка, дергающего меня за штанину. — Это корги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как ты можешь быть уверен? — Я пытаюсь отпихнуть псину ногой.
— Ну, это довольно очевидно, — отвечает Конор. — Что мы будем с ним делать?
Я смотрю на животное и не могу подобрать слов.
— Ты же не собираешься и его пришить, — говорит Конор вопросительно. — А?
Я прохожу мимо него, хлопнув дверью. Я не убиваю животных. Или женщин. Или детей. Конору должно быть известно, но люди всегда неправильно меня понимают.
