ясно, что допроса не избежать, и сейчас просто не до них. Алексей пытался вспомнить историю боя за вокзал, но ничего припомнить не мог. Исходя из обстановки зал ожидания был не единственным вокзальным помещением, который обороняли.
Между тем, звуки перестрелки постепенно приближались. Не прошло и часа, как издали снова послышался шум моторов. На этот раз к вокзалу подходили немецкие бронетранспортёры с автоматчиками. Силы были неравными – с одними винтовками бойцы не могли долго держаться против бронированных машин.
Старшина приказал кому-то, чтобы начали уводить гражданских вниз. Сержант с авиационными петлицами бросился в центр зала и в это время раздался взрыв оглушительной силы, с неописуемым грохотом и шквалом огня. Весь воздух, все кругом затрещало, загудело. Здание вокзала задрожало. Казалось, и земля-то бьется в судорогах, как при землетрясении. От удара разбился стеклянный потолок зала ожидания и осыпался на головы сидящих женщин и детей. Когда дым рассеялся, предстала страшная картина. Посеченные осколками люди кричали, плакали и корчились от боли. Некоторые женщины забились в угол, прижав детей к себе. Они от испуга и ужаса со многими сделалась истерика. Мамин заметил фигуру немолодой женщины, которая стояла с открытым ртом и расширенными глазами, что-то шептала, а по ее лицу ручьями стекала кровь. Рядом какая-то старуха упала на колени и крестилась.
Где-то недалеко раздавались взрывы бомб.
И у Мамина застучали зубы. Он обхватил руками колени. Они пульсировали мелкой дрожью. Ему пришла в голову мысль, что вот конец, вот сейчас упадет бомба, и все погибнут. Он сидел в оцепенении, чувствуя себя приговоренным к смерти.
Снаряды все чаще падали у вокзала. Пулеметный огонь гитлеровцев нарастал. Появились убитые и раненые среди пассажиров. Наступали вечерние сумерки. Оставаться в огромном зале ожидания с таким количеством обороняющихся было бы безумием. Вокзальные помещения забиты людьми – главным образом женщинами и детьми, надо было искать более надёжное убежище.
В зал откуда-то снизу вбежал Стебунцов, размахивая немецким автоматом. Мамин, растерянно проследил за пробегающим ефрейтором, но не решился окрикнуть, еще не отойдя от охватившего его чувства страха. Стебунцов Мамина не заметил.
– Товарищ старшина, – закричал Стебунцов.
Баснев, пригибаясь от осколков и пуль, подбежал к несущей колонне, где его ожидал Семен.
– Нас теснят в столовой. Долго не продержимся. Надо отойти, – выпалил, задыхаясь Стебунцов.
– А есть куда?
– Есть. Товарищ Шихов, – позвал ефрейтор седого, с прорезанным морщинами лицом, железнодожника в черном кителе.
– Старший диспетчер железнодорожного узла Шихов, – представился железнодорожник.
– Расскажите, что вы там придумали, – произнес Семен.
– А чего рассказывать. Под всем зданием вокзала обширная сеть подвалов. Подвалы разделёны на отсеки бетонными перегородками. Вот.
– И что? – спросил Баснев.
– Как что? Если туда людей уведем, сможем держать оборону. До прихода наших войск, – ободряюще прокричал Стебунцов.
Баснев удрученно покачал головой и тяжело вздохнул.
– Опасная идея. Но, видать, другого пути у нас нет.
***
В тёмные и полутёмные там, где они освещались небольшими окнами, выходящими наружу на уровне земли помещения подвала хлынула толпа людей, скопившихся на вокзале, заполняя все подземные отсеки. Как подсчитает потом Баснев, здесь собралось вначале до двух тысяч человек. Дети плакали, женщины порой бились в истерике, старики, растерянные и подавленные, не знали, что предпринять. Сюда же, вскоре вынуждены были отойти и военные. Теперь сам вокзал должен был перейти в руки гитлеровцев, а внизу, под ним, около сотни бойцов занимали оборону у входов в повал и подвальных окон. Мамина и Поярков раздельно спустили по бетонным ступеням вниз и усадили в маленьком помещении, оставив часового.
В подвале гул разрывов был не таким громким. Алексей подвинулся ближе к Пояркову, но часовой тут же прервал не начавшийся разговор, пригрозив винтовкой.
– Да свои мы, – сказал обиженно Мамин.
– И этот тоже? – кивнул на Пояркова часовой.
– И я, – ответил Поярков.
– Командование придет и разберется, какие вы свои, – буркнул часовой.
Через час, много два, в тесное помещение вошли трое военных. Лейтенант Николай Шимченко, лейтенант Воробьев и старшина Баснев.
Воробьев с порога воскликнул:
– Мамин. Капитан. Во, дела.
Воробьев Андрей Яковлевич, начальник линейного отделения милиции станции Брест-Литовский, был родом из деревни Студенец Шумячского района Смоленской области. Высокий лоб с залысиной, монголоидные глаза с опущенными по краям уголками, две морщинистые борозды треугольником устремленные к губам, по девичьи изрезанными бантиком. Он казался старше своих лет. На месте была с утра 21 июня, когда Мамин впервые увидел Воробьева, неряшливо свисающая на нитке вторая сверху пуговица.
Трудовую деятельность Воробьев начал в детском возрасте в качестве подпаска; потом добровольцем ушел в Красную Армию; в 1923-ем курсант командных пехотных курсов. Демобилизовался, вернулся домой, поработал в народном хозяйстве и по мобилизации, как лицо мужского пола, достигшее призывного возраста, установленного тогда Законом в 21 год отроду, и имеющее должное социальное происхождение проходил службу в качестве пулемётчика в городе Москве в частях Дивизии особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского (имя главного чекиста присвоено в 1926 году) при Коллегии ОГПУ. С 30-х гг. был помощник линейного уполномоченного ДТО станции Семёновка. Там же был подвергнут двум дисциплинарным взысканиям. Так, 7 августа 1930 года чекисту Воробьёву приказом начальника ДТО за № 137 был объявлен строгий выговор с формулировкой: «За бездеятельность розыска», а 16 ноября 1930 года приказом начальника ДТО за № 183 он же был подвергнут аресту сроком на пятнадцать суток «за продажу револьвера».
В должности начальника линейного отделения лейтенант Воробьев, как бывалый чекист, отследил появление в городе лиц с диверсионной подготовкой. Поэтому, когда увидел последствия боя Мамина на дороге, нисколько не удивился. В первые минуты войны возглавил, как и полагалось ему по должности, оборону железнодорожного комплекса станции Брест и, в том числе, Брестского железнодорожного вокзала. Сплотил вокруг себя не только подчинённых по возглавляемому ЛОМ, но и разрозненные группы военнослужащих войск Наркомата внутренних дел СССР из 17-го Брестского пограничного Краснознамённого отряда и 60-го стрелкового полка войск НКВД СССР по охране железнодорожных сооружений, а также стрелков местных подразделений железнодорожного ВОХР.
Допрос был краткий. Воробьев подтвердил личность Мамина. И, казалось бы, вопрос с ним был исчерпан. Но неясно было с немецким командиром СС. Поярков попытался сказать о суперсекретной операции, но Шимченко его прервал.
– У нас нет времени слушать ваши басни. Какую бы секретную операцию вы не выполняли, при вас должны быть подтверждающие личность документы. Их у вас нет. А вот немецкие есть. Вы, товарищ Мамин, подтверждаете, что знаете унтерштурмфюрера Ваффен СС Клюзенера? – спросил Шимченко, одетый в желтое кожаное пальто, поверх гимнастерки.
– Да, я могу подтвердить его личность. Это наш разведчик Поярков
