Анна Грей пожала плечами и отвернулась. Джейн Миддлтон с притворным удивлением рассматривала Эмму в лорнет.
— Что с этой девчонкой? — спросила она. — Она нездорова?
Услыхав имена, старая женщина все поняла.
— Мисс Миддлтон, — сказала она дрожащим голосом, — нельзя без всякой нужды так унижать свою бывшую соученицу. Незаслуженное несчастье должно находить сочувствие даже у богатых и знатных.
Мягкий, полный достоинства тон вызвал легкую краску на щеках Джейн. Она готовилась сказать что-нибудь резкое, но лорд Галифакс ее опередил.
— Ты просто бесстыдница, — сказал он, как обычно, монотонно. — Мой управляющий скажет моему арендатору, чтобы тот получше подбирал себе работников. Понесешь ты клетку или нет?
Она вновь заговорила с ними подобострастно:
— Конечно, милорд! Я лишусь куска хлеба, если не послушаюсь приказа милорда.
И поспешно схватив клетку, она повернулась к Эмме:
— Останься здесь, дитя мое, пока я вернусь.
Эмма хрипло рассмеялась и взяла клетку из рук матери.
— Разве ты не видишь, матушка, чего хочется мисс Миддлтон? Ей надо, чтобы Эмма Лайен, красивая пастушка из Хадна, дочь дровосека и коровницы, родившаяся под забором, смиренно шла позади нее и предстала перед своими бывшими соученицами в роли простой служанки. — И с низким поклоном она язвительно добавила: — Пожалуйста, леди, ступайте впереди, я последую за вами.
Она шла сзади с клеткой в вытянутых руках, выпрямившись, пристально глядя перед собой, сжав губы.
Джейн приказала ей остаться во дворе школы и вошла с Анной и лордом Галифаксом в дом. Сразу же со всех сторон набежали школьницы; они окружили Эмму, разглядывая ее, злорадно смеясь, забрасывая ее насмешливыми вопросами.
Она не отвечала. Ни один мускул на ее бледном лице не дрогнул. Как воровка у позорного столба, стояла она у дверей того дома, который некогда был целью ее самых страстных надежд.
Джейн Миддлтон вернулась в сопровождении служанки.
— Возьми этого индюка у своей коллеги, Мери, — приказала она и обратилась к Эмме: — А тебя, девчонка, как зовут?
Эмма молча на нее взглянула. Они стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза.
— Мисс Джейн, да ведь вы ее знаете, — воскликнула Мери удивленно. — Это же Эмма Лайен! Наша красавица Эмма Лайен!
Хор двадцати хохочущих, насмешливых голосов повторил это имя.
— Эмма Лайен, красавица Эмма Лайен!
Джейн Миддлтон раскрыла кошелек.
— Протяни руку, Эмма Лайен. Я тебе кое-что подарю, чтобы ты могла купить себе приличное платье.
Как бы в оцепенении Эмма протянула руку Джейн Миддлтон, вложила в нее шиллинг, затем указала на ворота.
— Можешь идти, Эмма Лайен!
Эмма медленно вышла за ограду. Серебряная монета жгла ей ладонь. На улице она остановилась и, обернувшись, посмотрела на дом. Ей пришло на память библейское: «Положу врагов твоих в подножие ног твоих».
Как глухая стена, закрывшая от нее небо, поднялась в ней ненависть.
* * *
В конце улицы она встретила Тома. Когда она его увидела, ее застывшее лицо просветлело.
— Час тому назад ты предлагал мне деньги, Том, чтобы я могла вновь поступить к миссис Баркер. Это оказалось невозможным. И тем не менее — готов ли ты дать мне эти деньги? Даже если никогда не получишь их обратно?
Он опустил руку в карман, но Эмма остановила его.
— Обожди. Я не хочу, чтобы ты делал что-нибудь такое, в чем впоследствии можешь раскаяться. Меня только что вновь оскорбили и выставили к позорному столбу, как воровку, лишь потому, что я бедна и незнатного рода. И еще потому, что богатым и знатным дозволено все. Я хочу стать богатой и знатной, чтобы отплатить им за то зло, которое они мне причинили!
Глаза ее сверкали.
— Что вы собираетесь делать, мисс Эмма? — испуганно спросил Том. — Не лучше ли вам посоветоваться сперва с матерью?
— Моя мать так же беспомощна, как и я. И надо мной она уже не властна. Я еду в Лондон, это решено. И либо вернусь богатой и знатной, став леди, как Джейн, либо погибну. Ну что же. Том, даешь ты мне свои деньги?
Он видел, что поколебать ее решимость невозможно. С глубоким вздохом он вручил ей деньги. Она тщательно их спрятала.
— Я никогда не забуду, Том, что, кроме моей матери, ты единственный человек, делавший мне добро. А теперь простимся. Не сердись на меня и сохрани хоть немного любви ко мне.
Она взглянула на его грустное, удрученное лицо и нежно, как бы лаская, провела по нему рукой. И ушла.
Глава третья
Арлингтон-стрит, 14. Швейцар сообщил Эмме, что мисс Келли нет в Лондоне. Сразу же по возвращении из Уэльса она вместе с мистером Ромни отправилась в Париж и когда вернется — неизвестно. Вернее всего, к скачкам в Энсоме, которые начнутся пятнадцатого августа.
— Если вы дадите мне ваш адрес, вас известят о возвращении мисс Келли.
Эмма подумала о жалком постоялом дворе, где она остановилась.
— Я не останусь в гостинице, — ответила она смущенно. — Как только я найду постоянное жилье, я сообщу вам свой адрес.
Она вышла на улицу и слилась с потоком людей, которых прекрасный майский день выманил на воздух.
Ее не испугало отсутствие мисс Келли. На протяжении всего долгого пути из Честера она в своих фантазиях видела себя преодолевающей неслыханные трудности. Так что же такого страшного было в этом первом небольшом препятствии? В худшем случае она до возвращения мисс Келли может наняться в служанки.
Она не испытывала страха и перед сутолокой вокруг. В маленьком тихом Хадне она всегда чувствовала себя подавленной, здесь же, в огромном шумном Лондоне, была как рыба в воде. Она была свободна, ее не связывали никакие обязательства, она могла делать все, что хотела.
Мурлыча веселую песенку, она всматривалась в лица встречных, посмеивалась над глупым видом горожанок, наслаждалась льстящими ей вызывающими взглядами мужчин. Ее походка была упругой, шаги по мостовой — звонкими, как если бы она двигалась по завоеванной земле, как будто достаточно ей было лишь протянуть руку, чтобы все это вокруг назвать своим.
Она остановилась перед одной из витрин. В ней были выставлены платья из легких белых и пестрых тканей, индийские шали, затканные золотом и серебром накидки, шляпы с колышущимися страусовыми перьями.
Эмма не знала ни названий, ни стоимости этих драгоценных вещей, но ее захватила их красота. В центре витрины находилось зеркало, отражавшее стоявших перед ним в полный рост.
Она впервые в жизни видела себя в зеркале с головы до ног. Она рассматривала себя со всех сторон, строго, беспристрастно и казалась себе красивой, но ее крестьянская одежда была ужасна. Первое, что следовало себе купить, было платье, такое, как висело в витрине. Оно было для нее тем же, чем меч для рыцаря или парус для моряка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
