class="stanza"> 
Царь сказал своему полководцу: «Могучий,
 Ты велик, точно слон, повелитель лесов.
 Но ты все-таки ниже наваленной кучи
 Отсеченных тобой человечьих голов.
  Ожерелий, колец с дорогими камнями
 Я недавно отправил тебе караван.
 Но ты больше побед одержал над врагами,
 На груди твоей больше заслуженных ран.
   И как доблесть твоя, о единственный воин,
 Так и милость моя не имеет конца,
 Видишь, солнце над морем, иди, ты достоин
 Быть слугой моего золотого отца».
   Барабаны забили, защелкали бубны,
 Исступленные люди завыли вокруг,
 Амазонки запели протяжно, и трубный
 Прокатился по морю от берега звук.
   Полководец царю поклонился в молчаньи
 И с утеса в бурливое море скакнул,
 И тонул он в воде, а, казалось, в сияньи
 Золотого закатного солнца тонул.
   Оглушали его барабаны и крики,
 Ослепляли соленые брызги волны,
 Он исчез, и светилось лицо у владыки,
 Словно черное солнце подземной страны.
    19. Нигер
    Я на карте моей под ненужною сеткой
 Сочиненных для скуки долгот и широт
 Замечаю, как что-то чернеющей веткой,
 Виноградной оброненной веткой ползет.
   А вокруг города, точно горсть виноградин,
 Это — Бусса, и Гомба, и царь Тимбукту,
 Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден,
 Точно бой барабанов, он будит мечту.
   Но не верю, не верю я, справлюсь по книге,
 Ведь должна же граница и тупости быть!
 Да, написано Нигер... О царственный Нигер,
 Вот как люди посмели тебя оскорбить!
   Ты торжественным морем течешь по Судану,
 Ты сражаешься с хищною стаей песков,
 И, когда приближаешься ты к океану,
 С середины твоей не видать берегов.
   Бегемотов твоих розоватые рыла
 Точно сваи незримого чудо-моста,
 И винты пароходов твои крокодилы
 Разбивают могучим ударом хвоста.
   Я тебе, о мой Нигер, готовлю другую,
 Небывалую карту, отраду для глаз,
 Я широкою лентой парчу золотую
 Положу на зеленый и нежный атлас.
   Снизу слева кровавые лягут рубины —
 Это край металлических странных богов.
 Кто зарыл их в угрюмых ущельях Бенины
 Меж слоновьих клыков и людских черепов?
   Дальше справа, где рощи густые Сокото,
 На атлас положу я большой изумруд, —
 Здесь богаты деревни, привольна охота,
 Здесь свободные люди, как птицы, поют.
   Дальше бледный опал, прихотливо мерцая
 Затаенным в нем красным и синим огнем,
 Мне так сладко напомнит равнины Сонгаи
 И султана сонгайского глиняный дом.
   И жемчужиной дивной, конечно, означен
 Будет город сияющих крыш, Тимбукту,
 Над которым и коршун кричит, озадачен,
 Видя в сердце пустыни мимозы в цвету,
   Видя девушек смуглых и гибких, как лозы,
 Чье дыханье пьяней бальзамических смол,
 И фонтаны в садах и кровавые розы,
 Что венчают вождей поэтических школ.
   Сердце Африки пенья полно и пыланья,
 И я знаю, что, если мы видим порой
 Сны, которым найти не умеем названья,
 Это ветер приносит их, Африка, твой!
     20
    Цепи башен
 И могил —
 Дик и страшен
 Верхний Нил.
   Солнцем рощи
 Сожжены,
 Пальмы мощны
 И черны.
   У Нубийца
 Мрачный взор —
 Он убийца,
 Дерзкий вор.
   Было время —
 Время гроз,
 Это племя
 Поднялось.
   Верный правде
 Войн и бед,
 Поднял махди
 Стяг побед.
   Чрез овраги
 И бурьян
 Шли бродяги
 В Омдурман.
   И в Хартуме
 Он закон
 Вверил руми,
 Пал Гордон.
   Где смеялся
 Хищный вождь,
 Проливался
 Красный дождь.
   Где он правил
 Шабаши
 Он оставил
 Пустоши,
   Да кладбища
 И без стен,
 Львов жилища
 Да гиен.
   Умер жирный...
 И опять
 Пахарь мирный
 Стал пахать.
   Пароходы
 Пенят Нил
 У Фашоды,
 Как у вил.
   Но над местом
 Гладких вод
 Пусть безвестный
 Не заснет.
   Купы лилий
 Здесь красны,
 Не забыли
 Здесь войны.
   У нубийца
 Мрачный взор,
 Он убийца
 С давних пор.
     21. Алжир и Тунис
    От Европы старинной
 Оторвавшись, Алжир,
 Как изгнанник невинный,
 В знойной Африке сир.
   И к Италии дальной
 Дивно выгнутый мыс
 Простирает печальный
 Брат Алжира, Тунис.
   Здесь по-прежнему стойки
 Под напором ветров
 Башни римской постройки,
 Колоннады дворцов.
   У крутых побережий
 На зеленом лугу
 Липы, ясени те же,
 Что на том берегу.
   И Атласа громада
 Тяжела и черна,
 Словно Сьерра-Невада
 Ей от века родна.
   Этих каменных скатов
 Мы боялись, когда
 Варварийских пиратов
 Здесь гнездились суда.
   И кровавились воды,
 И молил Сервантес
 Вожделенной свободы
 У горячих небес.
   Но Алжирского бея
 Дни давно пронеслись.
 За Алжиром, слабея,
 Покорился Тунис.
   И былые союзы
 Вспомнив с этой страной,
 Захватили французы
 Край наследственный свой.
   Ныне эти долины
 Игр и песен приют,
 С крутизны Константины
 Христиан не столкнут.
   Нож кривой янычара
 Их не срубит