они с Германом сели за стол друг напротив друга. — Что случилось?
— Не могу в точности знать, товарищ майор, — браво отвечал Герман. — Могу лишь предполагать.
— Ну, предположите.
— Боюсь, моего коллегу, — сокрушенно сказал Герман, — погубила излишняя самоуверенность…
— Сначала, пожалуйста, — нахмурился Жаверов. — Что он вообще здесь делал, ваш коллега? Вы пришли вместе?
— Нет, я пришел раньше. К своему другу Генриху.
— Это режиссер фильма, который здесь снимает? — уточнил Жаверов.
— Верно, товарищ майор, — подтвердил Герман.
— И вы его коллега, этого Генриха?
— Так точно. И даже друг.
— А пострадавший?
— Он тоже коллега и друг, — кивнул Герман. — Вернее, был им, — вздохнул он.
— М-да, — сказал майор. — Вы, значит, не были свидетелем несчастья?
— Увы, — снова вздохнул Герман. — Мы сидели в зале, следили за съемочным процессом… Наш друг Владимир в какой-то момент вышел и…
— Позвольте, — перебил Жаверов. — Генрих… как его фамилия?.. Оганисян, да. Он же говорил, что не знал пострадавшего…
— Да, конечно, — согласился Герман. — Не знал. Просто Владимир очень хотел познакомиться с Генрихом. Дело, понимаете, в том, что недавно Владимир снял успешную картину «Полосатый рейс»… Вы, небось, тоже видели, товарищ майор?
— Видел, — хмыкнул Жаверов.
— Да все уж видели, — махнул рукой Герман. — А наш… вернее, мой друг Генрих сегодня как раз ставил сцену с тиграми для своего нового фильма. Вот Владимир и решил, что он, как специалист, что ли, по тиграм придет к коллеге, ну, и посмотрит на его работу, подскажет, поправит…
— Да уж, специалист, — мрачно изрек майор. — Зачем же он полез в клетку к тиграм, ваш Владимир… как бишь его?
— Тефин, — подсказал Герман. — Зачем полез — не могу знать, товарищ майор. Сам удивляюсь.
— А он не пьяный был?
— Вроде бы нет, — пожал плечами Герман.
— Впрочем, экспертиза установит, — задумчиво проговорил Жаверов. — Что там случилось с защелкой, вы, конечно, тоже не знаете? — глянул он на Германа.
— С защелкой? — невозмутимо переспросил тот. — А что с ней?
— Сломана. Так что, возможно, он и не лез к хищникам в клетку, а они его сами туда затащили, поскольку дверь была открыта…
— Все это ужасный несчастный случай, — горестно сказал Герман.
— Судя по всему, — мрачно согласился Жаверов. — Признаться, с таким я еще не сталкивался… Ни по службе, ни в жизни. А вот вы… — Майор посмотрел на Германа. — Вы как будто даже не слишком шокированы. Удивительное дело…
— В этом, видно, и состоит для меня шок, — мгновенно нашелся Герман. — Пока я еще, возможно, не осознал случившегося… А как осознаю… — Он замолчал и поежился, заранее страшась, что с ним будет, когда придет осознание.
— Что ж, — сказал Жаверов, — пока вы еще в столь собранном состоянии… может, успокоите остальных?.. То есть понятно, что о спокойствии здесь речь уже идти не может, но… Объясните, что вот такой, мол, несчастный случай. Тем более что, кроме вас, никто из них не был знаком с пострадавшим… Ну, заодно и скажете, что они могут расходиться.
— Будет сделано, товарищ майор. — Герман вскочил на ноги и энергично покинул кабинет.
14
Вечером Герман поведал обо всем Галине.
— Какая кошмарная смерть, — содрогнулась Галина, представив себе, как, к счастью, незнакомого ей Тефина раздирают тигры.
— Нормальная, — не согласился Герман. — Тем более что он это заслужил… То есть не то чтобы заслужил, а просто… Ну, вот он ведь познал успех, славу. Чего бы ему и не умереть аккурат в этот момент, не правда ли? Я думаю, никому неохота умирать всеми забытым, позаброшенным, перебирающим в старческих мозгах былые достижения, которые ныне никого уже не интересуют… Так что я, можно сказать, оказал Тефину пребольшую услугу. Он погиб на пике, будучи счастливым человеком!
— Хочешь сказать, ты даже выступил его благодетелем? — недоверчиво спросила Галина.
— Именно, моя радость, именно! — воскликнул Герман. — Меня только одно смущает… — Он внезапно вспомнил о чем-то и нахмурился.
— И что же? — поинтересовалась Галина.
— Понимаешь, я же там оставил отпечатки — на этой самой клетке. Ну, когда открывал ее, а потом закрывал.
— Но они же не станут проверять их? — с надеждой спросила Галина.
— Вроде как не должны, — задумчиво сказал Герман. — Вот только я еще защелку там сломал… Непреднамеренный такой вот казус… А милицию это может натолкнуть на мысль, что кто-то, мол, нарочно это сделал, чтоб тигры напали на Тефина…
— И если они так решат, то снимут отпечатки, сличат их с твоими и… — Галина в ужасе закрыла лицо руками.
— Да нет, Галочка, не дотумкают они, — бодрым тоном возразил Герман. — Вот только следующих, конечно, придется умерщвлять в абсолютной тайне. И задолго до прихода милиции уносить ноги с места преступления.
— А ты намерен продолжать? — поглядела на него Галина.
— Естественно, — подтвердил Герман. — Иначе и начинать не было смысла. Смерть этих двоих ничего еще не решает. Вот когда их наберется десяток-другой, тогда мир наконец услышит о Германе Графове!
— Только бы как о режиссере, а не как об убийце, — негромко заметила Галина.
— Если пронесет с отпечатками, то моя тайная жизнь убийцы не будет известна никому, кроме тебя, мой ангел! — провозгласил Герман и чмокнул Галину в зардевшуюся щеку.
— А этот твой армянский Генрих? — сменила тему артистка. — Его ты тоже потом… ну, кому-нибудь там скормишь?
— Нет, ну что ты, — покачал головой Герман. — Он же как-никак друг. А дружков не скармливают.
— Но он ведь тоже, небось, успешный, — не унималась Галина.
— Куда там, — отмахнулся Герман. — Нет, Галочка, шалишь… Оганисян и успех — две вещи несовместные, как сказал поэт. Да и что он там снял-то? «Девичья весна», «Приключения Кроша»… Словом, сплошная чепуха на постном масле.
— Ну, а может, эта новая картина станет успешной? — Галина как будто дразнила Германа. — Как она там у него называется?
— «Три плюс два», — сказал Герман. — Поверь мне, это тоже никого не заинтересует. Он и сам это понимает, а потому за все подряд цепляется. Прогремел «Полосатый рейс», он сразу ринулся тигров в свою картину вставлять… Нет, Галя, так шедевры не снимаются.
— А как снимаются? — серьезно спросила Галина.
— Как угодно, но только не так, как это делает Оганисян, — со смехом отвечал Герман. — Что у него там? Ну, две Наташки, которые всем уже надоели… Тем более толстые. Не то что ты, ангел мой! — Герман с восхищением окинул взглядом стройную фигуру Галины. — Кто у него еще? Какой-то Андрюша Миронов… Сын Мироновой и Менакера, представляешь! Помнишь этот допотопный дуэт?
— Помню, — кивнула Галина. — Они вроде и сейчас выступают.
— Ну да, в качестве музейных реликвий. Да нет, это еще и при Сталине было редкостной безвкусицей…
