Сергей все сделал так быстро, что Алексей не успел предупредить его об опасности. Да, украинская братва была на виду, но за ней скрывались опытные оперативники ФСБ. Но они не шелохнулись в своей машине. Только что на их глазах, в которых высветились оценки, Марк откатал короткую убойную программу.
– Разворачивайся, Леша, – распорядился Марк, хлопнув дверцей. И дальше отдавал короткие команды. – Прямо... Налево на Барболина... Еще раз налево... – В перерывах задавал Щедрину вопросы, призывая того отвечать коротко и по существу.
“Значит, их осталось двое, – прикинул он. – Двое из команды Латынина”.
– А ну-ка, разворачивайся, Алексей.
– Зачем?
– Придержимся аксиомы: преступник всегда возвращается на место преступления. Буря для того, кто ее не боится.
Иной картины Сергей себе не представлял. Возле трупа Никольского стояли двое в гражданском, милиция, разумеется, была еще в пути. Щедрин, выполняя распоряжения Марка, резко затормозил впритирку с эфэсбэшниками. Оба разом повернули головы. В одну из них тотчас ударила пуля. Второго чекиста Марк ухватил за куртку и рывком втащил на заднее сиденье.
– Разворачивайся, Леша, и – прежним маршрутом.
Сильный удар в висок, и капитан ФСБ Салогубов обмяк на сиденье.
Прямо...
Сергей вытащил табельный пистолет капитана и положил его в свой карман.
Налево на Барболина... Еще раз налево...
Когда “Опель” выехал на Матросскую Тишину, Сергей указал на свой “Ауди”:
– Тормози. У моей машины хоть все стекла целы. – Он похлопал по щекам Салогубова, приводя того в чувство. – Приехали. Выходим. И если ты, тварь, ослушаешься меня...
69
Латынин сидел молча, с прямой спиной. Глаза генерала смотрят в одну точку. В руке горсть спичек. Легкое движение пальцев, и две половинки полетели на пол. Следующая спичка, еще одна, еще...
Борьба была красивой, беспощадной. Правила – никаких правил. Может, поэтому он потерпел поражение? Да, конечно. Потому что правилом без правил пользовался не только он, но и его противник. И если начинать анализ с самого начала, то Марковцев выиграл там, в конторе по найму, только не догадывался об этом.
Двадцать минут назад Юрий Семенович ответил на телефонный звонок. Сообщение Салогубова ничуть не удивило генерала, словно он заранее знал исход неравного поединка с Марком, злоба на которого внезапно перестала переполнять кровеносные сосуды.
Перестрелка в центре столицы не очень обеспокоила Латынина, ее легко списать на гастролеров из Украины, с которыми разобрались местные авторитеты. У начальника УРПО был самый большой список в стране, позволявший варьировать в этом направлении. Можно не впутывать местных братков, а взять, к примеру, такую же гастролирующую в Москве банду из Казани. Разумеется, списать на них труп преданного душой и телом, а через пару дней – только телом и только земле – капитана Никольского.
Пока же подробности очередного провала Латынина не интересовали. Просто любопытно было взглянуть на опытного чекиста Салогубова, послушать его с минуту и прервать на полуслове: “А ну-ка, пошел вон отсюда”. Сказать усталым голосом и с теми же интонациями, что услышала здесь же, в гостиной его дома, госпожа Савицкая.
Вот уж кто плохо кончит, переметнулись на новый объект мысли генерала. Почти угадывая ее будущее, Латынин представил себе недавнюю гостью возле чугунных ворот особняка в Сен-Дени, на которых висит табличка: “Продается с аукциона”. Может, ей в голову придет сумасшедшая мысль: на аукцион выставлены чугунные ворота. Что ни говори, лот хороший, за него могут отвалить кучу денег.
Она тронет цепь, пудовый, до неприличия огромный замок, затравленно оглянется и, не достучавшись в двери собственного дома, на глазах уходившего с молотка, выругается: “Достукался, старый идиот!”
Она побежит прочь от проклятого дома. И, словно проверяя себя, бросит водителю первого попавшегося такси: “Отель “Риц”. Расплатится последними наличными, оставит немного для гарсона, который примет от нее шубку. Официант бара “Хемингуэй” выполнит заказ и извинится, вернувшись с кредитной карточкой постоянной клиентки: “Пардон муа, мадемуазель, но на вашем счету ничего нет”. А когда перед ней вырастет элегантный мсье возраста Бориса Кесарева, она снимет с пальца перстень с бриллиантом. После коротких объяснений администратор кивнет: “Я посмотрю, что смогу сделать для вас”. В туалете Элеонора оглядит свое порозовевшее лицо в зеркале, проведет по нему рукой и найдет, что серьги без перстня смотрятся нелепо...” А через неделю ее снова приютит улица с чарующим названием – Пляс де ля Мадлейн.
Еще одна сломанная спичка полетела на пол. И еще одна, последняя.
Пост охраны находился на съезде с Таманской улицы на линию Хорошевского Серебряного бора. Щедрин сбросил скорость, дав постовым прочитать номер на машине, затем остановился. Охранник подошел к машине и взял из рук Салогубова, сидящего на переднем сиденье, удостоверение. Ознакомившись, вернул и разрешил ехать дальше. В таком же неторопливом темпе Алексей довел “Ауди” до “терема” генерала.
– Выходи. – Марковцев вышел из машины первым и контролировал каждое движение капитана. Поднялся вслед за ним на крыльцо и встал сбоку. – Звони.
Латынин был одет в белую рубашку, широкие брюки и теплые тапочки. С первого взгляда Марк определил в нем не спортсмена, а физкультурника. Такие выглядят мощно, могут согнуть подкову, но что толку от этого, если не можешь держать удар? Позорно, когда груда накачанных мышц летит на пол от одного удара левой в челюсть.
Дорога до дома генерала была неблизкой, и Щедрин успел рассказать Марку и о своей ошибке, которая привела к трагическим последствиям, и о решительных действиях Николая Гришина.
Сергей отчетливо представил себе вымотанного на нет полковника, ценой собственной жизни предотвращающего не одну трагедию. Страшно, тяжело думать об этом. И ничуть не становилось легче от жалкого вида Латынина, потирающего вспухшую скулу.
Он был жалок, но мысли его не соответствовали виду и настроению. Генерал думал о паре впечатляющих сединой и опытом выходцев из 9-го управления КГБ. За несколько лет работы на Латынина те превратились в цепных псов, но не потеряли при этом врожденного интеллекта. Для них главное лакомство – вовремя брошенная кость, а до “пищи богов” им не было дела. Однако и они бились над проблемой: “Раб мечтает не о свободе, а о своих рабах”. Подобие раба они могли увидеть в присевшем на стул бывшем подполковнике ГРУ и показать ему, как любить свободу.
Примерно час назад они получили задание отвезти жену с сыном в город и с минуты на минуту должны были вернуться.
Не все еще потеряно, и Марк, убравший пистолет, не так страшен.
Латынин буквально чувствовал дыхание “старейшин” за спиной Марковцева. Который, судя по его виду, прокручивает в голове текст обвинительного заключения. Не зная Марка, он полагал, что тот опустится до дешевых комментариев к своим действиям.
Только Сергей, поглядывая на генерала, видел рядом с ним Николая, проработавшего под началом этой гниды несколько лет. Одного из немногих в ФСБ, кто не продал свою совесть. Он думал о том, что, кроме судьбы, есть и справедливость. Латынин, роя яму Марковцеву, фактически готовил могилу для себя.
– Где кассеты? – наконец нарушил молчание Сергей. – Не надо, я все равно не поверю, что их нет в этом доме. Не молчи, генерал, я все равно найду их, даже если на это у меня уйдет вся жизнь. Ну?
– Там, – генерал мотнул головой в сторону. – В платяном шкафу на нижней полке.
Сергей вставил одну кассету в деку магнитофона и включил телевизор. Он увидел Николая. Уже тогда, в 1996 году, с нервным лицом. Но его еще не тронули те черты, которые навсегда запечатлелись в глазах Сергея. И он, глядя на Николая по телевизору, все же хотел оставить в памяти последний облик полковника ФСБ: вымученного в борьбе с беспределом и до срока поседевшего.
Кассеты можно было хранить лишь как память о друге, но нельзя использовать против ФСБ. Лубянка сделает то, чего требует простая логика: повесит все преступления на покойного полковника Гришина, передающего деньги за свободу милиционера Дроновского.
Любая из этих кассет могла принести Сергею Марковцеву целое состояние: Борис Кесарев, не задумываясь, заплатил бы за нее любую сумму. На пленке запечатлена – ни больше ни меньше – его свобода и возможность перейти в контрнаступление. И ему плевать, в чьем она обличье – честного офицера или продажного.
А Латынин морщился от боли все сильнее и сильнее. Он трогал свой подбородок так, словно смотрелся в зеркало. Глядя на этого лицедея, Марк усмехнулся. И вдруг услышал резкий ответ:
– Чего ты усмехаешься, педераст?
Наверное, Латынин этим словом и поднимал боевой дух своих охранников, положенных ему согласно занимаемой должности начальника управления. Они появились за спиной Марка неслышно, как тени, пользуясь тем, что Сергей ушел в свои мысли, сосредоточившись на экране телевизора. Бревенчатые стены поглотили и звук подъехавшего автомобиля, и удар в висок, который получил журналист, стоя в прихожей над телом капитана Салогубова.
