Что еще могло произойти с пленником впоследствии, я не мог предсказать. Когда женщины придут в себя после временного умопомешательства, они, без сомнения, просто взбесятся из-за того, что я сделал, и вполне могут направить на него свою ярость. Если Тор будет без долгих рассуждений подвергнут пыткам, то женщины в конце концов все-таки обнаружат, что было у него между ног, и трудно представить, что тогда они сделают. Трудно также представить, что произойдет, когда прибудет так называемый Служитель из племени уйгуров.
Честно говоря, я даже не стал забивать себе всем этим голову, мне не было до этого ни малейшего дела. Хотя сам я был женщиной только наполовину, я мог заставить себя оставаться таким же холодным и бесчувственным, как и любая настоящая женщина. Поэтому-то я и уехал в темноту, не оглянувшись назад, не испытывая ни малейших колебаний, не заботясь о том, что случится с теми, кого я оставил там.
11
Я не поехал обратно во Львив. Хотя я знал, что Магхиб еще не оправился от своей раны, мне не хотелось слоняться там без дела в ожидании его полного выздоровления. Я вспомнил предсказание Грязного Мейруса о том, что ругии, если они двинутся на юг, чтобы объединиться со Страбоном против Теодориха, начнут свой поход после того, как будет собран урожай, но прежде, чем наступит зима. А в этих северных областях зима наверняка наступит уже совсем скоро.
Именно поэтому я направился прямиком к Буку, а затем поехал вдоль реки на север. Приблизительно через сто пятьдесят римских миль вокруг уже не попадались деревни, даже самые маленькие, только изредка небольшие скопления домишек да гумна скловенов-дровосеков. Постепенно я миновал густые вечнозеленые леса и оказался в такой мрачной местности, какую никогда прежде не видел. Это была плоская равнина, покрытая глиной, где увязали копыта коня, а на небе — сплошные серые тучи, из которых непрерывно лился холодный дождь. Путь мой пролегал среди торфяников и болот. Унылый пейзаж! Я прекрасно мог понять, почему в свое время готы не пожелали остановиться здесь, а двинулись на юг в поисках более привлекательных земель.
Признаться, я был чрезвычайно рад, когда набрел наконец на деревушку, несмотря на то что население ее почти полностью состояло из скловенов, а единственным местом, где мог остановиться путник, была жалкая корчма. В жизни не слышал такого странного языка: деревня эта называлась Бшешч[44] — ну-ка, попробуйте выговорить, — однако местные жители явно стояли по сравнению с прочими скловенами на более высокой ступени развития. Такие же широколицые, они были выше ростом, имели более светлую кожу и волосы, отличались чистоплотностью и называли себя полянами. Все, кто жил вместе со мной в корчме, плавали на судах по реке, останавливаясь здесь только для того, чтобы разгрузить и снова загрузить свои лодки, потому что Бшешч был главным торговым городом на Буке. Поскольку я смертельно устал путешествовать по болотам, то сговорился с владельцем грузового судна, что он доставит нас с Велоксом прямо в Вендский залив[45].
Большая плоскодонка, нагруженная льном, мехами и шкурами, плыла по течению и управлялась командой при помощи кормила и весел. Двигалась она быстро, быстрее, чем я ехал бы верхом по суше. Когда мы были уже в трех или четырех днях пути от Бшешча, мне пришло в голову спросить у хозяина, что ему известно о ругиях, он ведь часто бывает по долгу службы в их землях. Представьте, как я был потрясен, когда он сказал:
— Прямо сейчас, pan Торн, добрая часть их не живет там. Все способные носить оружие мужчины выступили в поход, и теперь ругии наверняка уже далеко на юге, где-нибудь в тех краях, откуда мы с тобой плывем.
— Что?! Ругии выступили в поход?
— Tak, — ответил он, что на Полянском диалекте означало «да». — Мы на своем пути к Бшешчу проплыли мимо короля Февы и колонн его воинов, которые тоже двигались на юг. Даже верхом на лошади и в пешем строю они, конечно же, обогнали нас, потому что наше судно шло против течения. Да и к тому же это были всего лишь легковооруженные королевские войска.
— Они собирались присоединиться к Страбону?
— А кто такой Страбон?
— Теодорих Триарус, — нетерпеливо ответил я. — Тот самый, что собирается пойти войной на Теодориха Амала.
Владелец судна развел руками: он никогда не слышал ни об одном из них. В общем-то, ничего удивительного. Человек может проделать за свою жизнь тысячи миль, но при этом оставаться в пределах между устьем и истоком одной-единственной реки.
— Все, что я могу сказать тебе, pan Торн, так это то, что ругии двигались на юг. И, tak, они, разумеется, выглядели очень воинственно.
— Я не совсем понял. Ты, кажется, сказал, что они также были легковооруженными?
— Tak. Когда мы в прошлый раз плавали в верховья реки, нам не подвернулось никаких подходящих товаров, которые можно было бы выгодно перевезти. По приказу короля ругиев Февы мы взяли фураж и провиант для его армии — и не только наше судно, но и многие другие, — все это было велено доставить в разные места на двух реках — Висве[46] и Буке. Король все заранее подготовил, поэтому его людям и лошадям не пришлось нести ничего, кроме самого необходимого; воины были уверены, что они найдут еду и фураж по всему маршруту своего похода.
Король Фева и впрямь все хорошо подготовил, подумал я, и к тому же сумел сохранить свои приготовления в тайне. Армия ругиев, должно быть, ушла на юг, пока я жил у амазонок. Хотя я и испытал некоторое разочарование из-за этого, однако Решил, что не стоит менять свои планы и сходить на берег. Не было никакого смысла идти вслед за армией ругиев или пытаться опередить ее и предупредить Теодориха. Наверняка теперь он и сам уже все знает, если даже лодочник осведомлен о походе.
Когда начнется война, я обязан быть рядом со своим королем, и я верил, что так оно и произойдет. Опытные воины не любят воевать в зимнее время, точно так же им не нравится делать это ночью: холод, лед, снег и темнота могут порядком задержать их передвижение. Ну а пока Страбон соберет все свое войско вместе, разместит его и разработает подходящий план, наверняка уже наступит зима, и он отложит сражение до весны. Но, допустим, я прямо сейчас отправляюсь к Теодориху. Ну и что? В его армии будет больше на одного самого заурядного воина, и только. С другой стороны, я могу принести больше пользы там, где теперь нахожусь. Я вспомнил слова Теодориха о том, что неплохо бы иметь своего человека в стане врагов.
Поэтому-то я и остался на борту судна, пытаясь за время путешествия узнать у капитана и команды как можно больше о ругиях. Поскольку путь нам предстоял очень долгий: сначала около ста тридцати римских миль вниз по течению Бука до того места, где он соединялся с еще одной большой рекой, Висвой, и оттуда до моря еще двести пятьдесят миль, — у меня было время выяснить много различных фактов, а об остальном догадаться.
