class="p1">На третью ночь она проснулась оттого, что у кровати на корточках сидел Калеб. Лицо близко, рука легла ей на запястье. Он тихо спросил:
– Что думаешь?
– Не могу, – прошептала она.
Калеб чуть помедлил и ушел.
Когда мрак рассеялся, она встала и, не попрощавшись с Джейми, отправилась на летное поле.
Теперь Калеб опять стоял рядом, но не целовал, а тряс за плечо. Только когда она открыла глаза, стало ясно, что это не Калеб, а Кейт. Мэриен потянулась прикрыться, но одеяло уже было натянуто на голые ягодицы. В окне сквозь серые облака проблескивали розовые полосы.
– Он послал меня посмотреть, как ты, – сказала Кейт. – Говорит, вышел из себя.
Мэриен отвернулась и опять стала смотреть на поленья. Она не могла собрать силы смутиться, оттого что Кейт увидела ее обнаженной.
– Он это сделал? – спросила Кейт.
– Разумеется.
– Нет, вот это.
Мэриен повернула голову. Кейт носовым платком держала изуродованное кольцо. Мэриен кивнула.
– Видишь ли, я знаю, что это такое.
– Рада за тебя.
– Не сомневаюсь, ты считаешь меня просто старой девой.
В обычной ситуации ее бы заинтересовало, что имеет в виду Кейт – собственный опыт или теоретическое знание, но не сейчас.
– Я о тебе вообще не думаю, – сказала она.
Мэриен на пробу перекатилась на бок и подобрала колени, задержав дыхание, чтобы не охнуть от саднящей боли между ног. Она не двигалась много часов. Было ощущение, как будто под ней подломился тонкий лед.
– Ты не хочешь ребенка?
– Нет.
– И что собираешься делать?
Мэриен не думала в практическом ключе. Она пока вообще старалась не думать. Ей опять пришла в голову мысль о ванне. Она представила, как входит в самый горячий бассейн источников Лоло и дезинфицируется – так Берит кипятила банки для варенья.
– Ничего. Я ничего не могу.
– А разве не существует… спринцеваний или еще чего? Можно выпить что-нибудь.
– А у тебя есть? Потому что иначе я не представляю, как достать. – Свою горечь она швыряла Кейт комьями грязи.
Долгое молчание.
– Возможно, я смогу достать тебе другое. – Кейт подняла кольцо. – Если это то, чего ты хочешь.
Мэриен уже было застыла в новом положении, но тут распрямилась и оперлась на локоть:
– Сможешь?
Эта толика доброты, хоть и подозрительной, вывела ее из оцепенения и подтолкнула к пропасти, на дне которой покоилась вся тяжесть страдания. Мэриен с усилием села. Больно сдавило голову; по-другому, грубо и горячо, но тоже больно сдавило в низу живота.
Кейт завернула порванное резиновое кольцо в носовой платок и положила к себе в карман.
– Но, если достану, не попадайся.
– Он может его почувствовать.
Кейт посмотрела на дверь.
– Тогда, наверное, лучше не пытаться? Может выйти только хуже.
– Нет. Пожалуйста, достань мне, пожалуйста. Хотя где?
– У меня есть друзья в Англии. Там такое разрешено, но нужно время, тебе придется не подпускать его или удерживать от… – Отведя взгляд, она чуть прищелкнула пальцами: – Я разожгу огонь, а потом налью тебе ванну.
– Почему ты мне помогаешь?
– Если у тебя будет его ребенок, мы никогда от тебя не избавимся.
Кейт присела перед камином и чиркнула спичкой. Поленья вспыхнули и занялись.
* * *
Лежа в ванне, Мэриен решила, что если возьмет и прикажет себе не беременеть, то и не забеременеет. Тело лишь сосуд ее воли, так почему нет? Остальные женщины просто-напросто недостаточно последовательны и упорны. Она сможет запечатать от него матку. Мэриен глубже опустилась в воду и замерла. Тонкие струи пузырьков плыли и рассеивались, как облака.
* * *
А поскольку выяснилось, что она не беременна, Мэриен решила, ее воля победила. Она знала, это не так, но тем не менее верила.
Она возобновила бесцельное хождение по дому и ранчо.
В апреле, когда выпал поздний снег, она встретила в лесу медведя, тощего после зимы, сутулого, косматого, спина запорошена белым. Медведь поднял голову. Двигался черный нос, слипались, когда он принюхивался к ее запаху, ноздри. На спине у Мэриен было ружье, но она не стала его доставать, стояла неподвижно. Медведь отпихнул землю тяжелыми передними лапами и встал на задние. Пристальный взгляд маленьких глаз. Что-то смирное в позе, дабы уравновесить громадность размеров, невероятную длину гнутых блеклых когтей.
Выбив облако свежего снега, медведь опять опустился на передние лапы и побрел за деревья. С ней не стоило возиться.
Мэриен смотрела, как он уходил. Подумала, может, Голец пришел напомнить ей, что она еще жива.
Баркли просил прощения. После ванны она опять легла и пролежала всю ночь и следующий день. Придя к ней, Баркли вытащил Мэриен из постели, опустился на колени, прижав лоб к ее животу, к матке, которую она, по ее убеждению, заперла от него. Мэриен стояла и, опустив руки, как равнодушный бог, смотрела на склоненную голову, вывернутые подошвы ботинок.
– Когда я опять смогу летать? – спросила она.
Он поднял на нее умоляющий взгляд:
– Ты меня прощаешь?
Она вспомнила, как Джейми просил забрать его из Миссулы. И тем не менее покачала головой.
– Ты сможешь летать, когда простишь меня, – сказал Баркли.
Дымовые завесы
ТРИНАДЦАТОЕ
Помреж призвал всех к тишине – всех актеров, рассевшихся за большим столом в форме подковы со сценариями и новыми, остро заточенными карандашами (прямо как дети в начале учебного года), продюсерскую команду, студийную команду, инвесторов, шумно поедающих рогалики и пьющих кофе, – и Барт Олофссон, заглянув под твердую обложку первого издания книги Мэриен (не Кэрол, ей он явно пренебрегал), встал и с еле заметным исландским акцентом выразительно прочел вслух:
– С чего начать? Разумеется, с начала. Но где начало? Не знаю, где в прошлом разместить метку, означавшую бы: здесь. Здесь начались полеты. Потому что начало в памяти, не на карте.
Он поднял голову и пристально, важно посмотрел в наши лица почти с упреком, как священник, напоминающий о том, что все мы грешники. Глазами я нашла Редвуда. Вид у него был торжественный, серьезный. За прошедшую с грибной ночи неделю я ничего о нем не слышала. Только отправила ему гифку с двумя ленивцами, плывущими в открытом космосе, подписав: «Мы за грибным разговором о Лос-Анджелесе», и он ответил: «Ха!»
– Мы тоже сейчас в начале, – сказал Барт. – Собираемся снять фильм. Но это не большой взрыв из ничего. Тот момент, что Мэриен не может определить – когда ее полет начал движение к реальности, – является и нашим началом. В жизни начала не четкие, неопределенные. Они происходят постоянно, а мы не замечаем. – Он постучал по книге: – Мэриен писала здесь: «Я уже потеряна для моего будущего». Странные слова, правда?
Первая строчка в романе Кэрол Файфер звучит так: «Я этого не знаю, но меня поглотит или огонь или вода». Имеется в виду рассказ Мэриен, как младенцем она оказалась на тонущем корабле. А потом история стремительно движется к тому моменту, когда героиня падает в океан. «Холод несет мрак, все кончено. Но мне не страшно». Последняя фраза привязалась ко мне, тоскливый, невнятный протест. Когда Редвуд рассказал, что его матери всегда хочется, чтобы все было хорошо, она обрела смысл. Мэриен пыталась подбодрить себя.
Фильм, однако, начинается с конца, когда у героев заканчивается горючее, а садиться некуда. Затем действие переносится назад, к кораблекрушению, а потом мчится вперед, к кругосветке, разбитой на части, каждая из которых представляет собой отдельный фрагмент; в финале мы возвращаемся к падению Мэриен и Эдди на самолете в океан.
– Я вижу так, – продолжал Барт. – Мы ограничены настоящим, но мгновение, где мы находимся сейчас, все время было будущим. А настоящее отныне навсегда станет прошлым. Все наши поступки запускают непредсказуемую, необратимую цепную реакцию. Мы действуем в рамках невероятно сложной системы. – Он помолчал. – Системы прошлого.
Я поймала взгляд сэра Хьюго. Он подмигнул.
– Все свои мысли Барт преподносит как некое откровение, – заметила я как-то Хьюго. – Он гипнотизирует, и все начинают думать, что он гений.
– Но его амбициозность придает всему чудесное ощущение праздника, ты не находишь? – ответил Хьюго.
– Однако иногда, – продолжил Барт, – начало может быть очень простым. В фильме, например, это один-единственный кадр. Давайте сегодня дадим себе отдых от ограничений, от рамок. Давайте начнем
