— Думаю, я смогу самостоятельно добраться до столовой, мистер Флинт.
— Боюсь, это будет кухня. — При этих словах уголок его широкого рта слегка изогнулся в усмешке. — В нашем скромном заведении нет столовой.
В уютной теплой кухоньке с кипарисовыми панелями, окруженная привычными удобствами, Рейн уничтожила обед из жареного филе форели, тоненьких ломтиков картофеля с маслом и петрушкой и мелко нашинкованным салатом из капусты, где чувствовался нежный привкус укропа. Она с изумлением взглянула на свою пустую тарелку и на человека, который откинулся во вращающемся капитанском кресле напротив нее.
— Вы в каком звании вышли в отставку, повара первого ранга?
Впалые обветренные щеки медленно сморщились в улыбке.
— Боюсь, что ничего выдающегося. Береговая охрана.
— Так вы моряк?
— В некотором роде.
И снова ленивые веки опустились, а Рейн не понимала, почему ей все время кажется, что он не принимает ее всерьез. В его обращении не было ничего дурного; и все же с ним стоит быть поосторожнее.
Рейн сжала губы и аккуратно положила салфетку на стол. Салфетка была бумажной, чего Мортимер просто не выносил. Ее дядюшку хватил бы апоплексический удар, если бы он увидел, как она ужинает на кухне, сидя перед грубой тяжелой тарелкой. Впервые она обратила внимание на сервировку. Серебро в стиле барокко непринужденно соседствовало с нержавеющей сталью, чашечки из китайского фарфора венчали толстые белые фаянсовые блюдца, сахарница и молочник были из тяжелого тусклого серебра, а солонка и перечница — из самого стандартного набора на оранжевом пластмассовом подносике.
Она слегка вздрогнула.
— Все было очень вкусно, мистер Флинт. Благодарю вас. А теперь не могу ли я взглянуть на галерею?
Усталость, казалось, немного уменьшилась за время ужина.
— Конечно, сейчас уберем со стола, и я найду ключи.
Потрясенная, она посмотрела на него, желая знать, не шутит ли он. Уж не ждет ли он, что она начнет мыть посуду. Она в жизни ни одной тарелки не вымыла.
— Знаете, я передумал. Вымоем потом. Пошли. В галерею сюда, — он показал на дверь во внутренней стене. — Дом построен в форме подковы. Ваши комнаты и гостиная — это одна половина, моя и запасник галереи — другая, а кухня, галерея и вестибюль — как бы в основании. Все в полном порядке, как в Бристоле. Пойдемте, покажу вам святая святых.
Он повысил голос, когда потянулся за ключом, висевшим на щитке в маленькой кладовке, но Рейн уже не следила за тем, что он говорил. Он что, тоже здесь живет? Она так окончательно и не поняла. Все еще озабоченно хмурясь, она последовала за ним в галерею, и ее шаги эхом отдавались на полированном деревянном полу.
— Дверь к выходу, кухне, кладовке. — Он указал на дверь в южном конце широкой пустой комнаты: — А эта — в мои апартаменты. Хотя я там редко бываю, если вы беспокоитесь насчет своего уединения.
Уединения! Жить в одном доме с этим босоногим грубияном, Сайласом Флинтом? Все выходило совсем не так, как она задумала. Изобразив заинтересованность, она огляделась вокруг.
Сайлас нажал выключатель, и все залилось морем света. Он стоял, ожидая, пока она пройдет вперед, в большой, почти пустой зал.
Для галереи он подходил прекрасно. К тому же здесь было много плоскостей — полдюжины высоких трехстворчатых экранов, обтянутых той же спокойной шероховатой тканью, что и стены. Освещение было очень удачным, а по углам стояли прожекторы.
— О том, что осталось, сказать ничего не могу. — Сайлас заглянул в комнату, чтобы посмотреть на десяток картин, криво висевших на стенах. — Реба говорила, что некоторые художники так и не удосужились забрать нераспроданные картины в конце сезона.
— Я об этом раньше не подумала, но, наверное, здесь работа будет только в сезон? — В таком случае, тревожно подумала она, что ей придется делать не в сезон? Но на ее лице не отразилось ни малейшего волнения, и она спросила: — Когда остальные привезут свои работы на комиссию?
— Да когда захотят. Мне звонили несколько человек, они были уже готовы доставить свои произведения, но я сказал, чтобы они перезвонили, когда вы приедете. Потом можете просмотреть бумаги, которые Реба оставила на столе.
Сайлас кивнул на закуток, где находился стол светлого дерева и однотонный шкаф для папок. На столе стояла зачехленная машинка, и Рейн понадеялась, что самостоятельно изученный ею деловой курс машинописи поможет справиться с задачей.
Они молча стояли около стола, посередине пустой комнаты, всего в пяти метрах друг от друга, когда зазвонил телефон. Рейн невольно ахнула, а Сайлас засмеялся, направляясь к аппарату.
— Все современные удобства, — сказал он, широко улыбаясь. — Извините, я быстро. — Он пробурчал неразборчивое приветствие в гладкую бежевую трубку и стал слушать. — Нам еще кое-что нужно сделать… Да, да. Конечно. Ну а где же еще?
Рейн почувствовала, что ее охватывает непонятная истома. Паузы между словами Сайласа были заполнены шумом ветра, задувающего за угол дома. Капли дождя стучали в окна, и она вспомнила, что небо стало затягиваться тучами, еще когда она прилетела. Может, ей выйти из комнаты? Она взглянула на мужчину, присевшего на край стола, на его худощавую, гибкую, полностью расслабленную фигуру. Ее присутствие, бесспорно, нисколько его не волновало; он рассеянно улыбался, глядя на носки своих грубых башмаков в пятнах соли.
— Нет, еще недолго. Она только что вошла и… Конечно, милочка, потерпи еще немножко. Полчаса, хорошо?
Он повесил трубку и с ленивой улыбкой взглянул на Рейн, которая выпрямилась и подняла вверх подбородок безо всякой на то причины, просто потому, что вдруг почувствовала какое-то разочарование. Значит, при всем своем гостеприимстве, он только и стремился закончить все поскорее и убраться.
— Прошу вас, не задерживайтесь из-за меня, мистер Флинт. Я могу сама выключить здесь свет и запереть дверь, и я… я все равно собираюсь идти в свою комнату. Только захвачу с собой книги просмотреть.
Верхний свет падал на его макушку, придавая каштановым, золотистым и седым волосам один серебристый оттенок. Так же отсвечивали волосы на его мускулистых руках, и Рейн вдруг растерянно осознала, что он изучает ее не менее тщательно, чем она его. На лбу выступили легкие капли пота. Очевидно, она устала еще более, чем предполагала. Воображение совсем вышло из-под контроля, и она не знала, куда оно ее еще заведет. Не может же характер человека полностью измениться при перемещении с Западного побережья на Восточное!
Собрав все резервы стремительно исчезавших сил, Рейн подошла к столу и открыла ящик. Там лежали две большие тетради, на одной было написано «Художники», на другой — «Продажи». В стороне лежали пачки чеков, открытых конвертов и целый набор скрепок, резинок и шариковых ручек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
