– Барон, что случилось? – обеспокоенно спросил я, первый раз видя выпившего Штакельберга.
– Александр Павлович, тысяча извинений, но господа офицеры просят вас присоединиться к столу. Мы отмечаем наши ордена и прибытие на африканский берег.
Да чтоб вас, барон, вместе с неукачивающимися остзейскими предками – такую свиданку обломали, – подумал я, теперь ведь не отвертишься, срочное дело, господа офицеры, а ведь мог бы, увидев, что я с барышней, тихо ретироваться… Да и вообще-то, мы еще никуда не прибыли, праздновать надо после выгрузки, а еще лучше, перед посадкой домой в Россию, если все вернемся, в чем я сомневаюсь.
Но, Мэри сказала, что все понимает, дело военное и раз надо – значит надо (еще бы – военная косточка, небось, папа-полковник «дует виски эври дэй»). Еще раз извинившись и пожелав спокойной ночи, поплелся за бароном. В ресторане парохода уже стоял «дым коромыслом», то есть веселье было в самом разгаре. Я заказал еще дюжину шампанского и для казаков – водки (они шампанского не пили, говорили, что организм шипучку[13] не принимает). Уточнил у Нечипоренко, все ли в порядке с караулами, так как сегодня начальником удвоенного караула был сотник Стрельцов. Букин рассказывал, как он с добровольцами попал в местный ботанический сад (маленький частный сад, где им срезали розы – вот они сейчас на столах стоят), все за какие-то копейки и добровольцы просто смотрели на все широкими глазами, а после один сказал, что теперь знает, как рай выглядит. Интендант Титов купил себе английский пробковый шлем и уверял, что ничего лучше для тропиков еще не придумали, он соблазнил на эту покупку доктора с фельдшером и Букина. Букин мне приобрел такой же шлем в подарок, мол, я сам вместо него остался с больными из его отряда и не смог сойти на берег, а его отпустил, потому что уговор был только один сход на берег для офицеров, а я его отпустил и в Афинах и в Александрии. Букин спросил, что это за хорошенькая девушка была со мной, ответил, что – дочка колониального полковника из Бомбея (вот так, придуманная мной легенда потихоньку стала явью, ведь это не Мэри сказала, а я домыслил).
Наутро, кто мог, выполз на завтрак с помятыми лицами и Мэри спросила, что, так всегда в русской армии проходят совещаний? Я ответил, что я и еще трое офицеров были награждены орденами и это тоже отмечали. Сходить на берег не предлагали: с минуты на минуту должны были сниматься с якоря и вот мы пошли, постепенно набирая ход, недалеко от берега. Увидели форты Александрии, разрушенные при бомбардировке их английским флотом в 1882 г., рядом были уже современные укрепления с позициями для дальнобойных крупнокалиберных орудий. Потом пошла пустыня, стало припекать, с берега дул горячий как из духовки, ветер. Мы перешли на другой борт и стояли рядом, глядя на голубое море под безоблачным высоким небом. Мы молчали и нам было хорошо вдвоем. О чем мы говорили, не помню, о всяких пустяках, но время летело незаметно.
Потом был Порт-Саид, мы встали на якорь, дожидаться своей очереди входа в канал. Вообще-то консул мне сказал, что был запрос устроить дневную стоянку с помывкой людей и лошадей, но английская администрация запретила это делать, поэтому мы проследуем Порт-Саид без стоянки в порту. Капитан сказал, что это – не беда, через три-четыре дня будем в Джибути. Его больше беспокоит, не задержит ли нас таможня со значительным грузом оружия на борту, в связи с чем, мы решили разыграть тот же маскарад как в Константинополе. Пограничный контроль мы прошли в Александрии (все же это – уже территория Британской Империи), но таможенной отметки в коносаменте хитрые бритты не поставили, так что можно ждать от них любых каверз.
И вот я, нарядившись во фрак с позументами и обвешавшись орденами, жду у себя в каюте. Нет, не проскочили, вестовой прибежал с известием, что ко мне следует британский офицер и два солдата – арапа, ну, то есть, негра.
Так, появилась физиономия с бакенбардами, в красном мундире с надраенными пуговицами. Прокаркал, что он – лейтенант такой-то. Я опять выразил недоумение, что не прислали старшего офицера по моему рангу посланника Российской Империи, на этот раз, конечно не наступая животом, как выталкивал несчастного турка.
– Сэр, – ответил англичанин, – я не был предупрежден о дипломатическом статусе и корабль не несет посольского или консульского флагов.
Я ответил, что пароход гражданский и только в силу экстренности моей миссии мне не выделили военного корабля, но, поскольку флага нет, я не требую почестей и салюта, а всего лишь, возможно быстрее пропустить пароход.
– Сэр, но в коносаменте указано значительное количество оружия, – возразил англичанин, – этого достаточно, чтобы устроить маленькую войну.
– Это оружие моего конвоя и предназначено для защиты миссии, – ответил я возможно более непреклонным тоном, как не терпящее обсуждения, а тем более торговли, много или мало. – Уверяю вас, лейтенант, мы не собираемся применять его против британских подданных и высаживаться в месте, находящемся под юрисдикцией британской короны.
– Что же, меня устраивают ваши объяснения, господин посол, – лейтенант аж светился от собственной значимости, сейчас он ощущал себя, по меньшей мере, пэром королевы. – Позвольте откланяться, я распоряжусь, чтобы пароход пропустили вне очереди.
Я вышел вместе с офицером из каюты, чтобы вестовой позвал кого-то из офицеров проводить лейтенанта до трапа. Рядом был барон, ему и выпала эта честь.
Глава 3. Порт-Саид – Джибути
Убедившись, что мы вошли в Суэцкий канал и за нами не несутся английские миноносцы, чтобы задержать нас любой ценой (шучу, конечно), я опять облачился в повседневный мундир и пошел отобедать – как-то проснулся аппетит от всего этого «цирка с конями». Кстати, о лошадках, они плохо переносят жару и духоту в трюме, барон доложил, что двоих, скорее всего, мы потеряем – они легли и отказываются есть, воду тоже не пьют, а это – плохой симптом. Может быть, положение бы облегчила разминка и помывка, но чертовы англичане запретили это делать в Порт-Саиде. Теперь одна надежда – побыстрее добраться до Джибути. Спросил, как там подаренные мулы, получил ответ: а что им сделается, трескают все подряд и жиреют, им и жара, похоже, нипочем.
Еще барон спросил, можно ли поздравить с новым чином статского советника, ответил, что подождем до Джибути, это я мундир надел, чтобы у англичанина от блеска шитья глаза застило и он не пялился на ваши пушки, а то он уже интересовался, с кем мы воевать собираемся.
– А-то я подумал, что вы этим блеском хотите ослепить ту самую смуглую красавицу, – подначил меня барон.
Да что вы, Людвиг Матвеевич, какой там блеск, кого ослепить, – ответил я с горечью (в общем-то, искренней), – она поедет к папе в Бомбей, а мы с вами по песочку африканскому трюх-трюх, на поиски приключений на собственную. э-э, голову.
Потом барон пошел по своим делам, а я поднялся на палубу и стал ждать, когда появится Маша, я уже ее так звал на русский манер и девушке это понравилось. Напряг Шурку и Андрея Андреевича, чтобы вспоминали стихи, и я их читал, читал, а Маша слушала незнакомую речь и мне казалось, что она все понимает, не зная языка, хотя, конечно, что-то я пытался переводить на смешанном англо-французском диалекте, немецкого, в котором я более силен, Маша, к сожалению, не знала. Понятно, что это был не только Пушкин и Лермонтов из гимназической программы, но и подброшенные более начитанным Андреем Андреевичем, Гумилев, Пастернак, Бродский. Гумилев ведь тоже совершил два путешествия в Африку через Абиссинию, только позже, поэтому, когда я пытался переводить стихи про озеро Чад, жирафа[14] и страсть молодого вождя, то нарвался на вопрос, откуда этот русский все это знал, так как про путешественника Гумилева Маша ничего не знала, а кроме англичан, к большим африканским озерам никто не совался – они за этим бдили..
