– Здесь так пыльно, – сказала Ульяна, когда они оказались внутри. – И холодно.
– Здесь всегда холодно, – Мольбрант не двигался, ждал, когда глаза привыкнут к темноте. – По крайней мере, я не помню дом другим.
– Ты мне покажешь, где началась история этого дома?
– Ты уже в ней. Сам дом – история, – Мольбрант прикрыл за собой дверь.
Ульяна прошла в центр гостиной. Здесь, где высокие потолки терялись в полумраке, а пробивавшегося сквозь большие окна лунного света было недостаточно, чтобы разглядеть детали интерьера, можно было представить себе все что угодно.
– Когда-то здесь было очень красиво, – сказал Мольбрант.
– Здесь и сейчас красиво.
– Сейчас здесь одиноко, – он заставил себя не замечать мертвую тишину вокруг: густую, липкую, словно вдруг оказался в склепе. – В этом доме всегда было людно, – сказал Мольбрант. – С момента, как меня усыновили, я не помню и дня, чтобы здесь не гостил кто-нибудь. Стоило одним уехать, как тут же заселялись другие. Я помню маленькую девочку, которая прожила в этом доме четыре года со своей матерью. Мы были детьми и сильно привязались друг к другу. Потом она уехала, и спустя пару лет никто даже не мог вспомнить ее имени… Таким был этот дом. Понимаешь? Пока ты жил здесь, ты был частью этого мира, но стоило уехать, и все – ты переставал существовать для тех, кто остался… Смешно, но иногда мне кажется, что все мои воспоминания связаны только с этим домом. Здесь я нашел первого друга, встретил первую любовь, первый раз переспал с женщиной. Я помню, как мой брат говорил мне то же самое. Да и не только он. Большинство людей из тех, кто жили здесь постоянно, согласились бы со мной. Возможно, именно это и сыграло с нами злую шутку. Мы слишком зависели от жизни тут. Моя старшая сестра вышла замуж. Она жила с мужем здесь, у них был ребенок, но стоило ей на пару дней остаться одной, как она тут же забывала о супруге, находила себе кого-нибудь другого и развлекалась, пока он не возвращался. Никого из нас это не удивляло. Даже больше, казалось нормальным. Мы делали вид, что ничего не произошло, и жизнь продолжалась… Странно, но в день трагедии гостей было на редкость мало. Как никогда мало. Мы поужинали и разошлись по своим комнатам. Спать не хотелось. Я думал о Марии Блонской – замужняя шатенка с непроницаемо-черными глазами. Она гостила у нас вторую неделю. Ее пригласил племянник моего отчима. У них был роман, но в этом доме это ничего не значило… Я добивался ее расположения с настойчивостью девятнадцатилетнего мальчишки, выросшего в мире содома. Мне казалось, что цель уже почти достигнута, поэтому вторую ночь подряд я не закрывал дверь в свою комнату, надеясь, что Мария Блонская найдет предлог, чтобы зайти ко мне. Я ждал ее до одиннадцати, а затем лег спать, не переставая надеяться на ее ночной визит… Когда раздался первый выстрел, я проснулся, решив, что началась гроза, хотел закрыть окно, но на улице было тихо и свежо. Потом я услышал еще один выстрел – раскатистый, словно эхо в горах. Кто-то закричал. Снова выстрелы. Крики где-то уже совсем рядом. Я боялся даже дышать. Все, наверно, боялись, потому что между выстрелами каждый раз наступала мертвая тишина… Я услышал грохот в соседней комнате. От нового выстрела заложило уши. Я понимал, что должен бежать, спасаться, но когда убийца пришел ко мне, я не мог пошевелиться. Высокий русский. Может быть, выше меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом он ушел, а я остался стоять возле окна, слушая выстрелы. Для меня до сих пор загадка, почему он пощадил меня. Может быть, потому что я был единственным чернокожим в доме, может, еще почему, не знаю… Не помню, сколько прошло времени, но когда я осмелился выйти, начинался рассвет. Из семнадцати человек, находившихся в доме, в живых остался только я. Убийца скрылся. Муж Марии Блонской был объявлен в розыск, но его так и не нашли, – Мольбрант замолчал.
– Муж Марии Блонской? – удивилась Ульяна.
– Он подходил под мое описание, у него были причины, первой жертвой стала его жена, разве этого недостаточно?
– Я слышала другую историю. Там главным подозреваемым был ты.
– Это неправда.
– Откуда мне знать?
– Меня бы давно арестовали.
– Ты умен и изворотлив.
– Если ты веришь в эту чепуху, зачем затащила меня в этот дом? Разве тебе не страшно?
– Страшно, – Ульяна подошла к Мольбранту, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Но я не думаю, что ты псих. Ты не станешь убивать ради удовольствия.
– Любишь пощекотать себе нервы, да?
– Очень.
– Мне придется тебя разочаровать. Я не убийца.
– Кто бы им ни был, он до сих пор на свободе.
– Но не здесь.
– Кто знает, – она взяла Мольбранта за руку. – Покажи мне, где произошло первое убийство.
Они прошли в комнату Марии Блонской.
– Здесь все прибрали после того случая, – сказал Мольбрант.
– Понимаю.
Ульяна прошлась по комнате, словно хотела впитать в себя атмосферу дома, атмосферу той далекой ночи. Запах смерти, безумия. Здесь сейчас…
* * *
Они покинули особняк пару часов спустя. Нарушили стройность тишины своим присутствием, оживили на мгновение застоявшийся воздух и вновь бросили умирающий дом на растерзание пыльному времени.
Но дом не был одинок. Эти стены служили темницей для заключенного здесь узника. Его мертвенно-бледные глаза не мигая смотрели в пустоту, словно там еще сохранился след недавних гостей. Прямые белые волосы, обрамляя бледное, запечатлевшее в своей неподвижной гримасе скорбь лицо, падали ровными прядями на плечи. Он томился здесь давно. Очень давно. Застрявший между мирами ренегат. Лишенный свободы отступник. Эти стены были его оковами. Это одиночество было его карой. Изоляция, бездействие, тишина. А где-то далеко цветет и распускается дивный и древний мир. Но увидеть его можно лишь из окна. Почувствовать, лишь вдохнув запахи людей, которые приходят в дом. В этот проклятый дом.
Глава вторая
Когда Антон Ламзин познакомил родителей с Ульяной, они одобрили его выбор. Симпатичная, порядочная, целеустремленная девушка – так решили они. Конечно, они не могли видеть уродливого азоля, что влачился за ней. Азоля, доставшегося ей от прошлого парня. Но справедливости ради нужно отметить, что азоль этот засыпал. Он не мог оставаться один. Ему нужен был хозяин. Хороший хозяин, с которым они спляшут не один головокружительный танец. Иначе азоль погрузится в вечный сон. Он чувствовал, как тяжелеют его веки, наливаются свинцом. Поэтому он покинул прежнего хозяина и ушел к Ульяне. Но и Ульяна не могла дать ему то, чего он хотел, не могла прогнать надвигающийся вечный сон. И уродливому азолю оставалось рыдать и пытаться не заснуть.
В эту ночь, когда родителей Антона не было дома, когда Ульяна согласилась прийти, а сам Антон был так сильно взволнован, что путался в словах, умирающий азоль надеялся на призрачный шанс отсрочить свой сон. Продержаться совсем чуть-чуть, чтобы найти нового хозяина.
– Я так долго ждал этого момента, – признался Антон, когда они с Ульяной прошли в спальню.
– Ты каждый раз говоришь это.
– Правда?
– Что, уже не помнишь?
– Нет, конечно, помню, просто… – Антон замолчал, увидев, что Ульяна начала раздеваться.
Она делала это неторопливо, словно собиралась лечь спать, а не заняться любовью. Но Антона волновал сам факт, а не то, как это происходит. Он спешно разделся и забрался под одеяло. Ульяна сложила свои вещи на стул и легла рядом. Цеплявшийся за ее ноги, азоль обреченно заскулил, чувствуя, насколько безразлична к происходящему хозяйка.
– Не так быстро, – попросила она Антона.
– Так лучше? – заботливо спросил он.
– Да. Только не торопись.
– Не могу. У меня так долго никого не было.
– Попытайся не думать об этом…
Из глаз азоля покатились слезы отчаяния. Неужели это все? Неужели конец?
– Извини, – тихо сказал Антон.
– Ничего страшного.
Они замолчали, неловко глядя в потолок.
– Ты останешься у меня на ночь? – осторожно спросил Антон.
– Надеешься на утренний секс?
– Немного. Так ты останешься?
– Останусь.
Ульяна встала с кровати, надела его рубашку и пошла в туалет. Вцепившийся в ее ногу азоль мирно спал, не обращая ни на что внимания. Безумные танцы этого беспокойного существа были закончены.
* * *
Полина Добронравова вспоминала Антона, хотя расстались они больше года назад. Вспоминала даже с другим мужчиной. Особенно с другим… Сравнивала. Антон был отвратительным любовником, но хорошим другом. Глеб Гуров был хорошим любовником, но отвратительным другом. К тому же он был старше почти на пятнадцать лет – никакого будущего, лишь танцы плоти, к которым снова и снова склонял Полину азоль. Именно этот азоль убедил Полину бросить Антона ради альковных тайн и безумных танцев. И азоль ликовал. Ликовал больше года. Но что-то изменилось.
– Думаю, нам больше не стоит встречаться, – сказала Полина Глебу Гурову.
