Среди респондентов имели высшее образование 20,5 %, среднее специальное – 54,3, общее среднее – 18,1, неполное среднее – 7,1 %. По социальному статусу опрашиваемые распределились следующим образом: специалисты – 38,6 %, рабочие – 37,1, домохозяйки – 8,2, пенсионеры – 20,1 %.
В возрастной же группе 1969–1991 гг. рождения высшее образование имели 26,5 % женщин, среднее специальное – 48,2, общее среднее – 20,1, неполное среднее – 5,2 %. Социальный статус респондентов: специалисты – 41,5 %, рабочие – 35,5 %, домохозяйки – 23,0 %.
Основным методом сбора информации было формализованное, а при опросе старших возрастных категорий респондентов – полуформализованное и неформализованное интервью. Формализованное интервьюирование проводилось по подготовленным вопросникам, составленным с учетом цели и задач исследования. С каждым респондентом по отдельности проводилась продолжительная индивидуальная работа с целью разъяснения сути поставленных вопросов, требующих неодносложных ответов. Во время полуформализованного и неформализованного интервьюирования опрос протекал в форме непринужденной беседы в определенном тематическом русле. Необходимо отметить, что информаторы рассказывали про свою судьбу и приводили различные случаи из жизни своих односельчан, проводили параллели и сравнивали с бытом своих предков.
Материалы этнографических экспедиций автора, используемые в данном исследовании, переданы в Архив Института искусствоведения, этнографии и фольклора им. К. Крапивы Национальной академии наук Беларуси.
Ко второй группе источников исследования относятся материалы делопроизводства партийных и советских органов власти, общественных организаций и государственных учреждений, хранящиеся в Государственном архиве общественных объединений Гомельской области (Фонд 1 – 1920-е гг., Фонд 144 – 1980-е гг.), Государственном архиве Витебской области (Фонд 1 – конец 1940-х гг.), Национальном архиве Республики Беларусь (Фонд 4 и. – 1920-1960-е гг., Фонд 30 – 1920-1960-е гг., Фонд 498 – 1980-е гг.), а также статистические материалы Архива Национального комитета статистики (1990-2000-е гг.). Среди них документы распорядительного характера, планы работы отделов работниц и крестьянок, докладные записки, отчеты, протоколы совещаний, статистические сведения и др. Данная группа источников позволила проследить участие сельских женщин в общественной жизни деревни в советский и современный периоды, выявить характер и закономерности изменений в структуре их трудовой занятости, изучить трансформацию взглядов на положение женщин в сельском обществе и др.
В третью группу источников входят материалы периодической печати советского периода (журналов «Жаноцкая справа» [77], «Работніца і калгасніца» [163], газеты «Правда» [253]), а также современная периодика (республиканские газеты – «Народная газета» [18, 172, 372], «Рэспубліка» [19], областные – «Народнае слова» [27, 222, 232–234, 240], районные – «Родная ніва» [42], «Перспектива» [47], «Авангард» [68], «Маяк» [70], «Зара над Нёманам» [453], «Сельская праўда» [2, 22, 23, 119, 178, 266, 267, 288], «Дзвінская праўда» [78, 79, 120, 121, 128, 129, 159–162, 182, 198, 277, 289, 290, 380, 381, 421, 464], «Лоеўскі край» [110, 302], «Лоеўская праўда» [164–166], «Прыдняпроўская ніва» [132–135], «Астравецкая праўда» [181, 431–435], «Ганцавіцкі час» [243], «Слонімскі веснік» [443, 444], «Лідская праўда» [465]), содержащие чаще всего информацию об общественной жизни, профессиональной занятости белорусских сельских женщин.
Четвертая группа источников включает в себя данные всесоюзных переписей населения 1926, 1939, 1959, 1970, 1979, 1989 гг., переписей Республики Беларусь 1999 и 2009 гг., другие демографические и статистические источники, которые позволили проследить изменения в брачном возрасте, количестве разводов и внебрачных рождений, в структуре трудовой занятости, уровне образования и участии женщин в общественной жизни деревни на протяжении XX – начала XXI в.
В пятую группу выделены опубликованные этнографические источники: работы этнографов М. В. Довнар-Запольского [88], И. А. Сербова [374] (начало XX в.), Ю. Обрембского (1930-е гг.) [475]; публикации краеведов 1920-1930-х гг. в журнале «Наш край» [51, 65, 362], польских исследователей межвоенного периода [125, 470, 474], в которых имелись сведения о брачном возрасте, мотивах вступления в брак, роли родителей в процессе принятия решения о замужестве сельскими девушками, отношении сельского общества к разводам и разведенным женщинам, а также к детям, родившимся вне брака, и их матерям, внутрисемейной жизни крестьянок в дореволюционное время и советский период.
Шестую группу составили нарративные источники: мемуары [199], [430] и воспоминания [10, 60, 236, 239, 4016-418], в которых содержатся сведения о добрачных установках, внутрисемейных отношениях, представлениях сельского общества о роли женщины в семье и обществе в дореволюционное и советское время.
В процессе изучения проблемы трансформации статуса белорусских сельских женщин в XX – начале XXI в. важное значение имел вопрос методологии исследования.
В традиционной этнологии и антропологии женщины рассматривались, как правило, в контексте проявления половой дифференциации в культуре. Однако сама женщина и специфика ее социального положения редко становились центральным предметом изучения и исследовались обычно в рамках проблем родства и брака, половозрастного деления труда и др. Первыми в зарубежной этнологии (антропологии), кто выделил женщин в качестве отдельного объекта исследования в конце XIX – начале XX в., были антропологи А. Флетчер и Е. Парсонс [476].
Первые серьезные теоретические работы о взаимоотношениях между полами принадлежат антропологу М. Мид, которая впервые высказала идею о необходимости различать биологический и социальный пол. По ее мнению, «многие, если не все, личностные черты, которые мы называем маскулинными или фемининными, имеют не биологическую, а социальную природу. Стандартизированные личностные различия являются порождениями культуры, требованиям которой учится соответствовать новое поколение мужчин и женщин» [344, с. 351]. «Различие между полами – одно из важных условий, легших в основу многих разновидностей культуры, которые придают людям чувство собственного достоинства и положение в обществе» [250, с. 28].
Важную методологическую роль для исследования имели идеи зарубежной феминистской антропологии, возникшей как самостоятельная субдисциплина в 1980-е гг., суть которых сводилась к признанию половой идентичности культурным феноменом (т. е. ответ на вопрос, что значит быть женщиной или мужчиной, требует конкретизации применительно к данному культурному и историческому контексту), к выявлению культурной специфики социального опыта через призму опыта пола, а отношения между полами рассматривались как доминирующий принцип общественной жизни [63, с. 371–372].
Данные теоретические подходы и методика использовались при изучении положения белорусских женщин в сельском обществе в различные исторические периоды.
Современная российская этнологическая наука предложила изучать вопросы, связанные со статусом и ролями женщин и мужчин у различных народов, исходя из гендерного подхода. С этой целью в 1992 г. в Институте этнологии и антропологии РАН была создана группа этногендерных исследований, преобразованная в 1997 г. в сектор. Важными для работы стали подходы российских этнологов, которые занимались проблемами гендера в целом и женской тематикой, в частности. Например,
С. А. Арутюнов под гендером в культурной антропологии понимает «социальный пол», который «предстает как результат культурного конструирования, как образ жизни» [12, с. 174]. Гендер образует социальные институты – семью, систему родства и свойства, домохозяйство, рынок рабочей силы, систему образования и государственного устройства. Социолог и антрополог И. С. Кон под гендером подразумевал социально детерминированные роли и идентичности мужчин и женщин, зависящие не от природных половых различий, а от социальной организации общества [170, с. 9].
Значительный вклад в теоретическую разработку данного направления внесла российский этнолог Н. Л. Пушкарева [341–346]. Гендерная методология, по мнению исследователя, предполагает «не только экспертизу социально-исторических явлений с учетом фактора пола, но и изучение опосредованной отношениями полов социальной действительности, ее изменения в пространстве и времени» [344, с. 277]. Как отмечает исследователь, этот подход в исторических науках позволяет проследить, как складывались гендерные стереотипы, какие средства способствовали сознательному и бессознательному определению индивидов своего места в социуме и преимуществ полоролевых статусов друг перед другом [344, с. 277]. Н. Л. Пушкарева выделяет три группы гендерных стереотипов: стереотипы «мужественности» и «женственности» (нормативные представления о том, какими психическими и поведенческими свойствами должны обладать мужчины и женщины); стереотипы, которые закрепляют семейные и профессиональные роли в соответствии с полом; гендерные стереотипы, связанные с содержанием труда [341, с. 4–5]. Данный подход был важен при выявлении и характеристике гендерных стереотипов, бытовавших в белорусском сельском обществе по отношению к женщине
