Пульхерия протянула руку к Дмитрию Хромину, рядом с которым сидела все это время, и легонько потрепала его по щеке. Потом вытащила из-за корсажа обоюдозаточенный узкий стилет.
— Небритый. Колючий, — ласково сказала она, перерезая веревку, соединяющую его с братом. — Ну, поднимайся. Поднимайся, милый. Не думала, что придется тебе это говорить.
— Подумай теперь, блин, о гарантиях безопасности! — напутствовал его Андрей. Вот уже минут десять он пытался справиться с веревкой, присовокупившей его к Айшат.
— Да я уж свое обдумал, — угрюмо сказал Дмитрий Васильевич, проходя мимо и становясь у столь памятной ему стены, покрытой селитряными натеками. — Теперь Славкина очередь. Если уж он даже сейчас не поймет, что надо делать…
— Стойте! — сказал Хромин-младший, поднимаясь.
Скосив глаза, Андрей увидел то, чего не мог увидеть никто другой: извиваясь всем телом, чтобы встать на ноги со связанными руками, доцент истории разжал пальцы. И между ним и стеной на землю упала пистолетная обойма.
— Я знаю способ, — отвлекал внимание Вячеслав. — Я скажу.
Он тоже искоса взглянул на Андрея, чтобы убедиться, что тот увидел. «Ну, увидел, — взглядом ответил Андрей, — дальше-то чего?» — «Я не знаю, — виновато моргнул доцент, — я историк, а ты — профессионал».
— Пятнадцать… свечей… из чистого… воска… и…столько же… серного… — он читал вырезанный перочинным ножиком из старой «Нивы» рецепт, выученный в часы мучительной римской бессонницы наизусть, читал нараспев, как можно больше отделяя слова друг от друга.
— Кричи! — прошептал Андрей.
— Что кричать? — не поняла Айшат.
— Что угодно кричи. Читай стихи. Только чтобы очень громко!
…и жертва принесена была, — бубнил свое Вячеслав Васильевич. — И юноша непорочный принял на себя грех прелюбодеяния с отроковицею невинной…
Когда на смерть идут, поют,А перед этим можно плакать!Ведь самый страшный час в бою -Час ожидания атаки,
изо всей силы заорала Айшат.
— Заткни ей глотку, Пульхерия, — потребовал Феодор, — только не убивай, просто заткни.
Феминистия подскочила к двум последним жертвам, и Андрей принялся пинать ее ногами, приговаривая:
— Отстань от девушки, стерва!
За это он получил локтем в переносицу и почувствовал, как Айшат, пытающуюся спрятаться за него, поднимают с пола вместе с веревками. Пульхерия работала наспех и пару раз полоснула Андрея лезвием по ладоням, он даже понадеялся, что она перережет ненароком веревки, стягивающие руки, но этого не произошло.
И то хлеб, стилет не звякнул об оружейную сталь, а разглядеть в этом сумраке что-то смогла бы разве что кошка, настоящая, а не форумная Пантера с коготками. Что ж, упражнение будет называться «стрельба из-за спины связанными руками». Феминистия рывком поставила легонькую Айшат на ноги, и Андрей, едва удерживаясь от торжествующего вопля, отлетел к стене, где благополучно накрыл руками обойму.
— Или ты заткнешься, — закричала в лицо Айшат Пульхерия и с удовольствием вкатила первую оплеуху, — или ты все равно заткнешься.
— Только сама не ори, — поморщился Фагорий, — не слышно же ничего.
— …золотом неправедным… и страстью снедаемого чистою, не срамной, каких не знают твари Божия, — читал Слава Хромин, стараясь не смотреть, что творится кругом. — Но сирые духом сдержать пытались обряд великий… И лег мост огненный между былым и настоящим…
Пульхерия, войдя во вкус, колошматила Айшат по лицу справа, слева, снова справа, лицо девушки качнулось в сторону Андрея, и он, подбирая под себя ноги, мигнул обоими глазами, как будто зажмурился: давай.
В тот же момент тавларка нырнула под очередной удар и коротко, без замаха, вписала прямой по корпусу в солнечное сплетение гордой римлянке. Уроки рукопашного боя на заднем дворе дома добрейшего Галлуса не прошли даром, поскольку Феминистия не только прекратила экзекуцию, но и достаточно громко выдохнула что-то вроде: «У-а-х!»
Андрей дернулся, будто брыкающийся олень или бьющий хвостом кит, и, используя кинетическую энергию тела, попытался вспрыгнуть на ноги из положения лежа. Этот любимый гонконгскими кинематографистами и в нормальном бою совершенно бесполезный прием получался у него не всегда, а примерно в сорока процентах попыток, и Андрею было бы куда спокойней сейчас, помни он точно, что последние шесть прыжков были неудачными. Но он удержался на ногах и, слегка наклонившись вправо и оттопырив бедро, как будто пытался между делом соблазнить настоятеля Братства Деяниры своими формами, направил ствол пистолета примерно в ту сторону, где уже поворачивались к нему острия двух стальных стрел в изящных руках Плюща.
Выстрел. Вернее, два выстрела — одна из стрел срикошетила о кирпичи стены, куда чуть было не замуровали однажды Дмитрия Васильевича Хромина. Вторая осталась на тетиве арбалета, но острие ее уперлось в землю. А Плющ все пытался подняться, правой рукой зажимая кровь, хлещущую из раздробленного колена.
— Айшатка, руки! — закричал лейтенант Теменев, подпрыгивая на месте, как сумасшедший. От стены, разинув рты, таращились весталки, но Андрей понимал: одного слова достаточно, чтобы они, ощетинясь мечами, двинулись вперед. Айшат упала на колени и зубами вцепилась в пеньковую веревку на его запястьях. «Это просто счастье, что капрон еще не изобрели», — подумал Андрей.
Феодор понял все, только яркая вспышка озарила нелепо вскинувшего обе вооруженные руки Плюща. Грек уже открыл рот, чтобы отдать команду на уничтожение своего лучшего телохранителя, как вдруг понял, что ошибся. Вспышку вызвал вовсе не непонятный черный предмет, который держал бывший стражник, бывший политзаключенный и бывший директор казино «Олимпус».
Из подземного коридора полз колышущийся золотистый свет, будто из этого тоннеля вот-вот должен был показаться поезд метро. Плющ захрипел и рухнул, а мозг старого ростовщика заработал быстрее, чем на любом петушином бою. Тип оружия и источник опасности неизвестен, и, пока будет отдана правильная команда, уйдут драгоценные секунды. Значит, контроль над ситуацией надо брать самому.
— Хромин, не давай ему арбалет! — закричал Андрей, прислушиваясь к звуку разгрызаемой молодыми здоровыми зубами пеньки.
Феодор тем временем добежал до Плюща, который только что прекратил попытки продолжать бой и упал лицом вперед, странно всхлипывая. Феодор попытался разжать пальцы на рукоятке арбалета, не сумел и с размаху наступил на изящную руку ногой.
— Айшат!
— Что? — Раскрасневшееся лицо девушки появилось слева.
— Что-что, руки!
— Сейчас! — Она облизнулась и деловито щелкнула зубами. — Еще чуть-чуть.
— Уже не надо! — крикнул Андрей, глядя, как пожилой грек поднимает арбалет, очевидно приняв единственно правильное решение, в кого надо стрелять.
Андрей снова высунул руки из-за спины, на сей раз, пристроив их на правом боку, и нажал на спусковой крючок. Выстрелом наконец-то разорвало веревку. А седобородый грек, не завершив командного крика: «Взя-ать!», постоял с арбалетом в руках, как бы соображая, как он теперь будет плести интриги и упражняться в политтехнологиях, если заметная часть его мозга разбросана по стене за спиной, а затем, не выпуская арбалета, мягко сел на землю и привалился к стене.
Андрей резко обернулся к сорока вооруженным женщинам, сделавшим шаг вперед после команды, да так и застывшим на месте. Отошел на несколько шагов и указал пистолетом на упавших.
— Если вам дороги ваши головы, милые вы мои вакханки, — с плохо сдерживаемой яростью проговорил он, — или хотя бы ваши ноги, то даже не пытайтесь нас брать. Мы не дадим.
С трудом переводя дыхание, на ноги поднялась Феминистия, поглядела на своих воспитанниц, потом на противников. Айшат сразу отошла от греха подальше.
— Нет-нет-нет, — ласково покачал головой Андрей. — Не надо отдавать никаких приказов. Тебе будет потом больно видеть, что внутреннее устройство мужских и женских коленок примерно одинаково, Нистия. — Он изо всех сил пытался говорить голосом героя боевика, у которого в руках пустой пистолет, а все складывают перед ним крупнокалиберные пулеметы после первой же просьбы не делать резких движений. Тут дело обстояло не столь плачевно, хотя, если учесть емкость обоймы и предположить, что Айшатка не додумалась смастерить из пары патронов какие-нибудь клипсы, прострелить удастся максимум треть тех ног, которые топтали Андрея вчера ночью.
— И что теперь? — осведомилась Феминистия, все еще держащая руку под грудью и осторожно открывающая рот, чтобы вздохнуть поглубже.
— Как что? — искусственно удивился Андрей. — Тебе ли не знать. Сейчас вы положите на пол оружие… — Он сделал значительную паузу, показывая, что ждет исполнения. Очень хотелось грозно передернуть затвор, но вряд ли кто-нибудь здесь оценил бы этот красивый жест.
