От Кеары мы поднялись вверх до истока Тамбопаты, ночуя на высоте 17 000 футов и страдая от жуткого холода. В одном месте мы обнаружили, что стрелка компаса совершенно не действует в радиусе около полумили; по-видимому, можно предполагать здесь наличие крупных залежей железной руды.
Из всех троп в боливийских Андах, на которых у путников волосы встают дыбом, тропа от Кеары до Мохос — самая страшная. Cuestas, то есть подъемы и спуски, были настолько крутыми, что их можно считать почти непроходимыми; во многих местах тропа была размыта вздувшимися от дождей горными потоками, оставлявшими глубокие провалы, которые надо было преодолевать. Из двадцати четырех вьючных мулов мы потеряли в этом путешествии двенадцать. Хорошо еще, что не погиб никто из людей. Иногда тропа делалась столь узкой, что, хотя мул шел по самому ее краю, вьюк все же задевал за скалу, сбивал мула, и он с ревом летел в пропасть. Один мул свалился с высоты в несколько сот футов и лежал внизу между двух скал ногами кверху, а рядом были разбросаны разбитые ящики с припасами. Другой мул свалился с высоты сто футов, но зацепился своим вьюком между двух деревьев. Так он и висел там, высоко над землей, невозмутимо общипывая всю зелень, до какой мог дотянуться; беднягу нельзя было высвободить, и пришлось пристрелить его.
Окрестности Мохос богаты золотом, и трудно понять, почему эта деревня была покинута. Выше ее нам встретилась еще одна покинутая деревня; климат здесь был прекрасный, вид великолепный. В деревне оставалось не более пяти индейских семейств и не было заметно никаких признаков жизнедеятельности, но я нисколько не удивлюсь, если это место опять станет центром золотопромышленности.
То взбираясь на горы, то спускаясь в цветущие долины, мы прошли по течению реки Кеара до ее слияния с Пелечуко, откуда они текут дальше вместе под названием Туичи, а потом поднялись по крутой тропе к маленькой деревне Пата. Здесь были лишь четыре небольших фермы с дюжиной жителей; коррехидор радушно нас принял и устроил в хижине, где на нас набросились полчища блох. Воды в деревне не было, и буквально каждую каплю приходилось носить из реки, протекавшей на 2000 футов ниже.
Люди, живущие в этих глухих деревушках и лесных общинах, почему-то считают, что любой посещающий их иностранец обязательно врач. Действительно, путешественнику нужно обладать некоторыми медицинскими познаниями и навыками по оказанию первой помощи, ибо в диких местностях во всем приходится полагаться на самого себя. Поэтому там, где нет настоящих специалистов, на тебя смотрят как на доктора. Многие проникшие сюда миссионеры — квалифицированные врачи-практики. По приходе в какое-нибудь селение путника почти всегда просят осмотреть больного. Так было и со мной в Пате.
Одна живущая здесь женщина очень страдала от сильного нагноения на руке, и ее семья попросила меня вскрыть нарыв. Костин держал голову и руку больной, завернув их в одеяло, Мэнли присматривал за ногами и передавал инструменты, а я, не обращая внимания на ее приглушенные стоны, резал. Операция прошла успешно. На следующий день полная признательности женщина пришла ко мне и спросила, сколько она должна заплатить. Ее удивлению не было предела, когда она узнала, что никакого вознаграждения не требуется, — эти люди не привыкли принимать услугу или любезность без того, чтобы за это не запросили совершенно непомерную плату. Ее сын сказал, что отблагодарит меня хотя бы тем, что откроет мне местонахождение найденного им золотого рудника.
В старинных перуанских документах провинции Чаркас этот рудник описывается как исключительно богатый. Его местонахождение было утрачено после того, как в 1780 году касик Тунгасуки Хосе Габриэль Тупак Амару поднял индейцев на восстание против испанского владычества[122], и все рудники к востоку от Кордильер были засекречены, а тропы, ведущие к ним, разрушены.
Открывший мне свой секрет молодой человек рассказал, что однажды, возвращаясь с местной ярмарки и желая избежать трудностей перехода с вьючными животными на особенно тяжелом участке тропы, он срезал путь и пошел вдоль ручья (он мне его указал). Внезапно он и два индейца, которые шли с ним, увидели несколько небольших отверстий, проделанных в склоне горы. Заросшие травою кучи руды, сложенные перед отверстиями, свидетельствовали о том, что здесь были разработки древнего рудника. Они вошли в один из туннелей и нашли там заржавленные инструменты и литейные формы, в которые выливалось расплавленное золото. Мне так и не удалось выкроить время, чтобы самому побывать в этом месте, и похоже на то, что оно до сих пор никем не тронуто.
Хотя в начале колонизации все существующие копи были детально описаны, местонахождение многих из них впоследствии было утрачено, и лишь очень немногие удалось снова обнаружить. Индейцы знают, где они находятся, но хранят тайну, и ничто не может заставить их выдать ее, разве только благодарность за добрую услугу. В жестокие давние времена даже пытки не могли сломить их. Насколько преуспевали в этом смысле беспринципные священники, пользуясь оружием суеверия и устрашения, — не могу сказать; но мне кажется, что коренные жители все еще питают гораздо больше уважения к своим древним богам, чем к христианскому аду.
Предание гласит, что индейцы насыпали высокий холм над входом в сказочно богатые копи Сунчули. Огромный рудник Сан-Хуан-де-Оро также до сих пор не обнаружен. Он расположен где-то около 13°15′ южной широты, между излучинами Инамбари и Тамбопаты. Для того чтобы оценить его возможные запасы руды, можно взять мерилом рудник Олья-де-Оро, расположенный на восточных склонах Ильимани, близ Ла-Паса.
Энергичный американский горный инженер и золотоискатель Дэвид Брикер прослышал о руднике Олья-де-Оро и отправился на его розыски. После долгих и трудных поисков он наткнулся на место, где благодаря незначительному обвалу в скале открылось отверстие; американец вполз внутрь на животе и понял, что находится в штольне рудника, где имеется не менее двадцати восьми подземных галерей. Рудник стали разрабатывать, и счастливый открыватель разбогател, так как выход золота из руды превышал пятьдесят унций на тонну.
Существуют различные мнения о том, откуда инки добыли те огромные количества золота и серебра, которыми они владели к моменту испанского завоевания. Многие считают, что эти сокровища накоплены за многие сотни лет путем промывания золотого песка в реках; другие думают, что они добыты в исключительно богатых рудниках и что эти редкие в других местах земного шара металлы использовались инками так широко потому, что давались им в руки легко и в изобилии. Я склонен придерживаться последнего мнения. Цену золота и серебра в Южной Америке искусственно подняли испанские конкистадоры; до их прихода достоинством этих металлов считалась легкость их обработки и красота. Серебро в Перу и поныне не считается редким металлом.
