уснул, утомился.
— Нет, — одна его рука перебирает мои волосы, что разметались, небось, на пол кровати. Другая, пальцами гуляет по животу.
— Ты чья, Эля?
Я даже глаза открыла. И голову с широкой груди подняла, дабы переспросить.
— Не простая, как я сперва подумал, из каких ты?
— Простая. Лекаркой служу при княгине. Она меня и подчует.
— Магия твоя сильная, такую мигрень снять — большой резерв надобен. Кто родители?
Заколебалась. Соврать бы, что простыми были. Да нехорошо это — мёртвых порочить.
— Умерли они давно.
— Не серчай. А… — маленькая заминка, и как выпалил: — муж у тебя есть?
— Вдовая, — рука на моём животе вновь пошла гулять пальцами.
— Давно?
— Два года как.
— А кто старший в роду?
— Никого нет. Сама я.
— Что ж… у мужа ни брата, ни другого родственника нету?
— Не объявлялось.
Немного помолчали. Я было подумала, что допрос окончен, как дальше:
— Как же ты одна… без мужчины… здесь, в замке… здесь же дружина постоянно… — экий он… заботится.
— Я же при княгине. Кто ж меня тронет? Да и я ж магичка сама…
— Да я о другом. Что столько мужчин здесь смотрит на тебя, а честь защитить некому.
Я приподнялась и взвизгнула: Файлирс, пока беседы беседовал, да допросы допрашивал, накрутил мою прядку на свой палец, за что я и поплатилась своим рывком.
— Тшшш… Это всё потому, что женщине одной нельзя — ей всегда мужчина нужен. Даже вдове. Пусть племянник, или ещё какая родня хоть и по мужу. Вы же здесь собственность имеете?
— Имеем.
— Вот. Чтобы хозяйством управлять, здесь ум нужен. Не женский. Женщине такого не сдюжить. Там суровость нужна, да сила. А бабу, разве челядь будет бабу бояться? — “мудрый король” помолчал, а потом не сдержал другой поток мудрости. Понёс в массы: — Женщина должна детишек рожать, да дом устраивать. Приёмы давать, да визиты делать, чтобы семья в обществе была. Вот это — дело женщины. А не мужские дела.
— В твоём государстве так? — готовилась, что он взъярится на моё панибратство. А он только улыбнулся.
— Если бы ты стала вдовой в моём государстве, то по смерти супруга стряпчий нашёл бы его старшего родственника, передал бы тому всё имущество, вместе с заботой о тебе, — как он говорил, всё более хмурился. На последнем слове совсем сдвинул густые брови.
— А если бы он запер меня, или голодом заморил?
— Если бы ты провинилась только…
Интересные у них там порядки.
— А если бы…
— Полёвка! — король сел на постели. Лёгкая простыня сбилась у паха, обнажая сильную грудь и руки. — В моём государстве женщин не обижают! Наказать могут, если баба виновата, но не зверствует никто!
— А кто ж решает, виновата она или нет?
— Старший и решает.
— Опекун тот, значит…
Мать-Земля! Небось ты сама меня уберегла, сама мне те мысли вложила, чтобы спрятаться, да отсидеться… Будь я сейчас княгиней — ни в жизнь бы не поладила с ондолийским деспотом. А они говорят, что мы отсталые, да непросвящённые.
— А если бы стряпчий тот всё же не нашёл никакого родича?
— А тогда, Полёвка… — Файлирс коварно улыбнулся, от краёв глаз побежали лучики. Подхватил меня на руки, усаживая на себя, — тогда бы пришлось королю взять на себя заботу о вдове и её делах.
— И как бы это ты заботился? — спросила, уворачиваясь ото рта, тянущегося к моей шее.
— Крепко, да часто. Так, чтобы ты ни о чём не тревожилась, — звучит неплохо, но — как и положено любой леди в моём государстве.
Всё не то. Любое слово, что ни возьми — плохо каждое по отдельности, а за всё вместе хочется…
Сама не знаю, чего хочется, но не игрищ точно.
Надо подумать, да препарировать услышанное. О ледях своих он заботится…
— Пора мне, — не глядя ему в лицо, выбралась из объятий.
Мужчина спокойно разжал руки.
— Полёвка? Это что ещё такое? Куда пора?
— Дела у меня… да поздно уже. Пойду, — натянула рубашку.
— Как это пойдёшь? Куда пойдёшь? Ещё ж ночь впереди.
— Угум. Спать пора вам, вашство. А меня княгиня ждёт, — вот и платье.
Он, верно не опомнился ещё. Ну пусть. Пусть поостынет.
Да и мне надобно.
Ретировалась, даже не обернулась.
Потому что такое только дурак может думать. А ондолиец не дурак, он истинно верит в то, что говорит: что не способна женщина дела вести да хозяйство, что уродись я, не дай Мать-Земля, ондолийкой — без разрешения мужа или ещё какого самодура и слово нельзя было бы молвить.
А забота его? Это он так о всех своих вдовых там так заботится?
Загостился ондолиец. Крепко загостился. Пора ему в путь-дорогу.
Не надобно было с ним разговаривать. Я к нему за другим ходила, то и надо было брать!
_______________
Файлирс.
— То есть как? Что значит “нет лекаря при княгине”? Кто же её пользует?
Главный над княжеской дружиной спокойно выдерживает взгляд монарха.
Это особенно нервирует. Я привык, чтобы глаза опускали и голову склоняли. А этот — как с равным говорит.
Знает дружинник — я ему не указ. И я знаю.
— У твоей княгини есть лекарка, — принялся ему вновь объяснять. Вдруг, он просто не понимает. Отбило мозги в тренировках, или глуховат. — Молодая, рыжая девка. Магичка, — смотрю, пытаясь распознать ложь.
И ухом не ведёт.
— Нет её. Была, да уехала. Замуж княгиня её выдаёт.
Я сосчитал до пяти.
— Мне нужно увидеть княгиню!
— Плоха княгиня. Не встаёт который день.
— А кого же ты на праздник сопровождал, если княгиня болеет?
— Лекарку, — как лекарку? Полёвку? А лицо спокойное, холёное. С таким не в дружине, а… впрочем, он тем и занимается. — А замуж она, часом не за тебя выходит?
— За меня. Княгиня благословила.
— И что она… согласная?
— У нас женщин не неволят, — так сказал, шельмец, будто у меня неволят.
Защищать, оберегать и неволить — разные вещи.
— Я бы хотел увидеть твою… — скрип собственных зубов услышал и сам, — невесту.
— Зачем?
— Она мне помогла, боль сняла. А нынче снова плохо.
Кивнул.
Паскуда. Был бы ондолийцем — уже трясся бы в седле на границу.
— Я передам ей, — кивнул, всё так же не меняясь в лице.
Отпустил дружинника, а сам остался недоумевать.
Какая ещё свадьба? Чего Полёвка там придумала?
Уж не знаю, что взбрело в её голову в последнюю встречу, но подумал: да пусть. Знамо дело — баба перебесится и успокоится.
Но следующей ночью она не пришла. Как и последующие шесть. На записки не отвечала: аж два магических вестника
