«Царь отправится в карете президента Лубе. По прибытии на место маневров он пересядет на коня. Возможно ли будет к этому моменту подать второй экипаж, чтобы туда пересела мадам Нарышкина, а президент занял место подле императрицы?»
– Президент Лубе, – утверждали наши церемониймейстеры, – никогда не подвергнет даму в возрасте, одну из самых высокопоставленных особ при дворе, подобному унижению.
Французы, галантные как всегда, уступили нашим доводам, и президент Лубе остался в своей карете.
Для пересмотра протокола пришлось возобновить обсуждение. До самого последнего момента французы настаивали на том, чтобы президент сопровождал императрицу в ее экипаже. Но она настояла на своем и осталась в карете вместе с мадам Нарышкиной. Президенту Лубе пришлось довольствоваться вторым экипажем, в котором он ехал с премьер-министром Вальдеком-Руссо.
На следующий год, когда президент Лубе нанес ответный визит в Россию, возникла та же проблема. Не могло быть и речи о том, чтобы главе дружественного государства не нашлось места в карете императрицы.
На этот раз императрица придумала другую хитрость. Царь поедет верхом; президент – в карете императрицы, но ее переделают в подобие семейного шарабана: сзади установят два кресла для императрицы и президента, а два спереди, обращенные к лошадям, – для вдовствующей императрицы и великой княгини Елизаветы Федоровны.
Такой экипаж был построен.
Но теперь протесты посыпались со стороны Марии Федоровны. На государственных экипажах не было кучеров – ими управляли форейторы, следовательно, передняя часть, где должна была сидеть вдовствующая императрица, выглядела как сиденье кучера; она походила на ящик, да еще, к ее неудовольствию, приподнятый.
Но последнее слово осталось за молодой императрицей. Вся церемония прошла так, как и была задумана.
Инцидент с «Готским альманахом»
У императрицы было весьма своеобразное представление о могуществе русского царя. Я вспоминаю инцидент с «Готским альманахом». Ее величество вообразила, что я, как руководитель дворцовой цензуры, мог навязать ее волю редакции справочного издания, выпускаемого за границей.
Однажды по возвращении из Царского Села Фредерикс сказал мне, что императрица крайне недовольна каким-то заголовком в «Альманахе». Она пожелала, чтобы редакция изменила заголовок, посвященный династии российских царей. В «Альманахе» ее называли «Династия Гольштейн-Готторп-Романовых».
Редакция «Альманаха» должна была изъять две первые фамилии; если она этого не сделает, то это издание на территории России будет запрещено.
Я уже имел множество проблем с этим вопросом Ежегодно редакция «Альманаха» присылала мне гранки страниц, относящихся к России. И ежегодно я вписывал имена вновь назначенных сановников и вычеркивал слова «Гольштейн-Готторп». И ежегодно редакция вносила в текст все сделанные мной поправки, за исключением последней; она оставляла название «Гольштейн-Готторп» неизменным. В конце концов я написал им письмо и получил ответ, что, по их мнению, название династии нельзя изменить, поскольку император Павел являлся сыном герцога Гольштейн-Готторпского.
Запретить ежегодник, известный во всем мире, на мой взгляд, значило сделаться всеобщим посмешищем, и я умолял Фредерикса подать от моего имени прошение царю отменить приказ императрицы. Фредерикс предпочел отправить мое прошение прямо к императрице. Она немедленно послала за мной.
– Вы действительно не можете сделать так, чтобы этих двух слов не было?
– Я уже писал редактору, – ответил я, – и получил отказ.
– Ну а если я уполномочу вас заявить, что это мое желание, чтобы этих двух слов не было?
– Тогда нам могут привести выдержки из исторических документов, которые доказывают, что династия должна носить имя Гольштейн-Готторп-Романовых. Они могут также выступить в прессе с какой-нибудь неприятной статьей.
– Тогда не остается ничего другого, – заключила императрица, – как запретить распространение этой книги в России.
– Но, мадам, это еще хуже. Эта мера вызовет мировой скандал. Во всем мире будут говорить, что совершенно легальное издание, да к тому же аристократический альманах, запрещено в России! Сразу же отыщут спорные слова и начнут их обсуждать. Судя по всему, в русском обществе никто не обращает никакого внимания на название династии. А если закон, запрещающий альманах, будет принят, то единственным предметом разговоров в дипломатических кулуарах станет именно эта деликатная проблема.
В конце концов я предложил, чтобы великая княгиня Виктория Федоровна, урожденная княжна Саксен-Кобург-Готская, попыталась найти способ убедить главного редактора альманаха прислушаться к нашим доводам.
Императрица показала, что аудиенция закончена, и больше никогда не возвращалась к этой теме.
Бережливость императрицы
У Александры Федоровны была привычка экономить буквально на всем. Я припоминаю случай, связанный с денежным содержанием Анны Вырубовой.
Вырубова занимала при дворе императрицы исключительное положение. Строго говоря, она не выполняла никакой официальной функции, да и не претендовала на нее. Каждый день императрица посылала за ней; обе проводили вместе несколько часов, музицируя, беседуя или вышивая. Императрица открыто называла ее «своей личной подругой». Именно Вырубова была главной сторонницей Распутина при дворе императрицы, и Александра Федоровна чувствовала, что власть, которой старец обладал над ней, распространялась также и на приверженцев этого исключительного человека.
Фредерикс знал, что семья Танеевых, к которой по рождению принадлежала Вырубова, не была богата, а ее ежедневные визиты во дворец, покупка платьев и подготовка к многочисленным поездкам, которые она совершала с императрицей, сопровождая ее почти повсюду, тяжело отражались на финансовом положении Вырубовой.
Поэтому однажды Фредерикс предложил императрице создать для Вырубовой должность при дворе и испросил разрешения назначить ей достаточное денежное содержание, чтобы она могла держаться на уровне богатых придворных.
Императрица не проявила никакого интереса к созданию новой должности.
– Разве я не вольна выбирать себе друзей, где хочу?
Что же касается содержания, она не возражала, но назначила сумму 2 тысячи рублей в год! Когда же Фредерикс указал на недостаточность этой суммы, она настояла на своем решении.
Она экономила даже на содержании своих детей. Личному кабинету императора было дано указание на каждый день рождения покупать царским дочерям по три жемчужины, с тем чтобы, когда они вырастут, у каждой было по красивому ожерелью. Князь Оболенский, управляющий личным кабинетом царя, вновь и вновь предлагал купить четыре отборных ожерелья для всех дочерей и вручить им в день рождения, мотивируя это тем, что из отдельных жемчужин хорошего ожерелья все равно не получится, да и обойдется оно в конце концов дороже. Но императрица утверждала, что готовые будут стоить слишком дорого. Оболенский, однако, посоветовавшись с Фредериксом, купил с его одобрения четыре ожерелья.
Еще более типичный случай произошел во время официального визита английского короля Эдуарда в Ревель в 1908 году.
Количество наград, розданных по этому случаю, было относительно небольшим. Все важные персоны царской свиты получили вместо наград подарки, которые король вручал лично.
Мы должны были сделать то же самое и для членов свиты английского короля. Вскоре после прибытия «Виктории и Альберта» я разговорился с Понсонби, который был одним из главных адъютантов нашего гостя. Мы договорились вместе отобрать подарки, приличествующие ситуации и вкусам предполагаемых получателей.
Понсонби проявил замечательный такт. Задание было весьма деликатным, но мы чувствовали, что с честью с ним справились.
Я попросил у царя аудиенции, чтобы показать ему подарки, и предложил ему вручить их сановникам короля Эдуарда лично. Но в этот момент императрица тоже изъявила желание взглянуть на выбранные нами подарки.
Она тут же, к моему огорчению, решила поменять адресатов нескольких портсигаров. Все мои наметки оказались под угрозой.
– Кроме того, – добила меня императрица, – все эти подарки слишком дорогие. В следующий раз сделайте, пожалуйста, так, чтобы я могла взглянуть на них заранее.
Все, что я мог сделать, – это вытащить из кармана массивный золотой портсигар, подаренный мне королем Англии. Он был покрыт черной эмалью с выложенной бриллиантами королевской монограммой.
Этот портсигар был гораздо дороже любого предмета, находившегося тогда в руках царя. Императрице пришлось с этим смириться. Я воспользовался минутным замешательством и побудил царя продолжить распределение подарков.
Причины непопулярности царицы
Александре Федоровне не удалось завоевать популярность в принявшей ее стране. Этому способствовал и ряд неприятных событий, от которых ее болезненная застенчивость только усугубилась.
