— Да, сайон Торн.
Таким образом, весь следующий день юный Фридо, страшно гордясь собой, показывал мне Поморье. Вообще-то это было не бог весть как сложно, потому что город состоял преимущественно из огромного рынка и складов, куда сгружали товары, которые прибывали сюда из других мест. В самом Поморье не производят ничего, кроме янтаря, поэтому Фридо провел меня по многочисленным гранильным мастерским, чтобы показать, как из этого материала делают различные шарики, пряжки и фибулы.
Фридо оказался хорошим провожатым, потому что он был общительным парнишкой, вовсе не таким тщеславным, как его мать. Едва избавившись от ее опеки, он моментально преобразился: стал другим человеком, жизнерадостным и веселым, и оставался таким, по крайней мере пока не вспоминал о матери. Когда я спросил, не она ли запретила сыну отправиться в поход с отцом-королем, Фридо тут же помрачнел и пробормотал:
— Мама говорит, что я еще слишком маленький.
— Да уж, слепа материнская любовь, — сказал я, а затем продолжил: — Я знавал множество матерей, Фридо, но никогда не видел своей собственной, поэтому вряд ли могу судить об этом. Однако я полагаю, что война — это дело отцов и сыновей, а вовсе не матерей.
— Ты тоже думаешь, что я слишком мал, чтобы пойти на войну?
— Слишком мал, чтобы сражаться, возможно, но не наблюдать. Ты со временем вырастешь и станешь мужчиной, а каждый мужчина должен иметь боевой опыт. И нельзя упускать возможности его приобрести. Правда, тебе всего лишь девять лет. Так что тебе еще наверняка представится случай. А вот скажи мне, Фридо, что ты делаешь для того, чтобы испытать себя? Чем ты вообще занимаешься?
— Ну… Мне позволяют играть с другими детьми во дворце, только они ни в коем случае не должны забывать о моем высоком положении. Мне разрешают ездить верхом на моей лошади, одному, без посторонней помощи, но только не галопом. Мне позволяют бродить по пляжу одному и собирать морские ракушки, вот только нельзя заходить в воду. — Он заметил мой взгляд и смущенно заключил, запинаясь: — Я собрал огромную коллекцию морских раковин.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
Какое-то время мы шли молча, затем он спросил:
— А что делал ты, сайон Торн, чтобы испытать себя, когда тебе было столько же лет, сколько сейчас мне?
— В твоем возрасте… дай-ка подумать. У меня не было лошади. Или возможности собирать на песке раковины. И бо́льшую часть времени я занимался тяжелой работой. Но возле моего дома был водопад с пещерой, и внутри я обнаружил ямы и тоннели, которые вели все глубже во тьму земли, и постепенно обследовал их все. Я залезал на деревья, даже на самые-самые высокие, а как-то раз на верхушке одного такого дерева нос к носу столкнулся с росомахой и убил ее.
Фридо не сводил с меня глаз, они сияли восхищением и завистью, и в них была видна тоска.
— Как тебе повезло, что, когда ты был мальчиком, — пробормотал он, — у тебя не было матери!
Поскольку мне надо было завоевать доверие королевы Гизо, я убедил ее, что доставлю Фридо во дворец до наступления темноты. Там она нас и ждала — снаружи, не обращая внимания на холод, под охраной нескольких стражников — и нервничала так сильно, как беспокоится кошка-мать, когда кто-то берет на руки одного из ее котят. И так же, подобно кошке, она мигом успокоилась, когда я вернул ее сына в гнездо в целости и сохранности. Поэтому Гизо согласилась уже не так неохотно, когда я спросил, не могли бы мы с Фридо прогуляться и на следующий день. Я с радостью убедился, что королева накануне сказала правду, заявив, что все молодые и сильные мужчины-ругии отправились в поход вместе с ее супругом. И точно, все ее дворцовые стражники были, подобно таможенникам, с которыми я уже встречался в порту, старыми, толстыми и неповоротливыми.
Принц и королева ушли, чтобы поужинать, а я направился в свои покои в гостевом доме. И вновь трапеза состояла из удивительно однообразных блюд, приготовленных из одной и той же рыбы, только сегодня это была не сельдь, а треска.
В последующие дни мы с Фридо забирались все дальше и дальше от дома, теперь уже путешествуя верхом вдоль Янтарного берега. У Фридо был довольно выносливый гнедой мерин, хотя ему было далеко до моего Велокса, и мальчик очень неплохо ездил верхом, даже скакал галопом — я это ему не только позволял, vái, но даже подстрекал его к этому (когда поблизости не было никого, кто мог наябедничать на нас королеве). Фридо стал ездить еще лучше, когда я помог ему сделать такую же веревку для ног, как у меня, и объяснил мальчику, в чем ее удобство. В одно утро мы ездили вдоль пляжа на восток, в другое — на запад, но каждый раз в полдень я неизменно поворачивал назад в город, чтобы быть уверенным, что принц прибудет во дворец к ужину. Надеюсь, что они с матерью ужинали лучше меня, потому что меня все время кормили по очереди то сельдью, то треской. Будучи гостем, я вряд ли мог жаловаться, однако очень удивлялся подобному рациону.
Меня разочаровала не только еда! Янтарный берег оказался совсем не таким привлекательным, как его название. Сам пляж, как я уже говорил, был песчаным, и, наверное, летом тут было неплохо, если только не дул постоянно северный ветер. Однако, на мой взгляд, этот пляж имел один существенный недостаток, ибо выходил на Вендский залив Сарматского океана. Раньше мне уже доводилось видеть другую великую соленую гладь — Пропонтиду и Черное море, до чего же великолепный, скажу вам, вид. Но думаю, что никто не смог бы насладиться пейзажем, глядя на Сарматский океан. С самого берега и до горизонта он неспокойный, мрачный и серый, только полоска пены белеет там, где море встречается с сушей.
В те дни, когда мы с Фридо катались по берегу залива, погода становилась все холоднее и холоднее, ветры настолько усилились, что Янтарный берег определенно утратил хоть малейшую привлекательность. Сразу за причалами Поморья река Висва покрылась льдом, а где-то далеко на севере даже Сарматский океан стал замерзать. Серое море теперь омывало серые куски льда, выброшенного на пляж. Тем не менее мы с принцем находили удовольствие в наших прогулках — он, без всяких сомнений, потому, что на время освободился от строгой материнской опеки, а я — потому, что узнавал новое. Не все из этого, правда, годилось для написания истории. Например, Фридо отвел меня на песчаную косу, которую скловенские крестьяне называют nyebyesk povnó, «голубая земля» (хотя она скорее скучного зеленого цвета, а не голубого), где чаще всего находили куски, большие, маленькие и совсем крохотные, необработанного янтаря. Фридо неизменно выступал в роли переводчика, когда я задавал вопросы местным жителям, да он и сам сообщал мне полезные сведения — по крайней мере, мальчик сумел объяснить, почему меня кормят такой однообразной пищей.
