— Катя! Катя! — радостно вырвалось у Ии и с просветлевшим лицом она обняла младшую сестренку.
Счастливая, радостная, смеющаяся стояла Катя перед сестрой. Около двух месяцев не видались они.
Ии не было времени навещать сестру. Она вся ушла в заботы по дому, a главное по воспитанию Нади и Журы, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ия его отговаривала от этого:
— Не надо, Андрюша, не надо… Катя, хотя и очень изменилась к лучшему, стала много сдержаннее и серьезнее за последнее время, но, в сущности, она все-таки слишком шаловлива и «непоседа», чтобы не беспокоить Констанцию Ивановну и Нетти, — каждый раз находила она один и тот же мотив, одну и ту же отговорку не брать Катю гостить в дом брата.
В сущности, молодая девушка опасалась совсем другого. Не шаловливости Кати боялась она, a новых недоразумений, могущих вспыхнуть между Нетти и младшей сестренкой, таких же недоразумений, жертвой которых все чаще и чаще являлась теперь сама Ия.
— Нет, уж Бог с ней, пусть посидит лучше в пансионе, благо, не одна она там, многие девочки остаются на праздники в интернате. По крайней мере, подальше от греха, — решила молодая девушка, стараясь побороть в себе желание провести день-другой в обществе младшей сестры, — a на лето вместе на Волгу поедем, поселимся в Яблоньках у мамы под крылышком, — утешала она себя тут же розовой надеждой.
И вот, вопреки её решению, Катя была здесь, сияющая, радостная, возбужденная.
При одном взгляде на её счастливое личико у Ии не хватило духа упрекать Андрея Аркадьевича за то, что он привез, не спросив её совета, младшую сестру.
— Ha все Рождество!.. Ha все праздники отпустили!.. Ты подумай, Иечка, Андрюша безо всяких разговоров увез до самого Крещения. Вот-то радость! Лидия Павловна даже наставления не успела прочесть, как мне надо держаться в гостях. Живо-живо на извозчика и марш-маршем… — трещала Катя. — Наши все тебя просили поцеловать. A особенно Шура Августова и Зюнгейка тоже… Зюнгейка даже письмо написала тебе ужасными каракульками, да я впопыхах в интернате его забыла… Ах, Иечка, если бы ты только знала, какой у нас рев поднялся в отделении, когда Лидия Павловна нам объявила, что ты совсем оставила место и не вернешься к нам… A Зюнгейка даже на чердак плакать убежала, говорит, там под шум ветра не так слышно будет. Ей чуть за поведение кола не поставили за это. A новая классная дама ничего себе, добрая, тихая, только разговаривать не любит много… Все сидит и молчит…A Шура-то, Шура как изменилась! Совсем другая стала и с твоей карточкой (у меня ее выпросила) даже ночью не расстается, под подушку к себе кладет… A к Зюнгейке отец-башкир приехал. Важный такой, седой, в халате и тюбетейке. И всем «ты» говорит, и начальнице, и инспектору… И еще новость… Оля Глухова палец себе проколола булавкой… Резали палец-то, нарывать стал… ужас какой!.. A y Ворг, помнишь Соню Ворг, черненькая такая, бабушка умерла в прошлое воскресенье. На похороны Соню возили…
Точно из рога изобилия, сыпятся слова из малинового ротика Кати. Смуглое личико девочки разгорелось и пылает ярким румянцем. И горят ярко, как звездочки, черные жизнерадостные глаза.
— Ах, душки какие! Вот картинки-то! Маленькие человечки, как вас зовут? — внезапно заметив Надю и Журу, приходит в неописуемый восторг Катя.
— Батюшки, да ведь они двойняшки! — весело кричит она, вызывая этим всеобщий хохот.
— Дева Мария, да неужели же это — Катя? Ta самая маленькая Катя, которую я мельком видела спеленатой на руках нашей соседки Юлии Николаевны? — прозвучал позади собравшейся в прихожей маленькой группы певучий голос Констанции Ивановны.
— Ах, Боже мой, Катя! Но она прелестна! — с обворожительной улыбкой вскричала Нетти и экспансивно бросилась на шею гостье. — Душка моя! Можно вас поцеловать?
Ия глазам своим не верила при виде такой встречи. Да неужели же Нетти, та самая Нетти, которая за эти полтора месяца её пребывания здесь то и дело язвит ее и преследует насмешками, награждая то и дело замечаниями, эта самая Нетти сразу так обласкала её младшую сестренку?.
— Maman, maman, глядите! Кого она напоминает вам? Меня, не правда ли меня, когда я была в её возрасте. André, что ты на это скажешь? A вы, papa? Идите же, идите сюда знакомиться с Катей!
Разумеется, между Нетти и Катей не было никакого сходства и прелестное, правильное, но несимпатичное, всегда надутое лицо первой ничуть не походило на привлекательное, смуглое, жизнерадостное личико Кати, но тем не менее это несуществующее сходство, в угоду Нетти, все поспешили признать. Потом молодая хозяйка дома схватила за руку Катю и потащила ее к себе.
— Я вам покажу мой костюм, Катя, собственноручно разрисованный André. Он по ночам над ним работал, бедняжка, зато и костюм же вышел — чудо, мечта, a не костюм. Кстати, я и для вас подыщу что-нибудь подходящее из моего гардероба. Да и причешу вас по моде заодно. Теперь таких причесок никто не носит, и y вас с ней настоящий вид сандрильоны. Я же, как добрая волшебница, превращу вас сейчас в прекрасную принцессу несколькими движениями рук. Да? Хорошо?
Весь этот фейерверк слов, обещаний и тонкой лести оглушил Катю. Нетти увлекла ее к себе, не давая ей возможности поздороваться со старым князем, спустившимся со своего верху приветствовать юную гостью.
Озабоченная Ия старалась всячески подле себя удержать младшую сестру.
— Простите, Нетти, но прежде нежели развлекаться нарядами Катя должна рассказать мне, как она училась вторую четверть года в пансионе, показать свои отметки и написать поздравительное письмо матери к празднику, — проговорила она.
— Ах, оставьте, пожалуйста, вашу манеру классной дамы, милая Ия, уверяю вас, она вам не к лицу, — с деланным смехом возразила Нетти.
A по-моему, Ия Аркадьевна права, дело и дело раньше всего, a потом уже развлеченья, — вмешался в разговор князь Юрий Львович.
Но Нетти, недовольная, уже надула губки.
— Катя, душка моя, неужели вы не хотите пойти со мной?
Что было отвечать Кате? Она находилась, как в тумане. Представление о действительности замутилось в её головке. Она никак не могла понять, каким образом Нетти, которую она, Катя, еще два — три года тому назад терпеть не могла, сейчас относится к ней с таким доброжелательством. И самой Кате Нетти не казалась уже такой антипатичной, как прежде. A обворожительная улыбка, не сходившая с губ Нетти и адресованное Кате ласковое выражение её восторженных в эту минуту глаз отчасти уже покорили девочку.
Однако, строго поднятые брови Ии и её безмолвное приказание, переданное Кате непосредственно большими серыми глазами, дали новое направление мыслям девочки.
— Я сейчас же вернусь к вам, лишь только напишу письмо маме, — торопливо и смущенно объявила она Нетти.
— Только скорее, скорее! — нетерпеливо командовала та вслед уходившей за сестрой и детьми Кате:
— A спать вы должны у меня в будуаре… Непременно! Слышите? A то рассержусь. В детской вам негде поставить постели, a y меня вам будет вполне удобно, — довершила она свою любезность по отношению молоденькой гостьи.
— Знаешь, Ия, я до сих пор и не знала Нетти… Помнишь, постоянно бранила ее, a она премилая оказывается, — чистосердечно признавалась Ии по дороге в детскую Катя.
Старшая сестра ничего не ответила младшей. Присутствие детей мешало ей высказать правду. Но в душе Ии было далеко не спокойно в эту минуту. Она всеми силами старалась угадать тактику Нетти по отношению Кати и никак не могла ее понять. Уже в детской, пока дети снимали верхнее теплое платье, Ия успела отвести Катю в сторону и шепнуть:
— Послушай, сестренка, не поддавайся так опрометчиво чужому влиянию. Помни: «не все то золото, что блестит»… Старайся, несмотря на твой юный возраст, узнавать людей, a если тебе самой не справиться с этой задачей, обратись за советом к тем, кто искренно и по настоящему желает тебе добра.
— Иечка! Милая! Да что с тобой? Ты как будто встревожена чем-то… Или не рада, что я приехала к тебе? — уже начиная волноваться, допытывалась Катя.
— Нет, рада, милая, рада! — внезапно вырвалось у Ии и она с такой непривычной ей страстной нежностью обняла сестру, как будто хотела этим объятием оградить Катю от грядущих на её пути несчастий.
A через минуту, как ни в чем ни бывало, избегая удивленного взгляда сестры, вопросительно посматривавшей на нее, Ия, уже совладав со своим порывом, говорила спокойно:
— Ну, маленькая Катя, садись писать поздравление нашей дорогой старушке…
Сама Ия писала в далекие Яблоньки еженедельно. A каждый месяц посылала матери весь свой заработок, отказывая себе во всем. Хотел по-прежнему помогать матери и Андрей Басланов, но Ия сумела отговорить его, ссылаясь на то, что теперь он отрезанный ломоть и что Сам Бог велел ему отныне заботиться о его собственной семье. Но все-таки Андрей Аркадьевич сумел урвать от суммы, переданной ему американцем Томсоном, небольшую часть и послал эти деньги матери, никому не говоря об этом ни слова.
