Закончив работу, прокричали «ура» и дали троекратный залп из винчестеров.
Работали быстро, всего с одним перекуром. Температура воздуха держалась ровная — минус 35 градусов, тянул легкий северо-западный ветер, но мы были мокрые. Пришлось поспешить в теплый полог яранги.
После небольшого отдыха тронулись в обратный путь. Этань и его семья пообещали следить за складом и охранять его. А если умка — белый медведь — захочет полакомиться запасами, то они его прогонят. При объезде капканов Этань и Талья будут «смотреть в ледовое море сколько глаз хватит», а если увидят людей, то помогут им выйти на берег и сразу же сообщат об этом на пароходы в Певек.
Уезжая, мы оставили гостеприимным хозяевам все наши дорожные продовольственные запасы и две пачки патронов к винчестеру, а Талье я подарил темно-синюю сатиновую рубаху-косоворотку. Это была его первая в жизни матерчатая рубаха. Он был счастлив и тут же натянул ее поверх кухлянки.
На обратном пути мы сначала шли по нашему старому следу, а выйдя на лед, пошли напрямик. Теперь нарты были без груза, и мы их легко перетаскивали через нагромождения торосов. Всего восемь часов непрерывного движения, то езды на нартах, то легкого бега, потребовалось нам на возвращение к месту зимовки судов у Певека. Все мы, конечно, очень устали, но задание успешно выполнили, и потому у всех было радостное, приподнятое настроение. Наши собаки были так утомлены, что стоило остановить нарты, как они тут же легли, не ожидая, когда их распрягут.
На пароход «Урицкий» тотчас сообщили координаты продбазы на острове Айон. Капитан Ян Либертович Спрингис поблагодарил нас от имени всего экипажа за проделанную работу и сообщил, что сжатие судна прекратилось, наступила передышка в ледовой атаке. Настроение экипажа стало бодрее.
Наше знакомство с чукотской семьей с острова Айон на том не кончилось. Прошло три дня. В дверь [35] каюты постучали. Спокойно переступив порог, широко улыбаясь, вошел Этань. Он не мог побороть любопытства. Пароход «Урицкий» далеко в море, добраться до него ему не под силу, а тут у Певека стоит много пароходов, которых он никогда не видел.
Этань оставил на острове одну собаку и высокие оленьи нарты, а сам на маленькой легкой нартенке, запряженной шестью собаками, приехал к нам. Продуктов семье он оставил на неделю, рассчитывая вернуться и привезти с фактории новые запасы. Погостив у нас сутки и получив много разных подарков для семьи, Этань собрался домой. Мы проводили его с добрыми пожеланиями.
Прошло две недели. Последние три дня непрерывно мела пурга. Дул сильный южак. Температура с минус 32 градусов поднялась до минус 18 градусов. Южак всегда приносил «оттепель». Как только ветер стих, появился Укукай, он был страшно возбужден, весь мокрый, с отмороженной правой щекой, и говорил так быстро, что его трудно было понять. Оказалось, что семья Этаня пришла к нему в ярангу на косе острова Большой Раутан. Самого Этаня нет, он как ушел с острова, так домой и не возвращался. Шли дни, оставленные им продукты были съедены. Талья пытался промышлять нерпу, не погнушались бы съесть и песца, если б он попался в капкан. Но все будто вымерло на острове и на прибрежном льду. Единственная собака чукотской семьи вначале питалась леммингами, но и они исчезли. Хотели ее прикончить и съесть, но рука не поднималась на верного друга. Снегом занесло плавник. Кончился нерпичий жир. угас светильник в пологе. Сначала им удавалось варить и жевать некоторые кожи, но иссяк последний источник тепла. Молодая женщина и Талья решили идти пешком на Раутан. Они усадили на нарты ребятишек, укутали их оленьими шкурами, а грудного младенца Рультына привязала у себя на груди под теплым мехом керкера — женской меховой одежды, сшитой в форме комбинезона. Впряглись в нарты, собака плелась за ними. [36]
Посредине пролива их встретила пурга. Целые сутки пробивались против ветра. Когда собака улеглась на лед и не могла больше подняться, ее положили на нарты вместе с ребятишками. Наконец они добрались до занесенной снегом яранги Укукая.
Талья и Рультына больше не могли стоять на ногах, Им помогли вползти в полог, а ребятишек и собаку бережно перенесли на руках. Уже сутки они лежали в теплом просторном пологе Укукая, окруженные заботами его семьи. Талья понемногу начал ходить, а у остальных были обморожены ноги.
Мы тотчас организовали санную партию. Через несколько часов чукчей доставили на пароход «Анадырь» в лазарет. У ребят оказались обмороженными пальцы на ногах и руках, у Рультыны обморожены щеки и шея, а у Тальи кожа сошла вокруг запястий обеих рук и шеи. Кухлянка была ему мала, и как Талья ни старался втянуть руки в рукава, закрыть шею, ничто не помогало, не могла помочь и надетая поверх кухлянки сатиновая рубаха. Не пострадал только младенец, надежно укрытый на материнской груди.
Врач парохода «Анадырь» М.С. Степашкин и другие врачи экспедиции заботливо ухаживали за больными.
Все чукотское население, живущее на Певеке, было встревожено происшедшим. Стали разыскивать Этаня. Через день он нашелся.
Оказалось, что «по пути» домой он заехал к одному другу похвастаться подарками, рассказал о порученном ему важном деле — охранять продбазу на острове, затем поехал к другому. Так он «наносил визиты» во все яранги на побережье Чаунской губы, совсем забыв о семье.
Мы спросили Рультыну и Талью, почему же они не взяли продукты из нашего склада. На их лицах появилось явное удивление. «Как можно? Ведь те продукты для людей, которые должны прийти с моря. Нет, мы не могли ничего тронуть. Я видел, когда был последний раз на берегу, склад хорошо выдерживал ветер — все веревки целы, держат брезент крепко», — сказал Талья. [37]
Этот ответ поразил нас своей искренностью и простотой, видно было, что Рультына и Талья и мыслить иначе не могли.
Через месяц вся семья была вполне здорова, а ее верный друг — белая мохнатая собака — снова встал во главе упряжки. Щедро снабдив Этаня продуктами и разными подарками, мы проводили его вместе с семьей домой на остров Айон...
В 1956 году мне вновь довелось посетить эти места. На острове Айон вырос большой благоустроенный поселок из современных домов, школа-интернат, детские ясли, больница, столовая. Чукотский колхоз имеет свой клуб, электростанцию, трактора, моторные лодки. На полярной станции острова уже много лет велись научные наблюдения. Огромным современным поселком стал Певек. Ныне это уже город. Годы и упорный труд советских людей неузнаваемо изменяют северный край.
***
...А наша зимовка продолжалась.
Экипаж парохода «Урицкий» состоял в основном из слушателей Владивостокского морского техникума, народ был молодой, здоровый. Но все же постоянное нервное напряжение, недостаток витаминов и малая подвижность стали помощниками болезни. Цинга уложила в постель радиста А.М. Клаупа, остальные больные не сдавались, держались на ногах. В начале марта, когда от «Урицкого» до мыса Шелагского — ближайшей точки земли — по прямой было около 65 километров, мы снарядили санную партию на трех собачьих упряжках. Необходимо было вывезти тяжелобольного радиста, доставить на «Урицкий» аккумуляторы для радиостанции и немного свежей оленины. Этот поход не удался. Участник похода штурман «Литке» Д.В. Тарасов, уже немолодой человек, вывихнул ногу, и его пришлось отправить обратно. Я и радист Литвинов еще сутки пытались идти по направлению к пароходу, перетаскивая через торосы сильно перегруженные нарты, но начавшаяся подвижка льда и сильный снегопад вынудили нас вернуться... [38]
Неудача похода не означала, что добраться до «Урицкого» невозможно. Следовало лучше подготовиться и выбрать благоприятную погоду. Руководство экспедицией поручило мне организовать новый поход, в котором приняли участие помощник капитана парохода «Микоян» И.А. Ман, радист Н.К. Ушаков, охотник-чукча Новаторгин и каюры В. Соловьев иг. Слепцов, прибывшие со своими собаками из Нижне-Колымска. Третья упряжка из двенадцати собак была передана под мое управление колымским каюром В. Котельниковым. Преодолев почти 120 километров тяжелого пути по торосистым дрейфующим льдам, 28 марта партия добралась до «Урицкого». На обратном пути движение было значительно легче, так как во многих местах сохранились прорубленные в торосах проходы да и нарты шли без груза. Больного радиста А.М. Клаупа мы благополучно доставили в лазарет на пароход «Анадырь», а на «Урицком» остался Н.К. Ушаков.
Еще дважды — в апреле и в мае — вместе с каюрами Соловьевым, Котельниковым и Слепцовым мне удалось добраться до «Урицкого». Был сменен заболевший лекпом П.Ф. Лукьяненко, а на его место прибыл врач М.С. Степашкин. Мы доставили свежую оленину, обувь и даже двух живых поросят. Солнце светило по-весеннему и почти не заходило за горизонт. Люди на «Урицком» повеселели и с нетерпением ждали взломки льда и прихода «Литке».
