— Боюсь, мужчины не всегда поступают умно, хотя сами они так не считают, — ответила мать, набирая номер телефона. — Ты это узнаешь, когда немного повзрослеешь, моя девочка.
МИСС ХАНИ
Матильда чуточку поздно пошла в школу. Большинство детей начинают учиться с пяти лет или даже немножко раньше, но родители Матильды, которых не очень-то заботило образование дочери, позабыли о том, чтобы подготовить ее заранее. Ей было пять с половиной лет, когда она в первый раз вошла в школу.
Школа для детей младшего возраста размещалась в мрачном здании под названием Кранчем-холл. В ней училось около двухсот пятидесяти учеников от пяти до двенадцати лет. Главным учителем, начальником и верховным командующим этого учебного заведения была грозная дама средних лет, которую звали мисс Транчбуль.
Матильду, естественно, определили в низший класс, в котором было восемнадцать других маленьких мальчиков и девочек того же возраста. Их учительницу звали мисс Хани. Ей было никак не больше двадцати трех или двадцати четырех лет. У нее было красивое бледное овальное, как у Мадонны, лицо, глаза голубые, а волосы светлые. Она была такая тонкая и хрупкая, что казалось, стоит ей упасть, как она разобьется на тысячу осколков, точно фарфоровая статуэтка.
Мисс Дженифер Хани была человеком тихим и спокойным. Она никогда не поднимала голос, ее редко видели улыбающейся, но, вне всякого сомнения, она обладала редким даром быть обожаемой маленькими детьми, которых вверили ее попечению. Наверно, она понимала, какое смущение и страх овладевает детишками, которых в первый раз в жизни собирают в классе и которым говорят, что они должны делать то, что им велят. Лицо мисс Хани излучало почти осязаемую теплоту, когда она обращалась к смущенному новичку, помышляющему только об одном — как бы скорее вернуться домой.
Мисс Транчбуль, директриса, представляла собой нечто прямо противоположное. Она всем внушала ужас. Это было властное чудовище, наводившее страх как на учеников, так и на их родителей. От нее исходила угроза, даже когда она находилась на расстоянии, а стоило ей приблизиться, и можно было почти физически ощутить, как она, точно раскаленный железный прут, излучает опасный жар. Когда она шагала — мисс Транчбуль никогда не шла, она всегда шагала, как солдат, широким шагом, размахивая руками, — когда она шагала по коридору, можно было услышать, как она пыхтит, а если на пути ей попадались дети, она проходила сквозь них, как танк, и маленькие человечки разлетались в разные стороны.
Слава Богу, таких, как она, мы встречаем нечасто, но все же такое бывает, и любому из нас хотя бы раз в жизни приходится сталкиваться с подобным человеком. Если и с вами такое случится, то нужно вести себя так, как если бы вы встретились в лесу с рассвирепевшим носорогом, — залезайте на дерево и оставайтесь там, пока он не пройдет мимо.
Описать эту женщину со всеми ее чудачествами и во всей ее красе почти невозможно, но чуть позднее я все же попытаюсь сделать это. А пока оставим ее ненадолго и вернемся к Матильде и ее первому дню в классе мисс Хани.
После обычной для начала занятий переклички мисс Хани вручила каждому ученику чистую тетрадку.
— Надеюсь, у всех есть карандаши, — сказала она.
— Да, мисс Хани, — хором ответили дети.
— Хорошо. Итак, для каждого из вас это первый день в школе. Сегодня начинается первый год ваших занятий, которые обязательны для всех, а всего вам предстоит учиться по меньшей мере одиннадцать лет. И шесть из них вы проведете здесь, в Кранчем-холле, где, как вы знаете, вашим директором будет мисс Транчбуль. Позвольте мне для вашей же пользы сказать вам несколько слов о мисс Транчбуль. Она требует в школе жесткой дисциплины, и если вы послушаетесь моего совета, то постараетесь изо всех сил вести себя хорошо в ее присутствии. Никогда не перечьте ей. Никогда ей не грубите. Всегда делайте то, что она скажет. А если вы не поладите с мисс Транчбуль, она не станет с вами церемониться и избавится от вас, как от гнилой морковки. В этом ничего нет смешного, Лэвиндер. Перестань улыбаться. Вы будете умницами, если запомните, что мисс Транчбуль обходится очень, очень строго с теми, кто отличается плохим поведением в школе. Это всем ясно?
— Да, мисс Хани, — прощебетали восемнадцать нетерпеливых голосов.
— Что касается меня, — продолжала мисс Хани, — то я бы хотела, чтобы вы как можно больше узнали, пока я буду вашей учительницей. Я знаю, что потом вам будет легче. Например, я надеюсь, что к концу этой недели вы все научитесь умножать цифры на два. А через год, думаю, вы сможете умножать цифры на двенадцать. Вам это очень пригодится, когда научитесь. А теперь скажите, нет ли среди вас кого-нибудь, кто умеет умножать цифры на два?
Матильда подняла руку. Она была единственной, кто умел это делать.
Мисс Хани внимательно посмотрела на крошечную девочку с темными волосами и круглым серьезным лицом, сидевшую во втором ряду.
— Хорошо, — сказала она. — Пожалуйста, встань и посчитай, сколько сможешь.
Матильда поднялась и начала умножать на Два разные числа. Сказав, что дважды двенадцать будет двадцать четыре, она на этом не остановилась. Дальше она говорила, что дважды тринадцать будет двадцать шесть, дважды четырнадцать — двадцать восемь, дважды пятнадцать — тридцать, дважды шестнадцать…
— Достаточно, — сказала мисс Хани. Она с некоторым недоумением выслушала это сольное выступление. — И как долго ты можешь продолжать? — спросила она.
— Как долго? — переспросила Матильда. — Я не знаю, мисс Хани. Думаю, довольно долго.
Мисс Хани не сразу осознала смысл этого необыкновенного заявления.
— То есть, — спросила она, — ты можешь мне сказать, сколько будет дважды двадцать восемь?
— Да, мисс Хани.
— И сколько же?
— Пятьдесят шесть, мисс Хани.
— Ну, а если мы возьмем что-нибудь посложнее, например, четыреста восемьдесят семь умножить на два. Сможешь ответить, сколько это будет?
— Думаю, что да, — сказала Матильда.
— Ты уверена?
— Ну да, мисс Хани, совершенно уверена.
— Так сколько же будет, если четыреста восемьдесят семь умножить на два?
— Девятьсот семьдесят четыре, — не задумываясь ответила Матильда. Она отвечала спокойно и вежливо, вовсе не пытаясь красоваться.
Мисс Хани смотрела на Матильду в полном изумлении, однако голос ее звучал ровно, когда она снова обратилась к девочке.
— Это просто замечательно, — сказала она. — Но, конечно же, умножать на два гораздо легче, чем иметь дело с большими числами. А ты умеешь перемножать большие числа?
— Думаю, да, мисс Хани. Мне кажется, умею.
— Ты этого точно не знаешь?
— Я… я не понимаю, — сказала Матильда. — Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Вот о чем. Умеешь ли ты, например, умножать цифры на три?
— Да, мисс Хани.
— А на четыре?
— Да, мисс Хани.
— Ну, а на двенадцать тоже умеешь?
— Да, мисс Хани.
— И сколько будет двенадцатью семь?
— Восемьдесят четыре, — ответила Матильда.
Мисс Хани молча откинулась на стуле. Она была просто потрясена этим диалогом, но чувства свои старалась не обнаруживать. Ей никогда еще не приходилось встречать ученика или ученицу не то что пяти, но даже десяти лет, которые бы с такой легкостью производили умножения.
— Надеюсь, все остальные слушали нас, — обратилась она к классу. — Матильда очень счастливая девочка. У нее замечательные родители, которые научили ее умножению. Тебя этому мама научила, Матильда?
— Нет, мисс Хани.
— Значит, у тебя очень умный папа. Наверно, он прекрасный учитель.
— Нет, мисс Хани, — тихо ответила Матильда. — Мой папа не учил меня.
— Ты хочешь сказать, что сама всему этому выучилась?
— Я не знаю, — искренне призналась Матильда. — Просто мне кажется, что умножать одни числа на другие совсем нетрудно.
Мисс Хани набрала полную грудь воздуха и медленно выпустила его. Она еще внимательнее посмотрела на эту умную и серьезную маленькую девочку с блестящими глазами, стоявшую за партой.
— Значит, по-твоему, умножить одно число на другое нетрудно, — сказала мисс Хани. — Расскажи нам об этом поподробнее.
— Я не знаю, о чем рассказывать, — вздохнула Матильда.
Мисс Хани ждала. Все в классе молча слушали.
— Ну например, — сказала мисс Хани, — если бы я попросила тебя умножить четырнадцать на девятнадцать… Нет, это очень сложно…
— Двести шестьдесят шесть, — тихо произнесла Матильда.
Мисс Хани во все глаза смотрела на нее. Потом взяла карандаш и быстро подсчитала ответ на листке бумаге.
— Сколько, ты сказала? — спросила она, посмотрев на Матильду.
