class="p1">Он облегченно улыбнулся:
– Вовсе нет. А я?
– Если честно, я не очень хорошо помню, что мы наговорили.
– Да-а, для меня это всегда и есть часть проблемы.
– Тогда считай, все, что ты говорил, было блестяще.
– А если меня грызет чувство, что в основном это была чушь?
– Может, повторим? – дерзнула я. – И просто ограничимся вином?
– Да-а, конечно.
Он собирался сказать что-то еще, но его позвали.
Приют
Британская Колумбия
Июнь 1932 г.
Через три месяца после полета
Мэриен в Миссулу
«Стирман» перелетел в Канаду. Мир внизу зеленел новой порослью, восточный ветер сияющего утра бороздил небо и подбрасывал аэроплан. Накренившись, Мэриен двинулась на запад.
Джейми с чемоданом и коробкой, где хранились краски и кисти, скрючился в передней кабине. На обратном пути его место займут ящики с виски. Мэриен спишет опоздание на проблемы с мотором, скажет, пришлось сесть в чистом поле и самой чинить аэроплан. Баркли, возможно, не поверит, но дело уже будет сделано. Калеб написал, что Джейми не лучше, он все время твердит, будто она его куда-то заберет, словно отъезд на носу. Может, попытаться? Калеб знал человека, который снимет дом, будет ходить за собаками и Фидлером. Калеб писал, только когда важно.
Мэриен сказала Баркли, что прощает его, разрешила ее трахать и волей закрыла матку. Она опять начала летать через границу и из какого-то заштатного городка отправила два письма. Одно Джейми, где говорилось, что он должен быть готов, она скоро заберет его, но явится без предупреждения. Второе заключало в себе просьбу, хотя ответа она не ждала, попросив адресата не писать ей, поскольку не хотела, чтобы Баркли увидел почту из Ванкувера.
Редкие облака напоминали нити, будто шерстяные лоскуты застряли в колючей проволоке. Пропеллер превратился в круглую кляксу, прозрачную помеху. Баркли понимал, какова плата за прощение (даже притворное). Разумеется, аэроплан. Он заплатил нехотя, подозрительно, зная, что каждый ее полет через границу будет прообразом бегства.
* * *
Джейми, сидя в передней кабине, мутным взглядом смотрел вниз. Он хватил самогона перед отъездом, последний глоток, как он поклялся себе, гордый тем, что признал необходимость сделать перерыв в пьянстве, довольный, что смог противостоять желанию потихоньку протащить в полет бутылку. Если бы тут сейчас была Сара! Он представил, с каким интересом, удовольствием она рассматривала бы землю внизу. После возвращения в Миссулу, после того как Уоллес уехал в Денвер, а Мэриен к Баркли, ему остро, постоянно не хватало Сары. Испугавшись, он схватился за работу и бутылку, так лось в панике бросается в озеро, пытаясь избавиться от мушиного роя. На бумаге или холсте он мог вызвать облик Сары. На бумаге или холсте он мог «показать» ей, хотя до сих пор точно не знал что. Спустя почти год мысли о ней уже не столько давили, сколько просто не отпускали, особенно когда он пил. Он воображал долгие, бессвязные разговоры с Сарой, задавал ей вопросы, на которые она никогда не отвечала.
Мэриен приступила к спуску в длинную долину. Пустынная местность перешла в фермы, затем в кварталы – город, раскинувшийся под проносящимися тенями облаков и заканчивающийся у моря. Она держала курс на север, мимо гавани, от центра. Джейми разглядел маленькое летное поле в центре круга, они начали кружить вокруг него, все ближе, ближе, как будто кто-то наматывал на руку путы.
* * *
– Если бы ты разрешила мне ответить, я бы предупредила тебя, что у меня свободна только самая маленькая комната.
Джеральдина, по воспоминаниям Мэриен, была приятной в общении, мягкой, по-матерински уютной, надежной, хотя с порывистыми манерами и довольно недоверчивым взглядом.
– Отлично, – кивнула Мэриен.
– Тебе тоже отлично? – спросила Джеральдина, обращаясь к Джейми. – Ведь остаешься ты.
– Несомненно.
– Может, хочешь сначала посмотреть?
В такси, доставившем их с летного поля, Джейми сидел тихо, и Мэриен решила, он предвкушает начало предстоящих месяцев абстиненции, а может, осваивается с незнакомым местом, с трудностью начать все сначала.
– Иди посмотри, – сказала она ему, хотя знала, что брат не откажется от комнаты.
Джеральдина провела Джейми наверх, а Мэриен осталась ждать на кухне. Она сидела за этим столом всего год назад, утром того дня, когда увидела расщелину. Джейми и Джеральдина отсутствовали дольше, чем она прикидывала. В доме стояла тишина; наверное, остальные постояльцы разошлись по делам. Мэриен посмотрела на часы, раздумывая, какое расстояние сможет сегодня пролететь от Ванкувера, где найти ночлег так, чтобы не сказать Баркли.
Шаги и смех. Скрип лестницы. Когда хозяйка с будущим постояльцем зашли на кухню, у обоих вид был светлее, бодрее прежнего, розовее.
– Нормально? – спросила Мэриен у Джейми.
– Дворец! – весело ответил он.
– Никого не водить. – Джеральдина, вдруг стряхнув задор, стала строгой. – Быть дома к полуночи. И никакого пьянства в доме.
– Хорошо, – ответил Джейми.
– Тогда иди разбери вещи, – велела Мэриен. – Я подожду тут.
Когда он ушел, Мэриен встала.
– Передадите ему, что я попрощалась? – спросила она у Джеральдины.
– Не останешься на ночь?
– Не могу. Меня ждет муж.
– Даже не выпьешь чаю?
– Не могу.
Джеральдина озабоченно посмотрела на нее, но озабоченность носила скорее практический, нежели сентиментальный характер.
– Почему мне нельзя было тебе ответить? У твоего брата какие-то неприятности? Если так, ты обязана мне сказать.
– Нет. Или, скажем, ничего такого, что не могла бы исправить смена обстановки.
– Неприятности у тебя?
– Это длинная история.
– И про что она?
Мэриен пошла к двери, Джеральдина за ней.
– В основном про мужа.
– Вот как.
Джеральдина кивнула, скривив рот, что, вероятно, означало некоторую осведомленность в вопросе о мужьях.
– Не люблю прощаться, – сказала Мэриен с порога. – Джейми знает. Не удивится.
– Я не против прощаний, – ответила Джеральдина. – Передам твое «пока».
Неполная история семейства Грейвз
1932–1935 гг.
В мае 1932 года Амелия Эрхарт на «Локхид Веге» летит из Ньюфаундленда в Северную Ирландию, одна. Первый одиночный перелет через Атлантику после Линдберга. Трудный, с грозой, он длится почти пятнадцать часов.
Крылья обмерзают. Аэроплан срывается в штопор и уходит вниз на три тысячи футов. Когда Амелии удается вернуть контроль, она низко над белыми гребнями волн. Она могла тогда пропасть, в холоде, где нет ни островов, ни атоллов, где и мечтать было бы невозможно вернуть ее в жизнь, где она стала бы жертвой катастрофы. Искали бы ее, а нашли бы только воду, как и произошло впоследствии. И наверное, она стала бы очередным погибшим пилотом, с мимолетной известностью, вскоре забытой, потерявшейся в погоне за мечтой.
Ночь в Хопуэлле (Нью-Джерси). Пустая детская люлька. На подоконнике записка с требованием выкупа. Исчез первенец, сын Чарлза Линдберга, двадцати месяцев от роду.
Шум, переполох. Буквы газетных заголовков максимального кегля. Все хотят принять участие в спасении. Даже Аль Капоне предлагает свою помощь из тюрьмы.
Через два с половиной месяца, после тысячи неверных шагов, после того как Линдберг выплачивает выкуп человеку, клянущемуся, что его сын жив-здоров и находится в несуществующей, как позже выяснится, лодке, уже разложившийся ребенок найден в четырех милях от отчего дома с раскроенным черепом. Он расстался с жизнью в ночь похищения. Линдберг хранит спокойствие – довольно странно, честно говоря. (Однажды, в порядке розыгрыша, он налил другу в кувшин керосин вместо воды и смотрел, как тот пьет. Линдберг смеялся до слез; друг попал в больницу.) Пилот, совершивший первый трансатлантический перелет, еще больше замыкается в себе, выглядывая изнутри в узкую щель, в просвет между занавесками. Жена Энн ни разу не видела, как он плачет.
Эми Джонсон, ставшая знаменитой после полета из Британии в Австралию, летит из Лондона в Кейптаун на «Де Хэвиленд Пус Моте», названном «Облаком пустыни», и побивает одиночный рекорд своего мужа, Джима Моллисона, пьяницы, нахала и неутомимого бабника, но отличного пилота. В свете полной луны барханы Сахары зыблются серебром.
В августе Баркли находит новое маточное кольцо Мэриен. В последнее время он входил в нее без прелюдий, как обязанное размножаться животное, но однажды ночью, пытаясь доставить удовольствие,
