позорь княжью дружину. Да и следи за гостями, может опыт какой переймём.
— Княгиня! Нашим воинам…
— Лучшие наши воины. И без тебя знаю, только знания не бывают лишними.
Казарма недалеко. Всё в замке, который о две башни. В одной княжеские палаты, в другой дружинники. Доехали до конюшен, оставив там лошадей. Звуки музыки и народного веселья долетают и сюда — хороший праздник мы сегодня дали людям. Даже птицы в небе будто подпевают музыкантам.
— Что слышно? Долго ещё пришлые тут околачиваться будут? — верный Алирик, как всегда супится, как заедем к дружине.
— Не знаю, не могу я у главного такой страны спросить, сам понимаешь. Мы для них — что пыль. Стряхнёт и не поморщится.
— Не нравится мне это. Что они тут хозяйничают.
— Да где ж они хозяйничают? Что по нашим местам ездят, так то понятно — у нас договора торговые. Какой купец не хочет видеть, что и откуда он покупает?
С ответом Алирик не нашёлся. Он итак не мастак на слова, что уж…
День пролетел в кабинете. Только кажется села, как уже опомнилась под светляком. Солнце давно зашло, когда крыса скользнула на стол. В делах тяжких, Тулуп весь день следил за парочкой. Пока те не распрощались. Крамолы не было, а поцелуи да объятия — дело привычное. Пришлый не принуждал ни к чему, не заставлял. Оба были рады такому общению.
“Ты всё равно, приглядывай за ними”.
Оставила Тулупчика отдыхать, а сама, посетила помывочную, сменила рубашку да платье, шагнула в теневой переход.
Король мыться изволил. Я не стала ждать и постучала в тяжёлую дверь.
— Полёвка, ты? Заходи, — я следила через дверь, как он даже глаз не открыл, только на несколько секунд углы губ растянулись и вернулись на место.
Открыла дверь, вошла.
— Чего так долго сегодня?
— Вы не звали.
— А ты всё равно пришла, — на это мне ответить нечего, — какая ты: ходишь, где захочешь, да когда захочешь… чем не Полёвка?
А я стою и любуюсь. Крепкой грудью, что лежит над водой… сильными руками, обхватившими борты лохани больше чем вполовину… спокойным лицом, которое до коликов в пальцах хочется потрогать…
— Помой меня.
— Что?
— Помой меня, Полёвка.
Послушалась. Подошла ближе, натёрла мочалку, и провела ей осторожно по руке, от пальцев к шее. Мужчина откинул голову, давая больше тела. Несмело, крепко боязно не так что-то сделать, обошла и провела по второй руке, помыла шею сзади, скользнула на грудь. Стоя на коленях у лохани с королём, бросила взгляд в лицо Файлирса, встретилась с ястребиными глазами, только сейчас поняла, что от усердия прикусила губу и почти не дышу.
— Ну же, Полёвка…
Покончила с грудью, повела мочалку ниже, обтёрла живот, ещё ниже… провела тряпицей по члену, тут же помогая себе рукой. Обхватила ствол и услышала тихий выдох короля — тот опять прикрыл глаза. Сперва медленно, принялась водить вверх-вниз, смотря на лицо, полное удовольствия. Осмелев, стала водить быстрее, то крепко сжимая, то нежно поглаживая… А перед глазами уже темно, и ощущения… словно не рукой массирую, а он во мне опять, как вчера, и так хорошо… его удовольствие: частое дыхание, приоткрытый рот, губы, что хочется облизать…
Сама не поняла, что тихий стон — мой… Лишь когда Файлирс открыл глаза, я поняла, проследив, куда тот смотрит, что та моя рука, что была свободна, уже на груди, трёт, сквозь ткань, вставшую вершинку и молит о большем, о другой руке… которая тут же смахнула мою ладонь, по-хозяйски стиснув грудь. Мужчина подался наверх, отчего раздался плеск воды по каменному полу, член показался и скрылся снова, моя рука за ним… уже сильно сжала, хорошо, ускоряясь, пока мужские пальцы нырнули за отворот платья… сжимая сосок, прокручивая его в пальцах, тиская грудь. Стонов от этого действа, такого откровенного, бесстыдного, сдерживать не стала. Сама подаю грудь ему на ладонь, рукой скользя под своим промокшим от брызг платьем.
Мокрая ткань, будто и не чувствуется. Провела аккуратно у себя по бёдрам, огладила губы…
Неправильно, неприлично, но у меня нет сил думать, как поймёт меня ондолиец. Если он удовлетворится сегодня такими ласками, не уйду же я ни с чем?
Пальчиком вожу по кругу, как это делал он сам мне… уже вся поддалась этому движению… Как же хорошо, Мать-Земля, почти так же хорошо, как когда это делает он…
— Полёвка… — хриплым, чужим голосом позвал король и я открыла глаза.
Смотрит дико, голодно. Не то хочет ударить, не то завладеть…
Миг, и он встал в лохани, а я так и осталась сидеть, не в силах подняться. Шагнул и мокрый, как был, подхватил меня на руки.
Не останавливаясь, не обтираясь, пошёл прямо в спальню. Мне бы засмущаться, что он меня так застиг, но я не смогла, лишь протянула вниз руку, обхватывая его естество, как опору.
На миг он перестал дышать, а после — сгрузил меня на кровать, тут же наваливаясь сверху. Стоило ему войти, без трудностей и помех — я того давно ждала, как рот его накрыл мой, забирая, поглощая крики и стоны…
Время словно замерло, растворилось, и я вместе с ним…
Не успела насладиться желанным поцелуем, как он снова перевернул меня, входя сзади. Разум не стал снова обижаться на такое обращение, а когда его рука скользнула к моему лону, когда сильные пальцы так ловко вошли в тот же ритм, что и член во мне… Я стонала, я кричала… сходила с ума от жажды разрядки и желания, чтобы это длилось вечность… Лёгкое онемение в пальцах рук и ног, и я захныкала, что-то бормоча, приговаривая сама не знаю что…
Файлирс задвигался быстрее, так быстро, сильно и резко, не издавая ни звука, только дышит громко, где-то надо мной.
Несколько мгновений и в глазах потемнело. И время наконец замерло для меня…
Глава 5
Ночь в Эстесадо, что наше же вино: густая, тёмная, влажная, тягучая и сладкая. И хмельная. Такая хмельная, что не надобно никакого хмеля. Он в воздухе.
Быть хозяйкой — не просто носить княжью шапку.
Быть хозяйкой — заботиться о людях и земле. Слышать землю и зверя. Видеть то, что не видно простым ведьмам, если таковые и живут на моей земле.
Как чУдно можно обо всём забыть. О заботах и делах, о своей сущности… быть не хозяйкой, не княгиней, даже не женой князя — женщиной.
— Уснула? — я уж думала, что это он, сокол мой,
