Да, нужно срочно убирать Натика и переводить всю работу с кадрами на новые рельсы. Тщательно вычистить весь механизм, проверить каждого, буквально под микроскопом посмотреть и рентгеном просветить, сделать так, чтобы те, кто уже нанят, работали как следует. Взять их в ежовые рукавицы, да покрепче. К каждому найти индивидуальный ключ. У Арсена не государственное предприятие, откуда плохого работника могут просто выгнать. Арсен своих людей не выгоняет, он знает: обижать людей нельзя, от обиды они всегда становятся мстительными и болтливыми. Если человек работает плохо, нужно суметь заставить его работать хорошо, в этом искусство быть руководителем. А выгнать всякий дурак сумеет, много ума не нужно. К сожалению, иногда случалось так, что заставить человека работать хорошо не было никакой возможности, хоть и компры на него — ковшом выгребай, а ума Бог не дал. Таких приходилось убирать совсем. Но не зря же контора, которую создал Арсен, существовала как раз для того, чтобы кое-какие преступления невозможно было раскрыть.
Надо пощупать, как настроен Расулов, готов ли он без боя сдать пост и уйти на заслуженный отдых. Если готов, то и хорошо. Если же нет, если упираться начнет, тогда…
— У нас в последнее время идут постоянные накладки, — осторожно начал Арсен, не сводя глаз с Расулова. — Похоже, где-то мы ослабили контроль. Где-то у нас идет прорыв. Или в людях, или в информации. Ты сам как думаешь?
— О каких накладках идет речь? — нахмурился Натик. — Я ничего не знаю.
— Недавно люди, которых ты подбирал для наружного наблюдения, пропустили важную встречу объекта. И не только пропустили, но и не признались в этом вовремя, обманули нас, выдав ложную информацию. Это никуда не годится, Натик. Как, такие люди могли оказаться в наших рядах? Кто их нанимал?
— Я выясню, кто их нанимал, — пообещал Расулов. — Но я говорю тебе, Арсен: этого не может быть. Они не могли пропустить передвижения объекта и не могли солгать. Я в это не верю.
— И тем не менее это факт, — вздохнул Арсен. — Я сам не поверил, когда узнал.
— Может быть, тебя обманули? — рискнул предположить Расулов.
Бровки Арсена, редкие и седенькие, взлетели вверх.
— Кто? Кто и зачем мог это сделать?
— Тоже верно, — согласился Натик. — Некому и незачем тебя обманывать. Какие еще проколы были?
— Те, кого ты набираешь в группу устрашения, тоже оставляют желать много лучшего. Они считают себя такими умными и опытными, что позволяют себе действовать без команды. Не спорю, действуют они вполне грамотно, у меня в этом плане претензий нет. Но без команды! А кому как не тебе, Натик, знать, как опасен в нашем деле человек, позволяющий себе действовать без команды. Он одним фактом своего существования ставит под угрозу весь наш механизм.
— Что конкретно сделали эти люди?
— Один раз они имитировали покушение на кражу, разрезали сумку у нашего объекта. Объект испугался, что едва не лишился денег и служебного удостоверения. Конечно, испуг был нам на руку. Но самовольные действия! В другой раз твои люди залезли в квартиру объекта и сделали так, что объект об этом узнал. Тоже грамотно, но ведь их никто не посылал. Натик, мне больно говорить об этом, но похоже, что с годами ты утратил чутье, ты перестал руководить своим аппаратом. Может быть, ты устал? Может быть, ты нуждаешься в отдыхе?
Расулов помолчал, покрутил в пальцах малахитовые четки, с которыми никогда не расставался.
— Я ценю твою заботу о моем здоровье, Арсен, — наконец произнес он, — и ценю твою деликатность! Ты прав, мне пора на покой. Приводи того, кто меня заменит, я передам ему все дела. У тебя есть человек на примете?
— Виктор, — ответил Арсен, тщательно скрывая охватившую его радость от столь удачного разрешения трудной проблемы. — Витя Тришкан.
— Что ж, — Натик пожевал губами, что-то прикидывая и словно пробуя собственные мысли на вкус, — неплохой выбор. Он молод, энергичен, предан делу. Но я хочу, чтобы ты понял, Арсен: если у меня случаются проколы с кадрами, то только лишь потому, что у Виктора случаются проколы с информацией. Моя задача — определить круг вопросов, ответы на которые я хочу получить, прежде чем приму решение о вербовке. На основании ответов на поставленные мной вопросы я составляю мнение о характере человека, о его способностях и склонностях. Но ответы на мои вопросы мне приносит Виктор, поскольку именно он отвечает у нас за информацию. И если я принял неверное решение, значит, информация, поступившая от Виктора, оказалась некачественной. Это я говорю не для того, чтобы оправдаться и не для того, чтобы разжалобить тебя. Я ухожу от дела, это решено. Но вряд ли Виктор окажется лучше меня. И потом, если он сядет на кадры, кто займется информацией?
— А вот об этом я хотел как раз попросить тебя, — улыбнулся Арсен. — Считай, что это твое последнее задание. Найди мне человека, который заменит Виктора, и тогда я уйду на заслуженный отдых следом за тобой.
— Ты? — вытаращил глаза Расулов. — Ты оставишь дело? Но оно же погибнет без тебя.
— Не погибнет, — усмехнулся Арсен. — Не погибнет, если во главе его будет стоять тот, кого я хочу на это место поставить. Человек жесткий, четкий, обладающий ясным умом, аналитическими способностями и превосходной памятью, человек, который никогда не забывает причиненного ему зла и не умеет прощать. Майор милиции, образование университетское, юрист. Тринадцать лет практической работы, в том числе оперативной.
Расулов долго смотрел в окно, а пальцы его, мерно перебиравшие четки, словно жили своей отдельной жизнью. Наконец он перевел глаза на Арсена.
— Каменская, — сказал он, и в голосе его не было слышно вопросительных интонаций. — Что ж, это хорошее решение. Но невыполнимое.
— А это мы еще посмотрим, — холодно улыбнулся Арсен, помолчал и повторил совсем тихо: — Еще посмотрим.
* * *
Несмотря на усиливающуюся слабость и непонятное недомогание, проснулся Юрий Оборин в превосходном настроении. Ночью ему приснилось, что идет заседание совета, на котором он, Оборин, защищает свою кандидатскую диссертацию. Во сне Юрий полностью произнес десятиминутное вступительное слово, в котором изложил актуальность постановки проблемы, цели и задачи исследования, основные результаты и выводы, а также положения, выносимые на защиту. Проснувшись, он понял, что все формулировки, над которыми он ломал голову столько дней, наконец отточились и выкристаллизовались, общая схема работы стала понятной, логичной и стройной и отныне можно просто садиться и писать текст, практически не останавливаясь и ни над чем не задумываясь.
Когда Сережа принес в девять часов завтрак, Юрий с отвращением посмотрел на тарелку. Там лежали хрустящие поджаренные гренки из белого хлеба, которые еще вчера он с таким удовольствием намазывал маслом и джемом. Сегодня вид горячего хлеба положительных эмоций у него не вызывал. Вяло поковырявшись своей любимой привезенной с Кипра ложечкой в баночке с йогуртом, он залпом выпил микстуру и попросил принести чай вместо кофе.
— У меня сильная тахикардия, — объяснил он Сереже. — Не хочу провоцировать.
Позавтракав, Оборин уселся за работу и так увлекся, что страшно удивился, когда услышал, как щелкнул замок.
Оказывается, уже три часа, и медсестра Юля принесла обед. Она была такая цветущая и сияющая, что Юрий невольно залюбовался ею.
— Наверное, ваш муж доволен, что вы теперь по ночам не дежурите, — заметил он, глядя, как Юля расставляет на столике тарелки и приборы. — Вы и выглядите совсем по-другому.
— Надо думать, — откликнулась медсестра. — Ночные дежурства замужним женщинам противопоказаны, особенно если у них ревнивые мужья. Бессонная ночь — просто детский лепет по сравнению с тем, что приходится выдерживать дома. Слава Богу, с моим мужем в этом плане проблем нет.
— Вам повезло, не то что Ольге.
— Ольге? — обернулась к нему Юля. — Ну что вы, Александр Иннокентьевич — милейший человек. Насколько я знаю, он ни разу за всю супружескую жизнь не устроил Оле ни одной сцены. Неужели она вам жаловалась на мужа?
— Нет, — ответил Оборин внезапно пересохшими губами. — Я имел в виду не медсестру Решину, а одну свою знакомую. Ее тоже зовут Ольгой.
Глава 17
— Чем порадуешь?
— Да ничем, все тихо более или менее.
— Что значит — более или менее? Что-то произошло?
— Пока ничего серьезного. Так, мелочь. Та женщина с Петровки, которая брала в Южном округе материалы, откуда-то вспомнила, что было девять свидетелей, и очень удивляется, почему их осталось всего восемь. Ездила к моему человеку в отделение, пыталась выяснить, в чем дело.
— Выяснила?
— Ну что ты. Парень надежный, он все свои бумажки заново переписал, моей фамилии там нет и не было никогда. Он той женщине бумажки показал, у него тоже восемь свидетелей, а она ему про какую-то карту твердит, дескать, прежде чем в компьютер данные вносить, точки с адресами свидетелей на карте поставила. Вот на карте у нее получилось на одну точку больше. Но ты не беспокойся, она думает, что сама по рассеянности что-то напутала.
