Что же касается родителей Антона, то они были в своем роде выдающейся четой. Оба имели медицинское образование; однако если старший Житкевич всегда кипел на работе, нередко возвращался из своего института за полночь, то Антошкина мама предпочитала спокойно и не торопясь заниматься профессиональными делами дома. У нее с рождения были проблемы с сердцем, и она нашла для себя творческое и в то же время не сильно обременительное занятие — редактировать на дому медицинские статьи. Эта работа не требовала разъездов по Москве или пребывания в учреждении с девяти до шести. Когда же Антон подрос, его постоянной и почетной обязанностью стала доставка маминых рукописей в редакции.
Кроме редактирования чужих текстов, Анна Алексеевна иногда и сама писала статьи по санитарно-гигиеническим и общемедицинским проблемам. Хлопотливая, всегда уютно-насмешливая, постоянно занятая — то работой за пишущей машинкой, то увлеченным «сотворением» каких-нибудь вкусностей на кухне, то вязанием в короткие минуты отдыха, — она была притягивающим центром не только для мужа и сына, но и для обширного круга друзей, которые любили бывать в гостеприимном доме Житкевичей. Гости приходили и по праздникам, и по будням — просто поговорить; часто засиживались с хозяином допоздна в разговорах на кухне. А вот Анна Алексеевна и Антон всегда уходили спать вовремя; Николай Васильевич строго следил за здоровьем жены и за режимом дня сына, считая это основой физического благополучия семьи.
Старший Житкевич работал в крупном медицинском НИИ, был доктором наук, вел прием в клинике и в своей узкоспециализированной области — эндокринологии — стал одним из ведущих специалистов страны. К нему приезжали больные со всего Союза, и многие из них потом считали, что Николай Васильевич подарил им второе рождение. Однако всем этим людям и в голову не приходило, что истинной своей страстью, подлинным призванием замечательный доктор считал не практическое врачевание, а… железо — так называл он те тонкие и сложные приборы, которые чудесно оживали под его умелыми руками и тоже получали второе свое рождение.
Дело в том, что Николай Васильевич обожал чинить разные старые бытовые машины. Регулярно реанимировал, как он обычно выражался, дышащую на ладан пишущую машинку жены, к которой та привыкла и ни за что не хотела расставаться; постоянно приводил в чувство старенький семейный автомобиль. Да и родственники, друзья и соседи то и дело несли ему свои бытовые приборы — и примитивные утюги, кофемолки, и радиоприемники, проигрыватели и телевизоры… Жена и знакомые привычно посмеивались над «реаниматором всякой дряни», а Житкевич не обращал на них никакого внимания и самозабвенно реанимировал все и вся, самостоятельно научившись разбираться в сложнейших электронных схемах.
Придя с работы, он мог до позднего вечера, пропустив ужин и интереснейший футбольный матч по телевизору, копаться в каком-нибудь «динозавре». Зато потом его лицо расплывалось в счастливой улыбке, когда вся семья принималась искренне удивляться и радоваться, заслышав из утробы доселе молчащего ящика настоящую музыку. Истинным чудом казались также изобретенные им гирлянды для новогодней елки с мигающими фонариками, праздничные световые шоу, которые он устраивал для гостей, и прочие электрические забавы, радовавшие друзей семьи Житкевичей.
К десятому классу выяснилось вдруг, что несколько экзотическое увлечение Николая Васильевича возымело невиданное педагогическое воздействие и на Антона: он заразился от отца страстью к электротехнике. Однако простое, домашнее «железо» его уже не увлекало: он задумался о приборах, которые могли бы лечить людей.
Отец стремительно поднимался по научной лестнице; у него появилось больше возможностей — и организационных, и материальных. В жизнь стали входить компьютеры, а это, собственно, и были те самые умные машины, о которых оба Житкевича — и старший, и младший — могли только мечтать. Отец увлекся программированием, внедрением в медицину компьютерных методов и, разумеется, постаравшись, приобрел для дома хороший монитор и системное обеспечение — такого ни у кого еще не было. Теперь по вечерам они с сыном часами разбирали ту или иную программу, до хрипоты спорили по поводу сложных компьютерных проблем или с удовольствием обучали мать работе в текстовом редакторе.
Им много пришлось разговаривать в эти вечера о будущем медицины вообще и будущем семьи — в частности. Отец нажимал на то, что скоро стране нужны будут медики, которые не только умеют уверенно держать в руках скальпель, но и разбираются в тонкой электронике, уверенно управляя компьютером. Излагая свои мысли, Николай Васильевич увлеченно высказывал и смелые свои идеи о замене больных человеческих органов умными приборами, о конструировании суставов и позвонков из металла, о новых горизонтах хирургии. Он был так убедителен в своей увлеченности, что сын нисколько не сомневался в смелых прогнозах отца и сам уже не мыслил для себя иного будущего, кроме «умной» медицины. Вот его призвание, и именно этому он посвятит всю свою жизнь.
Догадываясь, что ему крупно повезло с родителями, Антон еще и не предполагал, что судьба готова одарить его еще большим везением. Она предопределила ему встречу, которая, скорее всего, относится к разряду тех закономерных случайностей, что подготавливаются всей предшествующей жизнью человека ради того, чтобы оказаться правильно и вовремя понятой и воспринятой им.
Глава 5
— Эй, слышь, Антошка! Ты куда на профориентацию записался?
Я помню, что Житкевич только плечом повел: этой проблемы для него вообще не существовало. Когда в десятом классе, согласно существующему в те годы положению, нас на так называемом УПК, то есть на занятиях в учебно-производственном комбинате, начали делить на профориентационные группы — слесарей, машинисток, чертежников, электронщиков, продавцов бытовых товаров и так далее, Антон и думать не стал, куда ему определиться. Разумеется, на электронику!.. И однажды по осени, в погожий день позднего сентября, мы отправились на ВДНХ, чтобы провести очередной производственный урок в павильоне «Медицина».
Модная и необычная аббревиатура ЭВМ была в ту пору у всех на слуху. И в нашей маленькой группе тема «Применение ЭВМ в медицинских исследованиях» никому не была до такой степени близка и интересна, как Антону Житкевичу. Хотя он и прекрасно знал уже, что все рассказываемое ему отцом и есть передовое слово науки, — передовее, как говорится, уже некуда! — все же то были обычные домашние разговоры. А здесь, в павильоне, он мог воочию убедиться в компетентности и научной правоте отца, услышать подтверждение его рассказам из чужих, незаинтересованных уст.
Итак, после уроков, когда опадающая листва возбуждающе шуршит под ногами, а прогретый днем воздух уже начинает остывать, дразня напоминанием об ушедшем лете, группа юных любителей электроники из десятого «Б» стояла у входа в сине-белый павильон. Сопровождающая учительница строго предупредила, чтобы во время беседы десятиклассники не вздумали шуметь, галдеть и вообще вели себя прилично.
За тяжелыми дверями павильона гости быстро нашли указанный сектор, где их группу встретил симпатичный, хотя и странновато выглядевший человек. Бородач крепкого сложения и невысокого роста, в толстых очках, закрывавших пол-лица, неожиданно заговорил с ребятами простым и понятным им языком. У него был хорошо поставленный голос человека, привыкшего много и дотошно объяснять людям непривычные для них вещи, и этот уверенный наставнический тон не слишком-то вязался с буйной, любовно ухоженной шевелюрой, сказочно белой бородой и лукаво поблескивающими за стеклами очков глазами. Он бодро двигался вдоль стендов, и во всем его облике сквозили порывистость, энергичность, плохо сочетавшиеся с ослепительной сединой и лбом, изрезанным глубокими морщинами.
Борода в годы нашей молодости считалась признаком богемности и отчасти даже легкого диссидентства. Бородатыми были геологи или писатели, люди свободных, романтических профессий и нестандартного образа мыслей. Бороду нужно было еще посметь себе позволить, и вольность эта была свойственна людям исключительным — знаменитостям, бунтарям или позерам, не желавшим быть как все простые советские трудящиеся.
Сначала ребята втихомолку шутили между собой, что лектору с такой внешностью лучше Дедом Морозом без грима работать. Потом притихли, завороженные сначала интонацией, а потом и смыслом его речей. Говорил же он им о том, что скоро все в медицинской науке будет подчинено электронике. Тяжелый труд врача заменят умные машины, а няни и сиделки смогут больше не бодрствовать у постели тяжелобольного ночами напролет, а заняться в это время чем-то более полезным для своего профессионального развития, потому что все биологические процессы в организме больного будут контролировать компьютеры. И даже более того — машины станут не только выполнять функции контроля и наблюдения, но заменят отдельные органы — суставы, например, или ногу, руку… Так что ампутированные органы в скором времени смогут быть восполнены приборами, управляемыми ЭВМ.
