О потерянном едва ли помню я.
Звёзды белые на тьме ночной вышиты.
Вешний снег над целым миром –
Властвует!..
Вешний снег на всём – печать безвременья.
Вновь зима с глаза мозолящими красками
Тут как тут, –
и страх от пяток вплоть до темени.
Господи, а был ли видим след весны?
Иль от времени, как слово, стёрся он?
Из моей – не из людской же! – книги истины,
Чтобы землю не коптить гнилыми листьями,
Снег навечно в ночь
Моей рукой внесён.
Но и ты – моя надежда из надежд! –
Из каких таких забвений выскочка?
…Был ты, голос, – словно майский ветер – свеж,
А теперь – на крепком древе просто выточка.
опора
…Март сам не тянется к весне:
Даёт зиме мужскую руку,
Как крепкий дед опору внуку,
Ведёт сквозь слабый снег к весне.
Ещё не женщина весна.
Она, по сути, в путах детства.
…А внуку – дедово наследство
Не промотать бы!.. Цель ясна.
Ей снится розовый песок,
Весне, и… пёстрый пескаришка.
Он прожил в банке лишь часок.
Куда тогда смотрела крышка? –
Как банка полнилась водой,
Пока снега, подтаяв, плыли,
А марта голос молодой
Вещал о мартовском всесилье!
* * *
Как хочется покоя навсегда!
…И думать бы лишь только о хорошем:
Уже не сходят с рельсов поезда,
Трава меж шпал – хоть в дёгте! – тонет в прошлом.
Трава меж шпал, ты – русской высоты!
Ты столь безмерна в росте человечьем!
…Узкоколейка дедовской мечты
Мхом заросла, похоже – очень вечным.
У нас дорог немало скоростных –
И все ведут в Москву, а может, в Питер.
Лишь на нуле запас грибов съестных,
А аппетит у русских – ненасытен.
Ах, не поеду воздухом иным
Дышать: в нём недостаток кислорода.
По мне асфальт – на камне добром грим,
А под ручьём – купается колода.
* * *
Не отталкивал, – звать перестала.
«Прицепилась, как банный репей!» –
Эта фраза, считай, что достала
Крепость звеньев у вольных цепей.
Ты – не враг, ты – не друг, ты – не милый.
Может, образ самой пустоты?
Садит дождь!.. Освежающей силой
Пустыри, где репьи, налиты.
Неподъёмная ношенька – туча?!
Пропадёшь в чёрном веере брызг?
Тень следов от репейных колючек
Может дó смерти тело загрызть.
Для души – тьма репьёв не помеха.
Знай: душевная боль высока!
О репье фраза только для смеха,
В утешенье мозгам остряка.
Для души, верь, смертельно такое:
Обывателя окрик и свист
Ей за то, что в пределах разбоя
Топчет банный осиновый лист.
* * *
Если можешь, дыши
В нереальном, заоблачном мире, –
Я не стану на грешную землю
Тебя опускать.
Только музыку слов ты услышь
В засорённом эфире –
Там другая жила
Для уставшей души благодать.
Там слова жили так,
Будто день их – короткий, последний!
Надрывались, рвались, но…
Смирялись с искусством «сказать».
Современных скачков, мешанины из слов
Проповедник,
Ты не сможешь двух слов
В жизни ровно текущей связать.
…Что ж, молчи! Я тебе говорить запрещаю.
Просыпайся – и пой,
Если это угодно душе.
Только я за слова, я – покуда жива –
Отвечаю,
Потому не терплю
Надсадившее глотки клише.
колодец-поэт
О душе – если есть! – позаботься:
В перестроечный век сохранил?!
…В глубине неживого колодца –
Звёздный свет, что его посетил.
В миг, как звёздочка в небе угасла,
Наш колодец безгласный, во мху,
Застонал, что стоял не напрасно,
Принимая и хлам, и труху, –
То есть залежи грязи житейской,
Словно старый старьёвщик – утиль.
…И себе не сказал он: «Бездействуй!» –
Чем сограждан своих восхитил.
И звезда – всё же ради молчанья! –
Отдавала свой праведный свет
Этой глуби, дождавшись свиданья…
…И колодец решил: «Я – поэт».
* * *
Нет сил, чтоб руку протянуть
Тебе, о чьей беде не знаю.
Но длить ли сумрак, стиснуть ль грудь,
Принадлежит решенье маю.
Бровей угрюмых два крыла.
И очевидна тайна глуби
Души, что зá душу взяла,
Хоть та и эта – однолюбы.
Мне ветер руки целовал, –
А был ли счастлив ты в мгновенье,
Когда сирени чуткий залп
Обезопасил дым цветенья?
истома
Кто ты мне? Стёртый образ – и только.
Нахожусь в забытье, как в плену
Тех ночей, где лимонная долька
Тщилась сметь походить на Луну.
Не приму этот мир новолунья:
Я боюсь разгоранья лучей…
Ах, Луна, ты ль не дивная лгунья? –
Вдохновляешься сглазом ночей.
Знай, что отсветы дальних пожаров –
Дань влечению пепельных крыл,
Тéней жизни – печальных, поджарых! –
К миру жизни, лежащей без сил.
Что любовная, что ли, истома
Чутко сходит поýтру на нет,
Но с Луною да будет знакома! –
В полнолунье несущая бред.
правда
В разрыве нашем нет твоей вины:
Не выдержал с собой несхожесть рядом.
Как ни были бы дни накалены,
Предзимье разродится снегопадом.
Я думаю: пусть было бы чудес
Чуть-чуть побольше, чем на самом деле.
…Вот луч сквозь тучу летнюю пролез,
Хоть туча растянулась на неделю.
Не подставляй ты солнышку лица:
Пускай хотя бы сердце обогреет.
…Когда б не ядра града из свинца,
Не пожинал бы век того, что сеет.
И ты меня за жёсткость не вини –
Я из другого вылеплена теста.
Люби по гроб безоблачные дни
И ложь: в среде таких имеют место.
жасминный дождь
В глазах у влажного июня,
Не возжелавшего дождя,
Мой бабий плач – ужасный нюня,
Что ноет, кашлем подавясь.
А дождь – он шёл… ленивый, слабый,
В ночь распускавший лепестки
Жасмина розового, дабы
Мой кругозор зажать в тиски
Июней, очень настоящих,
Июней, слившихся в один, –
Без комаров, и днём гудящих
О том, что вымок весь жасмин.
* * *
Веет ветер, принёсший покой.
Рябь речная нагрета, что шифер.
Солнце светит над той же рекой:
Во владениях солнца, не выше.
Солнце знает – по кругу! – свой путь.
Потому и земля хлебосольна.
…Будет сумрак
вползанием в грудь
Донимать, что меня не достойно.
И придёт из-за леса тоска.
Щерясь яростно лунным оскалом,
Позовёт вместе с ней поискать
Нежность
в памяти с крупным провалом.
* * *
Ах, Луна, ты почти что светило?
Лунный серп от земли далеко.
Я бы всё этой жизни простила:
Даже то, что пустила под кров.
А хотелось ещё приобщиться
К небесам, где зачаток Луны
Нарастить себя хлопотно тщиться:
Звёздной пыли амбары полны.
Соль надежд, что посеяна всеми,
Кто хотел вечной жизни:
Так вóт –
Потихоньку развеялось семя –
Только звёздное млеко течёт.
сушь
1
Сошли снега – ни рано и ни поздно.
Грачиный говор медлен, не криклив.
Весна пришла, из глаз своих бесслёзных
Ни капли слёз на снег не уронив.
Всё сушь да сушь!.. И в сердце, и в погоде.
О половодье в чувствах – ни гугу!
…И в горле сухо, словно шёл по сходням
На пристань, а душа – на берегу.
А с берега высокого лавиной
Сползая, – тает, тает вешний снег.
…И пристани цветочек – синий, синий! –
Глядит, не прикрывая нежных век.
2
Как бы ни было больно и горько
За тебя, прозевавшего жизнь,
Я тебе доверяю настолько,
Что пора прошептать: «Оглянись!»
Оглянись! Вправе ты не услышать
Этот сердца убитого крик.
…Вниз сползает с покинутой крыши
Снег, что вешним бескрыльем велик.
* * *
Расстались… Кажется, без ссор.
Не разошлись с тобой во взглядах.
Как странно: жаждущий опор,
Ты заблудился в снегопадах!
Да, снег – едва ль тебе указ,
Хотя январский снег – спокойней:
Для летних месяцев в запас
Готовит зелье, глядя в корень.
Борясь с порывами зимы
Ещё побуйствовать на троне,
Он вместо снежной кутерьмы
Обожествляет глубь, бездонье.
* * *
Этим солнышком погрелись все, кто мог.
Мне слезами сразу застило глаза,
Потому что едким паром от дорог
Пахло так, что открестилась бирюза
От сияющих, безоблачных небес,
От которых ей на сердце нелегко,
И впивалась, словно в морок млечных бездн,
Подмешав щепотку перца в молоко.
* * *
