Марчелло забрал свои постельные принадлежности из спальни и перешел на диван в гостиной. Пиа полностью забросила домашние дела. Она жила словно незамужняя женщина: перестала готовить еду, стирать белье и убирать в доме. Утром она просыпалась, застилала свою постель, шла под душ, причесывалась, красилась и уходила из дому. Куда она уходила – не знал никто. Ни Марчелло, ни дочери. Поздно вечером она возвращалась. Чаще всего тогда, когда была уверена, что все уже спят. Иногда она выпивала в кухне стакан воды или чашку чая и ложилась спать.
Хотя бывали дни, когда Пиа не уходила из дому, а сидела в спальне возле окна, шила или читала. Но если кто-нибудь заходил туда, она просила, чтобы ее оставили в покое. Марчелло и дочери считались с этим и почти постоянно проводили время в кухне.
Джина и Мария были в недоумении, но делали самое необходимое по хозяйству. Они не имели ни малейшего представления о том, что случилось. Ни отец, ни мать не давали никаких объяснений.
В доме Ванноцци царила гробовая тишина, а комнаты были буквально наполнены холодом. Марчелло чувствовал себя несчастным, но не терял надежды, что Пиа когда-нибудь прервет свое молчание и вернется к нормальной жизни.
За эти дни она сказала ему одну-единственную фразу: «Дай мне время». И больше ничего.
79
Через два дня – траттория была закрыта со дня ареста Романе – Тереза позвонила Эльзе в Сиену, чего прежде не делала:
– Пожалуйста, приезжай! Похоже, Энцо теряет рассудок. Я не знаю, что делать.
Эльза тут же отправилась в дорогу.
Со дня смерти Сары Энцо сидел в своей комнате у окна смотрел на улицу и ждал. Но Сара не шла через пъяццу и не махала ему рукой.
Глаза Энцо перебегали с места на место, словно он наблюдал за мотыльком, порхавшим за оконным стеклом. Он постоянно улыбался, но принимал пищу только здесь, у окна, если ему ставили тарелку с едой на колени. Он заталкивал в себя лапшу рис мясо или овощи, не чувствуя их вкуса. И о чем бы ни спрашивали его Эльза или Тереза, всегда отвечал одно и то же:
– Я – мальчик из Умбрии. Мои родители – простые пастухи овец. В апреле мы гоним стада по лесам и полям к морю а в ноябре возвращаемся домой. Там рождаются ягнята а некоторых овец режут. Мой отец всегда попадает ножом в нужное место, и кровь струей бьет в ведро. Я трогаю ее рукой и облизываю пальцы. Она вкусная. Я – мальчик из Умбрии и когда ночью воют волки, мне страшно.
Снова и снова все та же история…
Эльза погладила его по голове.
– Хорошо, Энцо. Ты хочешь пить? Что тебе принести? Кофе?
– Я – мальчик из Умбрии, – сказал Энцо в ответ.
– Я больше не могу, Эльза! – всхлипывала Тереза в кухне. – Теперь и Энцо не в своем уме, а у меня уже нет сил на всех, на семью, от которой остались одни осколки. И ничего уже не склеишь.
– Не говори так, – пробормотала Эльза. – Энцо скоро придет в себя. Но на это нужно время.
– Мы катимся вниз, и очень быстро. И paura [106], Эльза, мне так страшно!
– Не нужно бояться, – холодно сказала Эльза. – Все, что могло случиться, уже случилось. Больше ничего не произойдет.
И она, оставив Терезу наедине с четками, ушла, чтобы заняться Эди.
80
Над Тосканой воцарился мощный антициклон. В этот ноябрьский день небо было синевато-стального цвета, а солнце палило несколько часов кряду. У кого было время, те спешно стирали белье и сушили его на улице, пока не начался моросящий дождь, который мог длиться неделями. На солнце было по-весеннему тепло, и потому легко забывалось, что через несколько недель Рождество.
Тереза пришла из кухни в одиннадцать часов тридцать минут. Энцо сидел у окна и курил. Он курил почти круглосуточно, и возмущения Терезы его не задевали. Может быть, он просто не слышал или не понимал их.
– Черт подери, Энцо, – сказала Тереза и поставила сумку на камин, – этот чад просто невыносим! Ты что, хочешь, чтобы здесь все мухи передохли?
– Я – мальчик из Умбрии. Принеси мне нож, я должен стричь овец, – пробормотал он.
Тереза вздохнула.
– Да что с тобой случилась, Энцо? Ты и раньше был не особенно разговорчивым, но, по крайней мере, не нес всякую чушь. – И она исчезла в доме.
За обедом Эльза объявила, что поедет в дом Сары. Она хотела посмотреть, что там делается, и заодно навести порядок.
– Оставь это, – сказала Тереза и покачала головой. – Лучше сходи повидай отца!
– Схожу. Как только будет время. Кстати, как у него дела?
– Плохо. Он очень похудел и в страшной депрессии. Пару Дней назад один из сокамерников сильно избил его. Без всякой причины. Просто так. Ради удовольствия.
– И как он?
– Он ужасно выглядит! Да что я говорю, тебя ведь это не интересует. Отец тебя не волнует, иначе бы ты уже сходила к нему.
Тереза с оскорбленным видом положила Эди на тарелку целую гору лапши.
Эльза громко рассмеялась.
– А ты? Сколько было крику поначалу: «Я вытащу тебя оттуда, сын… Твоя мать справится с этим… Ты меня плохо знаешь…» Ну и что? Ничего. А сейчас ты успокаиваешь свою совесть тем, что ходишь туда раз в неделю и. жалеешь его.
Эди, громко чавкая, ел лапшу руками.
У Терезы не хватало слов от возмущения.
– У меня пропал аппетит, – сердито заметила она и вышла из комнаты.
Эльза вздохнула:
– Плохо здесь, да, Эди? Никакой радости. Лучше бы я осталась в Сиене.
– Нет, нет, нет, нет! – закричал Эди, прихлопывая ладонью по столу.
– Ладно, я все поняла. – Она погладила его по безволосой голове и встала. – Поиграй в какую-нибудь хорошую игру. Я сейчас уеду, но, думаю, скоро вернусь.
Она поцеловала его, еще раз погладила по голове и ушла. Эди с озабоченным видом уставился на дверь, за которой она исчезла, и потер глаза кулаками.
– Эди любит Эльзу, – пробормотал он.
И запрыгал от радости.
81
Эльза медленно шла к дому. Почему-то ей вдруг стало жутко, она чуть было не позвала мать.
Лес был темный и густой. Не было слышно ни звука, лишь иногда поскрипывали от ветра деревья. Погода ухудшилась. Густые облака закрыли небо и заслонили солнце.
Эльза глубоко вздохнула и открыла дверь дома. В кухне все было по-прежнему, только бокалы, стоявшие в мойке, забрала с собой экспертная служба.
Она медленно поднялась по узкой лестнице на второй этаж.
На картины, над которыми Сара работала незадолго до смерти, Эльза даже не взглянула. Она думала лишь о том, что ожидает ее в спальне.
Втайне она надеялась, что все будет выглядеть как раньше. Но развороченная постель была пропитана кровью, красные лужи на полу высохли и превратились в коричневые, а пятна на стене выглядели так, словно им было лет двадцать и они уже стали частью камня.
В комнате сладковато пахло смертью и разложением. Этот запах имел какой-то странный оттенок, и Эльза задумалась, кислый он или горький. Но обычно чувствительное обоняние ничем не могло ей помочь.
Эльза словно загипнотизированная смотрела на кровать, на которой Сара и Антонио любили друг друга и где Эди перерезал матери горло. Ей стало холодно, по телу пробежал озноб, и она почувствовала, как стучат зубы.
Но все же она открыла окно в надежде, что трупный запах исчезнет, потом поспешно, словно за ней кто-то гнался, сбежала по лестнице и вскоре вернулась с огромным пластиковым мешком для мусора, с ведром, тряпкой и моющим средством.
«Я не справлюсь с этим», – подумала она, тем не менее принялась за работу.
Она сняла постельное белье и, стараясь не прикасаться к засохшей крови, затолкала его в мешок. Только сейчас она заметила, что подушки тоже пропитаны кровью и покрыты пятнами. На минуту она задумалась, потом выбросила подушки и одеяло в окно. На матраце пятен не было – наверное. Сара лежала на одеяле, а не на простыне.
Значит, матрац выбрасывать не надо. Это облегчало дело, потому что Эльза не знала, как его вывезти отсюда.
При мысли о том, что придется мыть пол, ее охватил ужас но она все-таки спустилась вниз, чтобы набрать горячей воды о чем не подумала раньше.
От горячей воды засохшая кровь размокла, и тряпка, которую Эльза постоянно выполаскивала, окрасила воду в коричневый цвет. Ей было противно опускать туда руки и пришлось снова и снова бегать в кухню, чтобы поменять воду.
Она оттирала все как одержимая. Кровать, пол, стену. Любые, даже самые крохотные брызги крови она терла так, словно от их исчезновения зависела ее жизнь.
С какого-то момента она уже не помнила, сколько раз меняла воду. Она использовала все, что только смогла найти в доме. Она поливала стену из камня, добавляла средство для мытья посуды в воду и оттирала кровать неразведенным универсальным очистителем.
Она была словно пьяная. По ее спине стекал пот, волосы прилипли ко лбу. Уже исчезли даже мельчайшие следы крови, но она продолжала работать как заведенная.
Удар грома прекратил это сумасшествие.
Только сейчас она заметила, что на улице стемнело. Черные тучи, нависшие над домом, закрыли луну. Снова прогремел гром, и вслед за ним небо озарила молния, на долю секунды залившая лес призрачным светом.