Его каморка на семнадцатом этаже оказалась чистой, поэтому, разместив вещи в стенном шкафу, Рой перестал нервничать. Он открыл окно, и в комнату потянуло ветерком с озера. Находясь выше, чем когда-либо в жизни, не считая одной или двух ночей, проведенных в горах, он смотрел на залитый светом Чикаго, раскинувшийся внизу. Здесь, на такой высоте, где кажется, что земля выложена из маленьких квадратиков, Рой утвердился в мысли, что завтра пойдет и поразит всех своим стремительным броском, и они поймут, какой он замечательный питчер.
Зазвонил телефон. Сначала Рой боялся взять трубку. В незнакомом месте, так далеко от тех, кого он знал, ему не могли звонить.
Телефон зазвонил еще раз. Рой взял трубку.
— Хэлло, Рой? Это Харриет.
Ему не верилось, что он правильно понял.
— Простите?
— Харриет Бёрд, дурачок.
— А, Харриет! — Он начисто забыл о ней.
— Спускайся ко мне, — засмеялась она.
— Что, прямо сейчас?
— Прямо сейчас. — Она назвала ему номер комнаты.
— Конечно. — Рой хотел спросить, как Харриет узнала, что он здесь, но она повесила трубку.
Рой приободрился. Значит, вот как они ведут себя в городе. Он причесался и взял футляр для фагота. В лифте пьяный хотел отнять его, но Рой был сильнее.
Он долго шел по длинному коридору, но наконец увидел ее номер и постучал. Снедаемому нетерпением Рою показалось, что он шел целую вечность.
— Войдите!
Он открыл дверь, и его изумила величина комнаты. Из окна с белыми шторами открывался вид на бескрайнее темное озеро. По спине Роя побежали мурашки.
Затем он увидел Харриет. Обнаженная, она застенчиво стояла в дальнем углу комнаты. Сквозь прозрачный газовый халатик виднелись ее набухшие соски и пышный клинышек волос ниже живота. У него с сердца свалился камень.
Когда Рой закрыл дверь, Харриет вынула из шляпной коробки, стоявшей на столе рядом с вазой белых роз, черную шляпу с перьями и надела ее. Черная вуаль доходила до ее груди. В руке она держала маленький блестящий пистолет.
Смущенный Рой думал, что она шутит, но ему стало не по себе.
— В чем дело? — спросил он.
Она прощебетала:
— Рой, ты будешь самым лучшим в бейсболе?
— Да.
Харриет нажала на спусковой крючок (струну контрабаса). Пуля прочертила по воде серебряную линию. Рой попытался поймать ее голой рукой, но она ускользнула от него и, к его ужасу, угодила ему прямо в живот. Кривым кинжалом из ствола пистолета выплыло облачко дыма. Припав на одно колено, Рой ловил пулю на ощупь, и по мере того как она двигалась, ему становилось все хуже. Он упал, все взлетело вверх, а она, тихо бормоча слова победы и отчаяния, пританцовывала на цыпочках вокруг поверженного героя.
ПОДАВАЙ!
— Мне бы стать фермером, — с сожалением произнес Поуп Фишер. — Мне следовало бы фермерствовать с того дня, как я родился. Я люблю коров, овец и этих безрогих коз. Я не безразличен к козочкам, мой отец ходил с бородой, мне нравится кормить животных и доить их. Мне нравится все устраивать, выпалывать ядовитый дуб с пастбищ и следить за поливом полей. Мне нравится быть самим собой на ферме. Мне нравится находиться в поле, ухаживая за овощами, кукурузой, озимой пшеницей — такими зелеными, каких вы и не видели. Когда была жива Ма, она все время уговаривала меня бросить бейсбол и заняться фермерством, и я всегда собирался так и сделать, но после ее смерти у меня не хватило духа на это. — У него дрогнул голос, и Ред Блоу нервно заерзал на скамейке, но Поуп не заплакал. Он вынул носовой платок, встряхнул его и высморкался. — У меня есть этот талант, — сипло проговорил он, — и я должен был бы заняться фермерством, а не строить из себя няньку для команды мертвяков с последнего места. — Они сидели в дагауте[19] «Нью-Йорк найтс», уставившись на пыльное поле, где тянулась вялая игра, и поглядывая на полупустые трибуны.
— Тяжело, — сказал Ред, не сводя глаз с питчера.
Стащив с головы кепи, Поуп потирал лысину забинтованными пальцами.
— Этот сезон был чертовски сухой. Ни капли дождя. Трава на внешнем поле стала сыпаться, а на внутреннем — трескаться. Сердцем чую, за всю свою жизнь в бейсболе не показывал такой слабой игры, как будет в этом сезоне.
Он встал, нагнулся над фонтанчиком и выплюнул в пыль теплую ржавую воду.
— Когда же, черт побери, они наладят эту штуку, чтобы мы могли пить приличную воду? Ты разговаривал с этим подонком, моим партнером, как я тебе велел?
— Говорит, что занимается этим.
— Занимается этим, — пробурчал Поуп. — Да он сам готов высохнуть от жажды, лишь бы и мы не пили. Когда эта змея вползла в наш клуб, это был самый черный день в моей жизни. Он украл у меня денег больше, чем я могу сосчитать.
— Мальчик снова слабнет, — заметил Ред. — Пропустил два.
Поуп с минуту понаблюдал за Фаулером, но менять его не стал.
— Если бы эти агенты время от времени заявлялись хотя бы с парой нападающих, я бы поменял питчеров, но они же не способны даже собственную бабушку привести с другой стороны улицы. Какую бойню нам учинили «Пираты» в последней игре, и вот вам, пожалуйста, в этой мы отстаем на шесть ранов[20]. Это наш День поминовения, ладно, но не по солдатам.
— У нас могло быть несколько ранов. В первом иннинге[21] у Бампа было четыре на четыре и два хита[22], пока его не выбили.
Поуп вспыхнул:
— Не поминай при мне эту гориллу! Это нужно же, дать себя выбить, когда у нас единственный раз уже были нападающие на базах.
— Я бы и сам с удовольствием вышвырнул его, если бы был судьей, он же подсунул мне сухого льда в штаны.
— С каким удовольствием я засунул бы ему лед! Просто идиот со своими дурацкими шуточками.
Поуп нещадно чесал пальцы под неплотно намотанным бинтом.
— Так я к тому же еще умудрился подхватить «ступню спортсмена»[23] на руки. Это же неслыханно! У всех, кого я знаю с грибком, он на стопах, а я получил его на обе руки. Чешется страшно, и еще нужно бинтовать в такую жарищу. Неудивительно, что я все время спрашиваю себя, стоит ли жизнь того, чтобы жить.
— Тяжело, — отозвался Ред. — Он пропустил Фибера, базы заняты.
Поуп вскипел:
— И это мой лучший питчер — всякий раз, как выставлю его против команды из первых строчек, он обязательно подгадит. Пойди поддай ему!
Тренер, тощий веснушчатый мужчина, проворно выскочил на ступеньки дагаута и засигналил питчеру на площадке для запасных на правом поле. Он неторопливо направлялся обратно, когда какой-то человек в уличной одежде поднимался по ступенькам из туннеля, который вел из здания клуба, и спросил крайнего на скамейке игрока:
— Кто тут Фишер?
Игрок указал в противоположную сторону дагаута, и пришедший направился к Поупу со своим большим потертым чемоданом и футляром для фагота.
Увидев, что тот направляется к нему, Поуп воскликнул:
— Боже мой, что это у нас, оркестр Армии спасения?
Человек поставил свои вещи на пол и сел на бетонную ступеньку лицом к Поупу. Он видел перед собой старикана лет шестидесяти пяти, с водянистыми голубыми глазами, тощей багровой шеей и тонкими губами, в не по росту большом бейсбольном костюме.
А Поуп увидел высокого, крепкого чернобородого человека, мрачного, с угасшими глазами, с приятными чертами скуластого, чуть полноватого лица, красивым ртом. Этот коренастый человек казался подвижным и спокойным, хотя на самом деле его снедало беспокойство и, сидя на ступеньке, он все еще находился в движении, в поезде, который никогда не останавливался. Все его существо и мозг продолжали стремиться вперед, так как он не прекращал движения, потому что еще не прибыл. Куда же он еще не прибыл? Сюда. Но теперь пришло время успокоиться, расслабиться на стареньком скутере, посидеть тихо и помолчать, хотя душа его рвалась вперед через маленькие и большие города, через леса и поля, сквозь годы.
— Единственный инструмент, на котором я играю, — ответил он Поупу, похлопав по футляру для фагота, — это моя бита. — Пошарив по карманам своего выцветшего и протершегося почти до дыр на коленях и локтях костюма, он нашел сложенное письмо и протянул менеджеру. — Я ваш новый филдер, Рой Хоббс.
— Мой — что? — фыркнул Поуп.
— В письме так написано.
Вернувшийся с питчерской горки Ред развернул письмо и передал Поупу. Тот пробежал его глазами и недоверчиво покачал головой.
— Тебя прислал Скотти Карсон?
— Верно.
— Он что, спятил?
Рой облизнул пересохшие губы.
Поуп хитро посмотрел на него.
— Тебе тридцать пять, ну примерно?
— Тридцать четыре, но лет десять еще поиграю.
— Тридцать четыре — Святой Юпитер, мистер, тебе место в доме престарелых, а не в бейсболе. — Игроки на скамейке повернулись к нему. — Где он откопал тебя? — спросил Поуп.
